НОВОСИБИРСК в фотозагадках. Краеведческий форум - история Новосибирска, его настоящее и будущее

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » НОВОСИБИРСК в фотозагадках. Краеведческий форум - история Новосибирска, его настоящее и будущее » Книги и публикации » Путевые записки о Кривощёково/Новониколаевске/Новосибирске


Путевые записки о Кривощёково/Новониколаевске/Новосибирске

Сообщений 1 страница 50 из 136

1

...

Отредактировано VECTOR (05-12-2020 13:53:11)

0

2

Просто решил посмотреть какие-то упоминания о окрестностях нашего города в путевых записках иностранцев, которые бывали тут проездом или как-то иначе.
Честно говоря, особо так не искал, а пока лишь лениво полистывал какие-то старые книги, и встретил в двух книгах описание того, как во время ещё недостроенного моста пришлось перебираться от ст.Кривощёково до ст.Обь двум группам путешественников.
Первая группа из 4-х англичанин сделала это в феврале 1896-го.
Вторая группа из английского дипломата-зоолога  James Young Simpson и соотечественника  князь Никола́й Дми́триевич Голи́цын (приговор исп. 2 июля 1925 года) проехала летом 1896-го.

Чего особо нового не прочтёте, лишь впечатления об коротком отрезке пути у моста.
Впрочем, во втором случае в тексте упоминается о пожаре на строительных лесах моста, который задержал строительство.
Сегодня пока про первую группу.
Итак, в феврале 1896-го - четыре англичанина, среди которых выделю автора-журналиста Robert Louis Jefferson, который в конце 19-го века был велосипедистом-путешественником, который неоднократно посещал Россию и написал несколько книг-путевых заметок.
На фотке ниже его старт велопутешествия до Москвы. Также по Сибири где-то на велике ездил, есть книга, но в интернете её нет, лишь обзор читателя на неё.
Говорю заранее, что мои источники англоязычные.
Обзор читателя книжки 1896-го  "Across Siberia on a Bicycle" : http://dustymusette.blogspot.com/2018/0 … cycle.html
Интервью с внуком: https://www.trebuchet-magazine.com/robe … jefferson/
http://images.vfl.ru/ii/1598623200/c4dfc1d8/31472991_m.jpg http://images.vfl.ru/ii/1598623312/32d896b4/31473000_m.jpg

Спрашивается, а на кой их занесло сюда в лютый февральский мороз? Неужели попутешествовать?
Ответ тут в обзоре книги  "Roughing it in Siberia" (1897): https://siberiansteppes.com/2018/09/25/ … n-siberia/

He is pretty vague about the purpose of his journey, other than to inspect some goldmines – presumably on behalf of British investors. His companions included John Scawell, an Englishman who had just returned from goldmines in Australia, India and the Transvaal, and Evan Asprey, who had spent five years in Siberia and could speak Russian. The third was Thomas Gaskell, an American citizen of English origin, only 28 but well-travelled throughout Asia. All were aware that once completed, the new railway would create many potential business opportunities in Siberia, if only they could defeat the notorious Russian bureaucracy.

Он довольно расплывчато описывает цель своего путешествия, кроме проверки некоторых золотых приисков - предположительно от имени британских инвесторов. Его товарищами были Джон Скауэлл, англичанин, только что вернувшийся с золотых приисков в Австралии, Индии и Трансваале, и Эван Эспри, который провел пять лет в Сибири и мог говорить по-русски. Третьим был Томас Гаскелл, американский гражданин английского происхождения, которому всего 28 лет, но он много путешествовал по Азии. Все знали, что после завершения строительства новая железная дорога создаст множество потенциальных возможностей для бизнеса в Сибири, если только они смогут победить печально известную российскую бюрократию.

Собственно, вот книга, которая "попала" мне в руки: "Roughing it in Siberia" (1897)
Вот что, а перевести название книги затрудняюсь. Я вообще только технические тексты на английском читаю.)))
Вроде, как переводится "Дикарём в Сибирь" или "Дикари в Сибири". Разный смысл. )))
Короче говоря, ниже отрывок одной главы, текст которой я скопировал и отправил в онлайн-переводчик. Текст после переводчика почти не правил, всё как есть, лишь добавил примечания:
http://images.vfl.ru/ii/1598627710/3cd84a29/31473732_m.jpg http://images.vfl.ru/ii/1598627710/0a7d1fa4/31473731_m.jpg http://images.vfl.ru/ii/1598627710/782bc7cc/31473730_m.jpg http://images.vfl.ru/ii/1598627710/e229bdb2/31473729_m.jpg

Оригинал текста

CHAPTER VI.

IN THE OBI VALLEY.

Three days after leaving Omsk, the train drew up at the rather important station of Kreveschokovo. It was important as a station, because here was the first check in our train journey from the Hook of Holland. We had arrived, as a matter of fact, at the end of the railway metals which lay in one continuous line from the most western part of Europe riefht to the banks of the Obi River. The bridge had not yet been completed over this colossal water highway, and in order to resume our train journey it was necessary to take sledges from the station of Kreveschokovo, across the river to the station of Ob.
I think that everybody was more or less glad that the bridge was not completed. To ride in a sledge, after being cooped up in the overheated train, was a bit of a change, at any rate, and I must confess that we four Englishmen jumped at the chance.
We had reached the end of the steppe, and before us now lay mountainous country, and the difficulties which the engineers of the Trans-Siberian Railway had experienced were evident on all hands. The Obi at this point was some two miles wide, and a bridge over such a distance as that was no mean task. The railway, we understood, was completed almost as far as Kansk, nearly a thousand miles further on; but in spite of all the haste of the Russian engineers, the Obi bridge was yet far from completion.
In the gathering twilight of an early February afternoon we stood out on a bluff
overlooking the frozen river and surveyed the workings of what must rank as a monumental engineering enterprise. The Obi bridge is built on the suspension plan on high tiers, and is simply a network of girders and stanchions, great earthworks running up from the level plain on either side to a considerable height.
We alighted, and the kind Russian officials left us to shift for ourselves with regard to transportation across the river. We got out our baggage, which was immediately distributed by energetic porters in various and inaccessible portions of the station, and then wandered out to find something in the shape of a sledge which would carry us to the station of Ob, seven miles away. Unfortunately for our plan, the whole of the passengers of the Siberian train were on the same tack, and knowing Russian better than we, managed at any rate to get hold of the best isvostchiks who ply for hire. Ultimately we were able to secure a basket-work arrangement, tied on a couple of runners, and which was supposed to be drawn by a pair of horses, the size of which, in comparison to the size of the vehicle, was rather ludicrous. Whether it is the cold, or whether it is the terribly hard work which Siberian horses undergo, I don't know, but I am safe in saying that the average Siberian horse is not much Larger than an English donkey. There was, of course, the usual long and interesting bargaining encounter with the driver of the vehicle. From five roubles we got down to two at length, bundled in our baggage, pushed our way through the crowd of harpies who had looked at the whole proceedings and wanted tipping for so doing, and set off.
Down a little road past the station at a mad gallop; swish round the corner, and out over a level plateau. We banged against tree stumps which stuck out through the snow, cannoned against fence corners protecting some agricultural property, until, with a whirl and a clatter, we dashed down a short slope and were out on the river.
Before us lay the white expanse of ice, but all hummocky and broken. It is difficult to describe the appearance of that frozen river. Instead of a smooth level plain of ice, as one would expect to see, the whole surface was one jumbled mass of broken ice, which seemed as if at the very moment of its breaking, it had been arrested by King Frost and frozen solid. Great lumps, ten to fifteen feet high and four to five feet in thickness, towered above us; smaller pieces hung on to the larger by mere strips, and through this wilderness of congealation, a narrow road had been formed for the passage of vehicles. Over this road we galloped at a terrific pace, bumping and scrunching, whirling and swishing, the drosky clattering from side to side, now on one runner, now on the other, and all our traps jerking about like peas in a frying-pan, while we, poor unfortunate mortals, hung on by one hand, and with the other hand endeavoured to smother the mouth in order to warm the air for the lungs. A few minutes of this brought us into the centre of the river, where the ice was clearer, and a level plain stretched before us. It was a sublime sight then to see that noble river so silent and still, and it was something to realize the marvellous work of Nature in having secured the means to that end.
On again, with the light fading away behind us and the greyness of night creeping up ahead. Through the jagged ice once more, until, with a whoop and a halloo, we scuttled over a narrow stretch where the water oozed and spirted between a crack; then up the bank at a mad scramble, to disappear in a miniature forest, to whirl around at a breakneck speed on the edge of an embankment, and to clatter into the station yard at Ob with smoking horses, excited driver, and bruised bodies we, but pleased nevertheless.
The station at Ob is singular from the fact that previous to the Trans-Siberian Railway passing that way the region was a complete wilderness. Four years ago, when the railway reached that far, houses began to spring up with marvellous rapidity, and at the present time it is difficult to buy a plot of land in the vicinity of the station. Nor is this all. Recognizing that the Trans-Siberian Railway is bound to bring a large number of travellers from the East, who will probably in the summer make use of the great steamboat highway of the Obi system, hotels and magazines have been opened in anticipation of that traffic. All this was very surprising to us in face of the extreme apathy which seemed to obtain in every other part of Siberia so far. But the houses in Ob, although constructed of wood, and the magazines and hotels built on the orthodox Russian principle, were at any rate superior looking to those we had seen thus far.
Next day we arrived at the small station of Tigre. It was called Tigre because "tigre" is Russian for "forest." This little station was bang in the midst of the most impenetrable forest I had ever set eyes on…

Глава 6.

В долине Оби.

Через три дня после выхода из Омска поезд остановился на довольно важной станции Кревещаково (прим. Kreveschokovo). Это было важно как станция, потому что здесь была первая проверка на нашем путешествии от Хук-ван-Холланда (прим. – город в Голландии. Как понимаю, оттуда они поехали по железке). Фактически мы подошли к концу железной дороги, которая пролегала одной непрерывной линией от самой западной части Европы до берегов реки Оби. Мост через эту колоссальную водную магистраль еще не был достроен, и, чтобы продолжить поездку, нужно было перебраться на санях со станции Кревещоково через реку до станции Обь.
Думаю, что все были более-менее довольны, что мост не достроили. Поездка в санях после того, как мы заперлись в перегретом поезде, во всяком случае было для меня чем-то вроде изменения, и я должен признаться, что мы, четверо англичан, ухватились за этот шанс.
Мы дошли до конца степи, и теперь перед нами лежала горная местность, и трудности, которые испытывали инженеры Транссибирской магистрали, были очевидны со всех сторон. Оби в этом месте был около двух миль в ширину, и мост на такое расстояние было непростой задачей. Как мы поняли, железная дорога построена почти до Канска, то есть на тысячу миль дальше; но, несмотря на всю поспешность русских инженеров, мост Оби был еще далек от завершения.
В сгущающихся сумерках раннего февральского дня мы вышли на обрыв с видом на замерзшую реку и осмотрел работу того, что должно считаться монументальным инженерным предприятием. Мост Оби построен по подвесной схеме на высоких ярусах и представляет собой просто сеть балок и опор, огромные земляные работы, идущие от ровной равнины по обе стороны на значительную высоту.
Мы сошли, и добрые российские чиновники оставили нас, чтобы мы сами себе перебрались через реку. Мы вытащили свой багаж, который энергичные носильщики тут же раздали по различным и труднодоступным частям станции, а затем отправились искать что-нибудь в форме саней, которые доставили бы нас на станцию Обь, находящуюся в семи милях от нас. К несчастью для нашего плана, все пассажиры сибирского поезда были на одном галсе, и, зная русский язык лучше нас, удалось во всяком случае найти лучших извозчиков (прим. Isvostchiks), которые курсируют по найму. В конце концов нам удалось закрепить корзину, привязанную к паре бегунов, которую должна была запряжать пара лошадей, размер которой по сравнению с размером машины был довольно смехотворным. Я не знаю, от холода ли это или от ужасно тяжелой работы, которой подвергаются сибирские лошади, но могу с уверенностью сказать, что средняя сибирская лошадь ненамного больше английского осла. Разумеется, была обычная долгая и интересная встреча с водителем машины. С пяти рублей мы дошли до двух, запаковали багаж, протолкнулись сквозь толпу гарпий, которые смотрели все дела и хотели за это чаевых, и двинулись в путь.
По небольшой дороге мимо станции безумным галопом; сверните за угол и выйдите на ровное плато. Мы бились о пни, торчащие из снега, обстреливая углы ограды, защищающей сельскохозяйственные угодья, пока, с вихрем и грохотом, не бросились вниз по небольшому склону и оказались на берегу реки.
Перед нами лежало белое ледяное пространство, но все кочковатое и разбитое. Внешний вид этой замерзшей реки описать сложно. Вместо гладкой ровной ледяной равнины, как можно было бы ожидать, вся поверхность представляла собой одну беспорядочную массу битого льда, которая, казалось, в самый момент ее раскола была задержана Королем Морозом и замерзла. Над нами возвышались огромные глыбы, от десяти до пятнадцати футов высотой и от четырех до пяти футов толщиной; более мелкие части были прикреплены к более крупным на простых полосах, и через эту пустыню застывания образовалась узкая дорога для проезда транспортных средств. По этой дороге мы скакали в потрясающем темпе, натыкаясь и хрустя, кружась и свистя, с шумным грохотом из стороны в сторону, то по одному бегуну, то по другому, и все наши ловушки дергались, как горох на сковороде, а мы, несчастные смертные, держались одной рукой, а другой пытались задушить рот, чтобы согреть воздух для легких. Через несколько минут мы оказались в центре реки, где лед был чище, и перед нами простиралась ровная равнина. Тогда было восхитительно видеть эту благородную реку такой тихой и спокойной, и это было чем-то, что можно было осознать чудесную работу Природы, обеспечившую средства для этой цели.
Снова, свет угасает позади нас, а впереди ползет серая ночь. Еще раз сквозь зазубренный лед, пока мы с криком и криком не проскочили узкий участок, где вода сочилась и текла между трещинами; затем сумасшедшим рывком подняться по берегу, исчезнуть в миниатюрном лесу, кружиться с головокружительной скоростью на краю насыпи и с грохотом врезаться во двор станции у Оби с дымящимися лошадьми, возбужденным возом и телами в синяках. , но тем не менее приятно.
Станция на Оби уникальна тем, что до Транссибирской магистрали, проходящей по этой дороге, регион был сплошной дикой природой. Четыре года назад, когда так далеко зашла железная дорога, с удивительной быстротой стали появляться дома, и в настоящее время трудно купить участок земли в районе станции. И это еще не все. Осознавая, что Транссибирская магистраль обязательно привлечет большое количество путешественников с Востока, которые, вероятно, летом воспользуются большой пароходной магистралью системы Оби, гостиницы и магазины были открыты в ожидании этого движения. Все это было для нас очень неожиданным перед лицом крайней апатии, которая, казалось, наблюдалась до сих пор во всех остальных частях Сибири. Но дома на Оби, хотя и построенные из дерева, а журналы и гостиницы, построенные по православному русскому принципу, во всяком случае превосходили те, что мы видели до сих пор.
На следующий день мы прибыли на небольшую станцию Тигре (прим. «Tigre» - так они слышали название станции «Тайга»). Он был назван Тигре, потому что «тигре» в переводе с русского означает «лес». Эта маленькая станция находилась посреди самого непроходимого леса, который я когда-либо видел ...

В следующем посте чуть позже второй текст.

Отредактировано VECTOR (29-08-2020 22:55:34)

+10

3

Спасибо :)

VECTOR написал(а):

"Roughing it in Siberia" (1897)
Вот что, а перевести название книги затрудняюсь. Я вообще только технические тексты на английском читаю.)))
Вроде, как переводится "Дикарём в Сибирь" или "Дикари в Сибири". Разный смысл. )))

Для русских пожалуй наиболее приближенный перевод - "Дикарём по Сибири" Хотя ни англичане, ни американцы, ни др. нас не поняли бы :) "Отдых дикарём" это наше выражение. Его же у нас можно применить к путешествиям.
"Roughing it" у них - это путешествие в суровых условиях, претерпевая трудности, не имея цивильных условий.

А перевод зачастую дело субъективное. Всегда можно найти второе дно :)
Например, книга Марка Твена "Roughing it" в одном из русских переводов называется "Налегке". Хотя вроде какое уж там налегке. Но в переводе можно уловить и намёк на путешествия и на юмор, которого там полно.

VECTOR написал(а):

Вторая группа из английского дипломата-зоолога  James Young Simpson и соотечественника  князь Никола́й Дми́триевич Голи́цын (приговор исп. 2 июля 1925 года) проехала летом 1896-го.

VECTOR написал(а):

Впрочем, во втором случае в тексте упоминается о пожаре на строительных лесах моста, который задержал строительство.

Хм, знаю, что пожар был в марте 1896. Неужели ещё и летом?

0

4

Olga, благодарю за разъяснение. :)

Olga написал(а):

Хм, знаю, что пожар был в марте 1896. Неужели ещё и летом?

Да кто их знает ))), но всё же более вероятно, что в тексте ниже это упоминается в свете весеннего пожара.
Скорее всего к лету на берегу ещё оставались следы пожара в виде горелых демонтированных лесов, а может и на каких-то самих опорах они частично ещё оставались.
Там в начале текста совсем немного написано, просто как факт, без деталей.
Зато в тексте автор упоминает итальянцев на станции Обь, которые отправлялись на Запад, если я правильно понял.
Ну, тут без вариантов, итальянцы - каменотёсы, которые участвовали в строительстве каменных искусственных сооружений.

Перед тем, как перейти ко второму тексту, напомню, что первый текст относится к февралю, но вы сами понимаете, что можно было увидеть посреди зимы в феврале - один снег и холод кругом, поэтому и описание скупое, но хоть с какими-то эмоциями.
Предположительно путешественники избрали зиму, чтобы не мучаться от комаров, что я встретил как версию в отзыве на книжке по одной из ссылок выше.
Так как стройка ж.д. линии от Кривощёково на запад должна была окончиться как раз к концу 1895-го, то возможно это были чуть ли не первые проезжие европейцы, которые не были связаны со строительством.
...
Интернетный онлайн-перевод сами понимаете какой...
Какие-то слова не так переведены и прочее, но чтобы перевести нормально нужны силы и время, а этого всего как всегда в недостатке, так что если что-то в переводе не так (а это и так видно), то каждый может перевести более лучше.)))

Второй текст...
Повторюсь: вторая группа из английского дипломата-зоолога (фото слева)  James Young Simpson и нашего соотечественника (фото справа) князь Никола́й Дми́триевич Голи́цын (приговор исп. 2 июля 1925 года) проехала летом 1896-го.
http://images.vfl.ru/ii/1598714153/d6d80f65/31481744_m.jpg http://images.vfl.ru/ii/1598714196/4a2523d8/31481755_m.jpg

Если говорить про первоисточник, то тут чуть сложнее...
Информацию про автора и его друга-нашего соотечественника, который его сопровождал, я нашёл из двух источников.
Сам автор не просто так путешествовал, а ещё собирал информацию про тюрьмы и исправительную систему в России, в целом.
Не знаю, интересны ли кому такие подробности, но если, то вот из Вики перевёл ниже:

Оригинал на английском

Association with Russia and the Baltic States

Simpson's association with Russia began when Prince Nicholas Galitsyn visited Edinburgh in the early 1890s. Simpson befriended him and accompanied him on a visit to Siberia in the summer and autumn of 1896.[9] The object of the journey was to visit Siberian prisons and distribute bibles and other religious works to prisoners. Simpson made elaborate notes on the topography, agriculture, and customs of Siberia. These notes led to the publication of the book, Side-lights on Siberia in 1898. Subsequent books on Russia resulted from his regular visits to that country. In September 1910, Simpson accompanied his father to a medical congress in Petrograd (now St. Petersburg) in Russia. On this one week's visit, he met Baron Nicolai and other Christians who were impressed by his reconciliation of Christianity with science.[10] His last visits to Russia were in 1916 and April/May 1917 before the Revolution took place.[11] In 1919, Simpson worked with the British Delegation to the Peace Conference at Versailles to ensure that the Baltic States and Finland were established as independent states.[12] He was subsequently given awards by these countries in recognition of his services. His last visit to the Baltic States was in June/July 1932, when he received the honorary degree of Doctor of Law (D.Jur.) at the University of Tartu.[13]

Ассоциация с Россией и странами Балтии

Связь Симпсона с Россией началась, когда князь Николай Галицын посетил Эдинбург в начале 1890-х годов. Симпсон подружился с ним и сопровождал его в поездке в Сибирь летом и осенью 1896 года. [9] Целью поездки было посещение сибирских тюрем и распространение заключенных библии и других религиозных произведений. Симпсон сделал подробные заметки о топографии, сельском хозяйстве и обычаях Сибири. Эти записи привели к публикации книги «Боковые огни Сибири» в 1898 году. Последующие книги о России стали результатом его регулярных визитов в эту страну. В сентябре 1910 года Симпсон сопровождал своего отца на медицинский конгресс в Петроград (ныне Санкт-Петербург) в России. Во время этого недельного визита он встретился с бароном Николаем и другими христианами, на которых произвело впечатление его примирение христианства с наукой. [10] Его последние визиты в Россию были в 1916 году и в апреле / ​​мае 1917 года, до революции. [11] В 1919 году Симпсон работал с британской делегацией на мирной конференции в Версале, чтобы обеспечить создание Балтийских государств и Финляндии как независимых государств [12]. Впоследствии он был награжден этими странами в знак признания его заслуг. Его последний визит в страны Балтии был в июне / июле 1932 года, когда он получил почетную степень доктора права (D.Jur.) В Тартуском университете [13].

Cначала автор опубликовал свои путевые записи в английском журнале Blackwoods Edinburgh Magazine в январе 1897-го, а потом там же, чуть позже, ещё статью отдельно про тюрьмы в России.
Могу выложить его подшивку, но там, эта... букаф многа... да и нужно ли, так что ниже просто скриншоты для иллюстрации того, что там))) : https://yadi.sk/i/oWrWQIzsPYogSA

http://images.vfl.ru/ii/1598714664/91378f99/31481825_m.jpg http://images.vfl.ru/ii/1598714664/0fb6fe5f/31481824_m.jpg http://images.vfl.ru/ii/1598714663/0e6a4995/31481823_m.jpg
http://images.vfl.ru/ii/1598714663/62abed31/31481822_m.jpg

Но потом он скомпоновал статьи, кое-что дополнил, ненужное убрал и в 1898-м выпустил книгу Side-Lights on Siberia, глубинный смысл названия которой я также понимаю с трудом: https://yadi.sk/i/iHfbqgYMlm3wVg
Side-Lights - это габаритные огни по-русски, а на обложке по всей видимости каторжник.
Во вступлении там написано что дело было летом 1896-го, а также выражается благодарность разным официальным лицам, в том числе и Голицыну.

http://images.vfl.ru/ii/1598715873/281c7eb3/31482020_m.jpg http://images.vfl.ru/ii/1598715873/28d002ca/31482019_m.jpg http://images.vfl.ru/ii/1598715873/115d79fe/31482017_m.jpg http://images.vfl.ru/ii/1598715873/14a47c56/31482018_m.jpg

Короче говоря, ниже текст, который я скопировал, и перевод.
К сожалению, встречается трагичный момент в тексте...

Текст-оригинал

In time we come to Krivoschekovo, having just crossed the Barabinsky steppe. We are now 2058 versts from Moscow, 1325 from Tchelyabinsk. The river Ob is at this point to be spanned by a bridge of over 2500 feet; but as the wooden scaffolding was burned down, the construction of it has fallen much behind that of bridges farther on, and as yet only one girder unites two of the five stone piers. Here again we notice a gathering of settlers, who are, however, not allowed within the unfenced precincts of the station. A goodly number of log cabins may be seen in the vicinity, but these do not form the village, which is 4 versts off across the river. What one sees is simply the natural upgrowth of two years of railway labour. It follows that the original Krivoschekovo will decline in importance, and its place be taken by this upstart village: thus does the railway make and unmake places. To drive to the river, the only available conveyance is a country vozok. The first impression is that of a large basket supported on four wheels. More careful inspection discloses two stout axle-trees connected by six poles—branches unhewn and lying in the horizontal; a seventh, stronger than the rest, finds place below the other six. On this arrangement, only placed well forward, is perched the wicker basket, across which is set a board held in its place by ropes, and on this two men may sit with fear and trembling. Straw lines the bottom. A smaller board, most wonderfully balanced on the front edge of the basket, and also held in place by ropes, accommodates the driver. Behind the coble there remain about 3 feet of the horizontal framework, on which heavy baggage may be settled: it is an embryonic tarantass without the hood. The wheels have a run of 6 inches on the axle, which is so long as to prevent all chance of a capsize ; along this they perpetually wobble. The shafts are two young birch-trees, with the unlopped stumps of the branches still much in evidence. Between them is a small unshod Siberian pony, of a dun shade, in size and appearance not unlike a Shetlander; the traces are two half-inch ropes. It is supported by an outrunner trotting abreast, and retained by two as slender ropes, while a strap attaching his apology for a bridle to that of his neighbour hinders him from running at an angle of more than 45° to the line of progression. We start, how? The driver simply whistles to his pair, and off they bound. It is early morning, but here many of the people are already astir. The baker's shanty is thronged by simple hungry peasants. Already in an open shed the butcher quarters his unsavoury lamb before an eager assemblage.
Now we are off, but how the dust flies! The little tracehorse holds his head out to the left and runs for dear life. The track is cruelly rough: every few minutes we shoot into a hole, and are as quickly jerked out. Soon we reach the brown turgid Ob. On its farther bank the red rubashkas of the men and the brightly coloured dresses of the women stand out against the dull yellow huts that crowd the bank, and against the dark pine-trees behind. We arrive at the ferry-boat and board it. But notice its primitive simplicity. Two barge-like boats are joined by a large platform deck that is common to them both. At one end of this platform a wooden cogged wheel works on a stout beam to which the tiller is attached. More complicated is the contrivance by which this paddle - boat is made to move by a literal three -horse power. On the outside of either boat is a puddle-wheel with wooden blades; these are connected also with a large cogged wheel which lies in the horizontal. Outside this wheel is a trotting-ground, where the three ponies perform perpetual circles, being attached by horizontal poles to one large vertical axle leading through the centre wheel. The upper end of this axle turns in another thick beam that stretches across over all, being supported on either side outside the pony-track by a wooden pillar. Two of the ponies had attendant boys, who continually walked behind them and kept them moving. The third driver was a tall fine-looking peasant with a mop of curly yellow hair and a bushy unkempt beard. In his magenta shirt and much - patched black velveteen pantaloons, whose ends were buried in tall boots, he looked an imposing figure ; and it seemed a pity that a man who had to stoop each time he passed under the high crossbeam already alluded to, should have to spend his days doing such menial service.
The clayey road creeps irregularly up the bank through the straggling huts that comprise the village. A tributary of the Ob has cut deeply into the bank, and the wooden bridge with its loose planks shakes and rattles ominously as we fly across, to bury ourselves in the sweet pine-woods. The dusty road winds and twists through verst after verst of placid pine and trembling aspen: its roughness causes us to make acquaintance with every corner of the oscillating basket. The back seat is no longer tenanted; it simply serves as something to which to cling. We pass two telyegas filled with various household stuffs: behind them are walking three barefooted peasant women with bright merry faces, a little girl with a handful of wildflowers, and four or five men. My companion salutes them: they are from Periyaslav in South Russia, and are proceeding to their new home, some forty miles away. Still we go on; and then another turn of the road brings us face to face with a second slow procession. In the first wicker cart sit two young men clad in grey, with bare heads and clean-shaven faces: on their knees is the coffin of a little child, dressed out in pink and wildflowers. In the second cart rides the father, with haggard downcast look, wearing the unbleached cotton coat that proclaims him to be something more than a peasant; and by his side is a young boy. The third cart contains two women. One is the mother—you see it in her face.
At last we come to the station in the wood; it is called Ob. A cluster of buildings is growing up; it looks as if some day it will be a place of importance. As yet, how ever, nothing is open save a waiting-room; the ticket office is in a fourth-class waggon on the train, and still there are settlers, still the crowd of interested peasants. But now the country changes: up to the Ob, plain had predominated. What seems rather like an unending park, planted with silver birch, the beauty of the Siberian forest, now supervenes. The orange - tinted Trollius asiaticus, so expressively called in Russian what we might render as "little fire", colours the open ground in part, growing more plentifully, however, in the shade of individual trees. The wild rose also abounds, and brackens usurp what remains. Along the railway-line, which winds in long-drawn sigmoid curves, navvies are now in greater evidence. The Direction takes on practically all who offer, as the supply is not in excess of the demand. The unusual daily wage of 1,25 ruble is paid; labour cannot be got cheaper. On the western half of the line the men are mainly Russians, Siberians, and in a few instances Italians; farther east you find convicts, Chinese, and Koreans. During the summer they He out at night or rear a simple dwelling by means of sleepers, much as a child makes a house of bricks.

В этом месте кое-какая вставка про тюремную систему, которая убрал, а закончу фрагментом ниже....

Again we have exchanged our wooded park for the open plain, along which we ride now somewhat timidly, and at last reach the banks of the river Tom, where the unfinished bridge once more renders the ferry-boat indispensable. Later we saw the testing of the bridge previous to opening. On each span a train consisting of four locomotives and four laden waggons had to remain for two hours; thereafter the train traversed the bridge several times, increasing the rate of speed at each passage.

Вовремя подъезжаем к Кривощёково, только что перейдя Барабинскую степь. Сейчас 2058 верст от Москвы, 1325 от Челябинска. В этом месте через реку Обь будет переброшен мост высотой более 2500 футов; но поскольку деревянные леса сгорели, их конструкция сильно отстала от мостов, построенных дальше, и пока только одна балка соединяет два из пяти каменных опор. Здесь мы снова замечаем скопление поселенцев, которым, однако, не разрешено находиться на огороженной территории станции. Поблизости можно увидеть изрядное количество бревенчатых хижин, но они не образуют деревню, находящуюся в 4 верстах за рекой. То, что мы видим, - это просто естественный рост двухлетнего труда на железной дороге. Отсюда следует, что изначальное Кривощёково потеряет свое значение, и его место займет эта выскочка: так железная дорога делает и разрушает места. Для проезда к реке единственный доступный транспорт - это загородный возок. Первое впечатление - это большая корзина на четырех колесах. При более внимательном осмотре обнаруживаются две крепкие осиные деревья, соединенные шестью жердями - неотесанные ветви, лежащие горизонтально; седьмой, более сильный, чем остальные, находится ниже остальных шести. На этом устройстве, только сдвинутом вперед, находится плетеная корзина, поперек которой установлена доска, удерживаемая на ее месте веревками, и на ней могут сидеть двое мужчин в страхе и трепете. Соломинка выравнивает дно. На меньшей доске, прекрасно сбалансированной на переднем крае корзины и удерживаемой веревками, находится водитель. За булыжником остается около 3 футов горизонтального каркаса, на котором можно разместить тяжелый багаж: это эмбриональный тарантас без капюшона. Колеса имеют пробег по оси 6 дюймов, что позволяет исключить возможность опрокидывания; при этом они постоянно колеблются. Стержни - это две молодые березки, на которых все еще видны незакрепленные обрубки ветвей. Между ними стоит небольшой необутый сибирский пони серовато-коричневого оттенка, размером и внешностью мало чем отличающийся от шетландца; следы представляют собой две полудюймовые веревки. Он поддерживается бегуном, идущим в ряд, и удерживается двумя тонкими веревками, в то время как ремешок, прикрепляющий его извинение за уздечку к уздечке его соседа, мешает ему бежать под углом более 45 ° к линии движения. Начнем, как? Водитель просто свистит своей паре, и они поскакали. Раннее утро, но здесь многие люди уже встали. Хижина булочника заполнена простыми голодными крестьянами. Уже в открытом сарае мясник раскладывает своего отвратительного ягненка перед нетерпеливым собранием.
Теперь поехали, а как пыль летит! Маленькая гончая выставляет голову влево и бежит, спасая свою жизнь. Трасса жестоко грубая: каждые несколько минут выстреливаем в яму, и так же быстро вырываемся. Вскоре доходим до бурой надутой Оби. На дальнем берегу красные рубашки мужчин и яркие платья женщин выделяются на фоне унылых желтых хижин, теснившихся по берегу, и на фоне темных сосен позади. Прибываем на паром и садимся на него. Но обратите внимание на его примитивную простоту. Две баржи-лодки соединены общей для них большой палубой-платформой. На одном конце этой платформы деревянное зубчатое колесо работает на прочной балке, к которой прикреплен румпель. Более сложным является устройство, с помощью которого эта гребная лодка приводится в движение буквально силой трех лошадей. С внешней стороны каждой лодки - лужа с деревянными лопастями; они также связаны с большим зубчатым колесом, которое лежит горизонтально. За пределами этого колеса находится площадка для бега рысью, где три пони совершают бесконечные круги, будучи прикрепленными горизонтальными полюсами к одной большой вертикальной оси, ведущей через центральное колесо. Верхний конец этой оси превращается в еще одну толстую балку, которая тянется по всей поверхности и поддерживается с обеих сторон за пределами пони-трека деревянной опорой. У двух пони были мальчики-помощники, которые постоянно шли за ними и заставляли их двигаться. Третий водитель был высоким красивым крестьянином с копной вьющихся желтых волос и густой растрепанной бородой. В своей пурпурной рубашке и черных вельветовых панталонах с множеством заплат, концы которых были утоплены в высоких сапогах, он выглядел внушительно; и казалось жалким, что человеку, которому приходилось наклоняться каждый раз, когда он проходил под уже упомянутой высокой перекладиной, приходилось проводить свои дни, выполняя такую черную службу.
Глинистая дорога неровно поднимается по берегу через разбросанные хижины, составляющие деревню. Приток Оби глубоко врезался в берег, и деревянный мост с его рыхлыми досками зловеще трясется и гремит, когда мы летим, чтобы похоронить себя в сладком сосновом лесу. Пыльная дорога петляет и петляет версту за верстой из спокойной сосны и дрожащей осины: ее шероховатость заставляет знакомиться со всеми уголками колеблющейся корзины. Заднее сиденье больше не арендовано; он просто служит чем-то, за что можно цепляться. Мы проезжаем два телега, набитых всякой всячиной: за ними идут три босоногих крестьянки с яркими веселыми лицами, девочка с горсткой полевых цветов и четверо-пятеро мужчин. Мой товарищ приветствует их: они из Перияслава на юге России и направляются в свой новый дом, примерно в сорока милях от них. Тем не менее мы продолжаем; а затем еще один поворот дороги встречает нас лицом к лицу со второй медленной процессией. В первой плетеной тележке сидят двое молодых людей в сером, с голыми головами и чисто выбритыми лицами; на их коленях стоит гроб маленького ребенка, одетого в розовые и полевые цветы. Во второй телеге едет отец, с изможденным, опустившимся взглядом, в небеленом хлопчатобумажном пальто, которое объявляет его чем-то большим, чем крестьянин; и рядом с ним молодой мальчик. В третьей телеге находятся две женщины. Одна из них - мать - вы видите это по ее лицу.
Наконец мы подходим к станции в лесу; он называется Обь. Кластер зданий растет; похоже, что когда-нибудь это станет важным местом. Пока, однако, ничего не открыто, кроме зала ожидания; Касса в вагоне четвертого класса поезда, а там еще есть поселенцы, все еще толпа заинтересованных крестьян. Но теперь страна меняется: до Оби преобладала равнина. То, что больше походило на бесконечный парк, засаженный серебристой березой, теперь дополняет красота сибирского леса. Оранжевый Trollius asiaticus, так выразительно названный по-русски тем, что мы могли бы выразить как «маленький огонь», частично окрашивает открытую землю, однако более обильно растет в тени отдельных деревьев. Шиповник также изобилует, а папоротники захватывают то, что осталось. Вдоль железной дороги, которая извивается длинными сигмовидными изгибами, теперь более очевидны военно-морские силы. Дирекция принимает практически всех, кто предлагает, поскольку предложение не превышает спроса. Выплачивается необычная дневная заработная плата в размере 1,25 рубля; труд нельзя подешеветь. На западной половине линии мужчины в основном русские, сибиряки и в некоторых случаях итальянцы; дальше на восток - осужденные, китайцы и корейцы. Летом они выгуливают ночью или строят простое жилище с помощью шпал, как ребенок строит дом из кирпичей.

В этом месте кое-какая вставка про тюремную систему, которая убрал, а закончу фрагментом ниже....

Мы снова поменяли наш лесной парк на открытую равнину, по которой мы сейчас несколько робко едем и, наконец, достигаем берега реки Томь, где недостроенный мост снова делает незаменимым паром. Позже мы видели тестирование моста перед открытием. На каждом пролете поезд из четырех локомотивов и четырех груженых вагонов должен был оставаться по два часа; после этого поезд несколько раз пересек мост, увеличивая скорость на каждом переходе...

+6

5

Уважаемый VECTOR!
Вы в который раз дали нам всем  (или почти всем) шикарный пас в историю.
Примите искреннюю благодарность.

0

6

Юрий Шилов написал(а):

шикарный пас в историю.

Так-то ничего нового, конечно, но детали всё же интересно узнавать, в том числе и технического плана. Особенно интересно, когда очевидно, что до тебя никто из Новосибирцев этот текст не читал...
Вот так вот узнали каково это было во времена доисторического Новосибирска зимой и летом перебираться с одного берега на другой. Поди никаких других записей уже и не будет, но надежда есть...
По последнему тексту примечания:

"...Оранжевый Trollius asiaticus, так выразительно названный по-русски тем, что мы могли бы выразить как «маленький огонь», частично окрашивает открытую землю, однако более обильно растет в тени отдельных деревьев..."

Trollius asiaticus - Купальница азиатская

Под конец уже предложение, так там не "военно-морские силы" должно быть в переводе, а "строители железной дороги" (navvies).

Вдоль железной дороги, которая извивается длинными сигмовидными изгибами, теперь более очевидны военно-морские силы. (верно - "строители железной дороги")

Отредактировано VECTOR (30-08-2020 19:23:18)

0

7

VECTOR написал(а):

Так-то ничего нового, конечно, но детали

Тут-то как раз и Hund gegraben

0

8

Simpson_James_Young_SIDE-LIGHTS ON SIBERIA Some Account of the Great Siberian Railroad, the Prisons and Exile System_EDINBUGH&LONDON_1898_452

Добавил интерактивное оглавление. Книга интересная, но это по сути картинки, текст можно признать - не распознан, абракадабра, даже оглавление пришлось распознавать заново

http://images.vfl.ru/ii/1598811904/05af1882/31493338_m.png

+5

9

Очень хорошая находка, пророческий текст.
Я тоже давно собираю воспоминания иностранцев о Новониколаевске , но это мне не попадалось

0

10

перевод машинный

Simpson_James_Young_SIDE-LIGHTS ON SIBERIA Some Account of the Great Siberian Railroad, the Prisons and Exile System_EDINBUGH

Не было необходимости рано вставать на следующее утро, так что мы потворствовали большей доле сна, чем позволяли себе некоторое время. Когда же мы поднялись, то решили отдохнуть, не более напряженно, чем сделать несколько покупок или изучить обычаи жителей. В одной из кондитерских Ново-Николаевска мы купили хорошие сладости и торты. Нам достоверно сообщили, что владелец - сосланный убийца. Когда я прокомментировал это, мне сообщили, что есть один человек, который, как практически известно, совершил два убийства в пригороде Ново-Николаевска, но так как ни один свидетель не видел, как он их совершил, он на свободе, в компании с несколькими другими изгнанными убийцами, в том же городе. .Мы также купили несколько московских печенек у сосланного осужденного в одном из продуктовых магазинов. Все огурцы, варенья, соусы и почти все готовые изделия привезены из Москвы. Скотоводческая семья импортировала небольшую партию печенья из Карлайла, но пошлина и перевозка были слишком дорогими, чтобы продолжение такой торговли было полезным. После этого я прогулялся до новой церкви из красного кирпича, где проходило религиозное богослужение, так как мне очень хотелось посмотреть, как проходит сибирское богослужение. Подойдя к дверям, я вспомнил одну из сцен, изображенных в Библии, где увечья, остановка и слепые собрались вместе, чтобы услышать Евангелие. Здесь, однако, толпа состояла из нищих, главной целью которых было получение милостыни от крестьян, которые, если появлялись на богослужении, были так же бедны, как и они. Однако это занятие казалось достаточно доходным, так как нищие получали пасхальные яйца, хлеб и всевозможные блюда, а иногда и деньги. Я протолкнулся через дверной проем, поднявшись на четыре ступени, и вошёл на крыльцо, откуда мог видеть до алтаря, на котором служил священник. Крестьяне покупали свечи по цене от пяти до пятидесяти копеек, и эти свечи зажигались и проходили мимо, чтобы поставить их на алтарь. Мне сообщили, что священник особенно желал, чтобы его община покупала те, которые продавались за пятьдесят копеек, вместо тех, которые продавались за пять копеек, так как его прибыль от всех сделок составляла 90 процентов. Из информации, собранной мною из нескольких источников, я понял, что алтайские священники, в общем-то, не пользуются большим уважением. Я слышал, что в Бийском районе, например, вымогательство денег у крестьян происходит в таких масштабах, что крестьяне иногда протестуют, протест принимает форму избиения священников.
Находясь в Ново-Николаевске, я получил, на мой взгляд, очень точную информацию на эту тему. Священники в Ново-Николаевске имеют настолько явный интерес к выгоде, что граничит со скандалом. Есть соревнование с акушеркой, когда юный сибиряк впервые появляется на свет, соревнование, когда ребенок должен быть крещен, соревнование по исполнению обряда бракосочетания, и, что еще хуже, соревнование, когда должно произойти захоронение. Если ребенок от христианского отца, то через девять дней после рождения акушерка берет его на крещение. Когда этот обряд заканчивается, крёстная дарит ребёнку какое-то полезное изделие, а крёстный дарит ему серебряный или золотой крест, который носит ребёнок всю жизнь. Этот крест благословляется священником при крещении, но, чтобы сделать его вдвойне святым, перед тем как священник надевает его на ребенка, необходимо пройти форму крещения и ребенок погружается в воду. После этого крёстная мать предоставляет платье для матери, а также простыню для укутывания ребёнка. Затем священник срезает немного волос ребенка, скрепляет их вместе, нанеся немного воска, взятого из горящей свечи, и затем кладет на верх воды. Если он утонет, ребенок умрет. В течение года, если он будет плавать, ребенок будет жить. Это суеверие очень глубоко укоренилось. После этого акушерка принимает гостей. Она раздает поднос, на котором лежат водка и другие напитки, и, когда гости берут свои стаканы, они кладут деньги по средствам. Эти деньги передаются акушерке.
Крёстный отец и крёстная должны быть родственниками друг друга. Единственная обязанность крёстного отца и крёстной - наблюдать за тем, как ребёнок получает своё первое причастие; после семилетнего возраста он больше не получает причастия без исповеди и отпущения грехов. Эту информацию мне дала одна англичанка, и, хотя могут быть некоторые люди, которым эти привычки и обычаи нравятся, они ее совсем не удовлетворили. Как и две другие англичанки, которых я встретил там с их семьями, у нее была сильная тоска по Лондону и лондонской жизни. Даже услышать, что кто-то едет в Лондон, казалось, вызывают ее мучения.
Вечером перед отъездом со станции Оби я пошел прогуляться по главной набережной. Это великая сибирская железная дорога, самая длинная набережная в мире, но железнодорожное сообщение не такое значительное, как на английских линиях, так что шансы быть переехавшей очень малы.
Я заметил, что в процессе возведения находится большая казарма, а также большая фабрика по изготовлению сухарей и галет для солдат. Возвращаясь к другу, я заметил, что поток воды в центре улиц значительно усилился, что сделало их переход не малым сложным делом; на самом деле, нам потребовалось все наше время, чтобы успешно справиться с одним из больших ручьев возле железнодорожной набережной.
У нас был прощальный ужин и концерт, на котором присутствовала элита Ново-Николаевска, в том числе и ссыльный граф.  Потом меня отвезли на вокзал в дрожках, так как к этому времени дороги были почти очищены от снега.
В среду утром в 1.25 я сел в почтовый поезд с намерением успеть на сибирский экспресс в Кургане, который через два дня отправится в путь, я подумал, что, возможно, разумно выложив рубль, мы сможем получить билет второго класса на причал первого класса, но этот эксперимент в области palm-oil бизнеса, который так много писателей о Сибири прокомментировали, не увенчался успехом, и меня посадили во второго класса купе. Этот опыт значительно ослабил мою веру во всех тех, кто увеличивает склонность сибирских чиновников принимать взятки. Я знаю, однако, об одном хорошо подтвержденном случае. Некий ветеринарный врач должен был осмотреть какой-нибудь скот и выдать справку, свидетельствующую об их безупречном здоровье, что было необходимо для отправки их по железной дороге. Так случилось, что накануне он провел ночь в автомобильных играх и сильно проиграл, так что он был слишком устал или ленив, чтобы встать с постели, чтобы сделать это. Только когда была достигнута договоренность о выплате стольких копеек на корову, он подписал свидетельство. Это он сделал, не сделав ни малейшего запроса. Конечно, если бы правительство знало о таких случаях, их бы очень быстро прекратили, и был бы принят такой акт, который было бы признано необходимым пройти в Англии, но не было никакой агитации с этой целью. Человек, который сообщил мне об этом инциденте, знал как крестьянина, которому принадлежали коровы, так и ветеринара, который выбрал это средство для того, чтобы окупить свои потери по картам. Игра в карты и выпивка водки, судя по всему, стали причиной падения очень большого числа чиновников, которые в конце концов попали в лапы ростовщиков. Тогда они безнадежно обанкротились, так что неудивительно, что они ни перед чем не останавливаются, когда речь заходит о взяточничестве. Сумма, потраченная на карточные игры, превышает бюджет национального образования, по оценкам, на 600 000 фунтов стерлингов, так что это совсем не противоестественно, если приводит к взяточничеству и коррупции в России и Сибири. Конечно, прежде чем человек сможет брать взятки, он должен быть морально и, возможно, финансово банкротом, и те немногие люди, которые отвечают на это описание, могут быть сродни обычному вору, который начинает воровать, чтобы вернуть себе потерянное положение. Очень мало сомнений в том, что российское правительство было ограблено оптом таким образом при строительстве Сибирской железной дороги. Находясь в сибирских степях, у них был прекрасный шанс, и они им воспользовались в полной мере, но ограбление этого описания не ограничивается Сибирью.
Я читал статьи людей, которые делают вид, что знают причину, по которой строится Сибирская железная дорога, которые свободно выражают свое мнение, что она не будет действовать на военных работах, она будет нести ответственность за всевозможные поломки. Поскольку во время войны мой бизнес, в основном, зависел от Великой Сибирской железной дороги, перевозившей масло, несколько моих замечаний на эту голову могут в какой-то степени оказаться ценными. Внимательно изучив линию, я пришел к выводу, что Великая Сибирская железная дорога имеет полное право стоять в одном ряду с семью чудесами света, являясь, по сути, грандиозным предприятием, и что ее главной целью является не угроза Японии, а просто развитие страны. Надо помнить, что в малонаселенных странах железные дороги строятся, прежде всего, для того, чтобы увеличить население этой страны, в то время как в густонаселенных странах железная дорога строится на благо народа. Одним из очень весомых доказательств того, что Транссибирская магистраль не была построена для военных целей, является тот факт, что когда в 1903 году генерал Курапаткин переправлялся через нее в Маньчжурию, он не изменил и не передал ни одной из многочисленных трасс, в то время как, кроме того, на линии есть места, где работа джоббера и грабителей железнодорожных подрядчиков очень легко прослеживается. Во время войны эти ненужные кривые - очень серьезное дело, и генерал Курапаткин впоследствии был вынужден приступать к работе по перекладке железнодорожной линии, делая кривые места прямыми, когда война действительно началась. Все это было бы сделано в первую очередь, если бы думали о войне с Японией. Несмотря на то, что железнодорожная линия является единственной, на каждой станции есть две, а иногда и четыре линии, расстояния между станциями составляют в среднем около двадцати миль. Это делает его, для всех практических целей, так же удобным, как и двойную линию, так как поезда не проходят друг друга много раз в течение недели, и когда они это делают, возвращающийся поезд может быть легко приурочен к станции, чтобы пропустить весь поезд без задержек. Эта система работает очень хорошо, на самом деле настолько хорошо, что с начала войны партии сибирского масла регулярно прибывают в Ригу из Кургана, на расстоянии 2500 миль, в течение десяти дней. Если бы Россия спроектировала железную дорогу для военных целей, то трудно понять, почему две линии не были построены повсюду. Тот факт, что Байкал не был обнесен железной дорогой, также свидетельствует о том, что Россия не предвидела войны.

+3

11

alippa
А текст-то откуда?
Речь же уже про Новониколаевск, т.е. описываются события более поздние, чем вышла книга (1896-1898), а у вас ссылка не неё.
Кстати, про перевод названия...
Что-то у меня всплыло в памяти уже опосля, что слово LIGHTS также может означать глаза или взгляд.
Т.е. название SIDE-LIGHTS ON SIBERIA переводится как "Взгляд на Сибирь со стороны"...

Отредактировано VECTOR (01-09-2020 09:19:55)

0

12

VECTOR написал(а):

Side-Lights - это габаритные огни по-русски

Side-Light - это не только боковой (габаритный) свет или боковое освещение, но и случайная информация, проливающая свет (на что-л.); инфа (сведения), просочившаяся в печать; подробность (информационная).

0

13

Olga написал(а):

Side-Light - это не только боковой (габаритный) свет или боковое освещение

О, спасиб. :)
А я в предыдущем сообщении уже предложил перевод названия. )))

0

14

VECTOR написал(а):

А я в предыдущем сообщении уже предложил перевод названия. )))

Я слишком долго писала :)

0

15

alippa написал(а):

Все огурцы... привезены из Москвы.

Деликатес, однако. :)

0

16

VECTOR написал(а):

alippa
А текст-то откуда?
Речь же уже про Новониколаевск, т.е. описываются события более поздние, чем вышла книга (1896-1898), а у вас ссылка не неё.
Кстати, про перевод названия...
Что-то у меня всплыло в памяти уже опосля, что слово LIGHTS также может означать глаза или взгляд.
Т.е. название SIDE-LIGHTS ON SIBERIA переводится как "Взгляд на Сибирь со стороны"...

отсюда

+2

17

alippa
Как я быстро пробежался по тексту, то действия описаны в 1903-м, а англичанин-автор бывал у нас как бизнесмен и ради путешествия.
Первое издание книги в 1905-м, а второе в 1911-м.
А перевели вы со страницы 283-й, но там почти везде в книге Новониколаевск как-то упоминается по разным случаям.
Добавлю книгу: https://yadi.sk/i/E2jfHRyIuUy6Nw

http://images.vfl.ru/ii/1598936750/abe9341d/31503839_m.jpg http://images.vfl.ru/ii/1598936750/4f34ef42/31503838_m.jpg

Отредактировано VECTOR (02-09-2020 09:21:03)

+2

18

еще немного

ГЛАВА X
ПО ДОРОГЕ ДОМОЙ ИЗ НОВО-НИКОЛАЕВСКА

Мои спутники по поезду - Чай и беседа - Степная гроза - Каинск - Питание - Меню - Сибирские кошки - Курган - Посадка в Сибирский международный вагон-Экспресс - Мы встречаемся с генералом Курапаткиным - Его личность - Мой товарищ пассажиры - "старый добрый английский джентльмен" - миссионеры - морские офицеры - альпинисты - большая игра в дальневосточных офицерах - приятная случайность - невозмутимая критика - Златоуст - Бирмингем Сибири - эмигрантские поезда - башкиры - Уфа - другие аборигенные племена - Самара - Волжский мост - Тула - Москва.

Медленный почтовый поезд, на котором я уезжал из этой интересной страны, состоял из пяти вагонов. Я обеспечил причал, имея в спутниках почтового служащего и купца, направлявшегося в Москву. Они не могли говорить ни слова по-английски, поэтому я подумал, что это прекрасная возможность расширить свои знания русского языка, и после того, как они поняли мою миссию в Сибири, и тщательно изучив их, чтобы понять, что это за персонажи, я заснул, чувствуя себя вполне комфортно и довольный тем, что я в компании честных людей, что является соображением, когда я путешествую один в этой стране.

Я мечтал о старой доброй Англии и доме, и о том, что сани, которые везли меня туда, провалились во льдах реки Оби. Точно так же, как я комфортно скользил подо льдом, я проснулся. Было около семи часов. Утро было прекрасным, с чистым, бледно-голубым небом. Мой русский друг почтальон только что притянул левой рукой раздвижную дверь, в то время как справа он нес жестяной чайник, полный горячей воды. Увидев, что я проснулся, он очень вежливо попросил меня позавтракать с ним, на что я с радостью согласился, сидя на плоском матраце, чтобы позавтракать с попутчиками.

Нам было очень весело, потому что у меня не хватало русских слов, которые я жестами давал всяческими способами. Я обнаружил, что это ни в коем случае не является недостатком - незнание языка, так как, когда я делал какое-либо особенно странное замечание, это вызывало рев смеха, и все народы понимали хороший смех.

День был очень теплым, и степи были затоплены во всех направлениях. Стало очень очевидно, что район реки Оби был более отсталым, чем район, через который мы сейчас проезжали, и находился примерно в 250 милях ближе к западу, так как весь снег растаял. Ограждения, которые не давали снегу покрыть железнодорожную ветку, были сняты и периодически складывались в кучи.

Мы открыли окна, чтобы пропустить в вагон вкусный воздух, и они были уже не отапливаемыми и невыносимыми для англичанина, как зимой, а удобными и прохладными. К середине дня я сел и написал два письма, которые разместил в поезде, опустив их в маленькую жестяную коробку, прикрепленную к последнему вагону и отличающуюся маленьким красным крестиком, нарисованным на нем.

В то утро меня угостили сибирской грозой. Сзади поезда я мог видеть эффекты каждой вспышки, без помех со стороны зданий. Молния была очень яркой, и грохот грома обрушился прямо на нас. Дождь обрушился на полотно. Темнота была сильной.
Шторм длился весь день, поезд ехал около 25 миль в час, поэтому зона шторма должна была быть очень обширной.

Мы остановились на ужин в Каинске в 13.30 по местному времени (10.30 по петербургскому времени). Я наслаждалась хорошим обедом в течение 2-х лет, который подавали два молодых официанта в обычных костюмах. Это был самый дорогой обед, который я могла купить, и он стоил бы 3 с. в обычном лондонском отеле. Я мог бы съесть один за полцены. Тариф на вокзале Каинск, который размещался под навесом вне закусочных, был примерно таким же, как и на других вокзалах. Цены были 2.5d. за сливочное масло; 1,25 d. до 2.5 d. за бутылку исключительно жирного молока; 5d. за большую свежеприготовленную рыбу; 6d. за очень хороший хорошо приготовленный рябчик, более вкусный, чем наша английская куропатка; 9d. за хорошо приготовленного гуся, достаточного для четырех человек, и 1.5 d. за маленький батончик. Все виды вина и лимонада можно получить по разумным ценам. Эта станция была увеличена в два раза, и будет очень хорошей, когда она будет закончена. Я узнал, что мой друг из почтового отделения и его спутники едут из Томска в Москву. Несмотря на то, что это путешествие - одна из почти 3000 миль, они об этом не подумали. Они оценили свои расходы на поезд до Москвы, включая стоимость проезда на поезде второго класса, в 3 6 фунтов стерлингов. 4.5d. (31 рубль), и то же самое для обратного пути, и они потратили 3 с. в день на еду и есть. 6d. в день за лучшие русские сигареты, которые оказались незаменимыми в дороге. У них был друг, путешествовавший третьим классом, которого они мне представили, и я по его приглашению принимал чай в переполненном вагоне третьего класса с деревянными сиденьями. Было 5.30 и довольно темно, но это было петербургское время, местное время отставало на три часа. Чай, которым я очень старался наслаждаться, сопровождался рыбой, сметаной, сыром (швейцарский Грюйюр), лимоном для чая, сахаром, печеньем, сладостями, черным хлебом, который они ели со сметаной и пахтой, и хорошим запасом икры, имеющей большую репутацию, и, наконец, ни в коем случае не в последнюю очередь, "водки".

Вагоны третьего класса были плохо освещены, в каждом купе была только одна свеча. Хозяин и хозяйка застряли в горлышке бутылки с водкой еще одну свечу, чтобы помочь зажечь. Они заметили, что для того, чтобы читать или писать, нужно брать свою свечу. В этом вагоне было четыре купе с шестью спальными местами для каждого из них, в том числе по бокам коридора. В следующем купе находились мужчина с женой и двое детей, которые возвращались в Москву, потому что Сибирь не была к ним добра; а в одном из них были две молодые дамы, очень плохо одетые, которые собирались искать свою судьбу в Москве, устали от Сибири. Большинство пассажиров третьего класса ели с собой и получали горячую воду только из большого самовара или горячей воды на вокзалах. В поезде были две сибирские кошки, которых везли в Москву. Они были лучше, чем любая персидская кошка, которую я когда-либо видел. Я узнал, что климат России с ними не согласен, и почти все они погибли, в то время как несколько были привезены в Англию с тем же результатом. Это красивые животные, с очень длинной шерстью и хорошего размера. Они постоянно воевали и издавали потрясающий шум, который беспокоил всех пассажиров. Это раздражало, когда пассажиры хотели спать, хотя спать на голых досках во время долгого путешествия на почтовом поезде не так комфортно, как хотелось бы некоторым. Всего было тридцать шесть пассажиров, в то время как в том же самом помещении во втором классе их было только двадцать.

Включая остановки на восьми станциях, мы ехали 40 часов из Ново-Николаевска (станция Оби) в Курган, и я приехал сразу после полуночи. Вместо того, чтобы рискнуть проехать через город в такой неподходящий час, я купил 40 открыток с фотографиями, на которых нацарапал информацию о том, что меня еще не сожрали волки, и отправил их своим друзьям. От Челябинска до Иркутска - это практически среднесибирский участок железной дороги, который проходит через одинокие степи, и на этом участке 103 станции, что составляет 2 015 миль в длину. Согласно официальному расписанию движения почтовый поезд занимает 118 часов, что позволяет делать все остановки. Они варьируются от 15 до 50 минут на 27 главных станциях и нескольких второстепенных. Главный инженер Сибирской железной дороги господин Павловский включил свой специальный вагон в задней части нашего поезда, и священники почти на всех станциях встретились и пообщались с ним. Он ехал в Челябинск на встречу с военным министром генералом Курапаткиным, который направлялся в Маньчжурию...

Я вышел из поезда, чтобы провести день в Кургане. Я обнаружил, что оставил в вагоне шинель из тюленьей кожи, но поезд ушел, поэтому я телеграфировал в Челябинск. Я провёл день в Кургане, работая по сделкам. Погода была прекрасная, термометр зарегистрировал 71 градус по Фаренгейту, весь лед сошёл с реки, и грязь ушла, улицы стали очень грязными. Когда я сообщил нескольким людям, что река Оби замерзла за два дня до этого, они были очень удивлены. Десятью днями ранее на них обрушилась оттепель.

Я снова присоединился к Сибирскому международному вагонному экспресс-поезду. В день, когда я уехал из Кургана, началось 25-процентное, более быстрое обслуживание, и четыре поезда в неделю были приняты на лето вместо трех.

На двух станциях дальше мы остановились, тут же остановился спецпоезд генерала Курапаткина. Все пассажиры заинтересовались и вышли посмотреть на генерала, поэтому, заинтересовавшись, я вышел из поезда и отдал ему честь на перроне, как и остальным.

Министр - темноволосый, с острыми глазами и серьезным и довольно суровым лицом. Он среднего роста и носит черную бороду. Присутствовал высокий кавказский солдат, одетый в кавказское платье, и с медной кожей выглядел красавчик-альпинист, каким он, несомненно, был. Поезд был особенным и состоял из восьми крепких вагонов. В одном была гостиная, в другом - темная комната, наверное, для хранения - передвижная кухня и в пятом - вагоны для генерала и сопровождающих его лиц. Поезд был очень хорошо сделан, чтобы защитить пассажиров от выстрелов грабителей в Маньчжурии. В двух футах от дна нижняя часть вагонов была стальная. Генерал, казалось, осознавал свою ответственность, и его манера поведения была серьезной и торжественной. Как и большинство могущественных людей, он поднялся с относительно скромного положения.

Тридцать пассажиров поезда, с которыми я ехал, были в пути с Востока, и насколько я мог судить, я был единственным пассажиром, который присоединился к поезду в Сибири. Почти все пассажиры используют эту железную дорогу, чтобы добраться из восточного в западный мир.

В поезде было три английских миссионерки. Одна, из Пекина, была врачом в Пекине во время осады. Другая миссионерка была из Амёя, а другая из Фучоу, Китай. Они возвращались в Англию после нескольких лет отсутствия. Также был старый добрый английский джентльмен, впервые приехавший этим путем в Англию. Он занимался бизнесом в Гонконге сорок лет и сообщил мне, что каждый год посылал анонимный венок к памятнику Нельсону на Трафальгарской площади.

У этого джентльмена есть дом в Пикадилли. Он сказал, что его жена не выносит моря и не хочет ехать в Китай, но он был так благосклонно впечатлен Сибирской железной дорогой, получил такую вежливость и внимание от начальников поезда, и смог принести такую отличную еду, что вместо того, чтобы бояться путешествия, как в начале, он приехал посмотреть на него, как на один из самых приятных праздников, которые он когда-либо проводил и чувствовал в лучшем здравии. Другим пассажиром был немец, который ехал из Пекина. Он сказал, что считает очень глупым пытаться помешать России оккупировать Маньчжурию, так как эта страна будет держать Россию под оккупацией в течение следующих 100 лет из-за того, что ее захватят грабители, которые требуют довольно маленькой армии, чтобы держать их под контролем. Это, несомненно, одна из причин, почему в Маньчжурии было так много солдат. Когда Япония начала войну, русский народ не был готов, и, видимо, не имел представления о войне, что далеко зашло, чтобы доказать искреннее стремление царя к всеобщему миру.

В поезде были два морских офицера, и генерал с дочерью. Были одесский купец и старая дама, которая выкурила русских сигарет больше, чем многие мужчины. Пассажиры были очень общительны. Немецкий язык доставит вас практически в любую точку Сибирской железной дороги. Все три морских офицера свободно говорили на английском и немецком языках. Они были очень вежливы и дружелюбны, и я очень хорошо с ними ладил. Барон фон Раден, один из морских офицеров, возвращался из Пекина после осады.

Он сказал мне, что одна из миссионерок, доктор Лилли Э. Д. Савилл, из Лондонской миссии, в то время в поезде, показала себя очень храброй леди. Он связался с ней во время осады Пекина. Она ухаживала за ранеными и умирающими солдатами на фоне всей суматохи сражений, и была высоко оценена и восхищена как офицерами, так и военнослужащими русской и английской армий. Солдаты особенно считали ее исключительно прекрасным персонажем.

Затем мы перешли к теме Алтайских гор, о которой он с нетерпением ждал ответа, и он сказал мне, что на Камчатке хорошее восхождение. Самыми высокими горами были Ключевская (Сопка), вулкан высотой 22 000 футов, и Коререцкий, высотой 16 000 футов, который никогда не поднимался. Немецкий врач поднялся на 12 000 футов. Лучше всего было добраться по железной дороге до Владивостока, а оттуда в Петропавловск на Клучевиской, в сорока милях отсюда, или на Корецкяр из Петропавловска на пароходе в Неги-Кульчу, а горы на двадцать миль дальше. Очень много охоты: соболи, красная, белая, синяя и серебристая лисица, медведи, белки, морская выдра, тюлени, горностай, волки, белые зайцы - все это в изобилии. Средний урожай шкур в год составляет около 7000 шкур, но когда зимой мало снега, туземцам трудно передвигаться, а количество уменьшается примерно до половины. Лучшее время для съёмок - август или сентябрь, в остальное время туманов много, а ночью очень холодно. Охотника ждут реки, которые полны рыбы, в основном разнообразный лосось. Медведь спускается к реке, чтобы покормиться рыбой, и легко отстреливается, если не почувствовать запаха охотников.

Барон сообщил мне, что за пятнадцать дней он застрелил девять медведей, которые в среднем 9,5 футов стоя. У них светло-коричневый мех, похожий на гризли Америки. Нужно взять хорошее ружье, потому что если медведь только ранен, он становится очень опасным, и придет прямо к охотнику, стремясь заключить его в ласковые объятия. Мой информатор рассказал мне, что когда англичане расквартировывались неподалеку от Владивостока, офицеры организовали охоту на медведя и добились успеха, они выразили свое восхищение. Он рассказал мне о нескольких охотах на крупную дичь, которые заставили меня восхищаться его мужеством, а также сообщил, что организованная охота на крупную дичь была общей со всеми офицерами, доказывая, что им не хватает мужества. Он также сказал, что из Петропавловска на Камчатку можно ехать в любой день и стрелять в медведя или двух, возвращаясь вечером. Птиц много, в том числе и больших орлов, а волки особенно беспокойны, особенно зимой, когда им не хватает еды. Песца может быть отстрелена в 300 милях от Петропавловска; в других местах лисица рыжая или черная. Из разговора с бароном и другими морскими офицерами у меня сложилось очень высокое мнение о них. Я не могу говорить об их боевых качествах, но как высокообразованные люди, я никогда не встречал их начальников. Есть один инцидент, который я хотел бы связать с характером, по крайней мере, одного из этих офицеров. Мы шли вверх и вниз по станции, когда некоторые маленькие крестьянки предложили нам клетки, полные птиц, что-то вроде нашей английской канарейки, по 5 копеек (1.25d.), или 1 рубль (2s. 1.5d.) за двадцать птиц. Этот офицер, который, кстати, был заключён в Пекине, купил всю клетку и открыл дверь, позволив птицам улететь. Акция показала мысль и чувства и типична для высокообразованного русского человека, который добрый, чуткий и умный, но не возбудимый.

Я также сформировал очень хорошее мнение о солдатах, с которыми я связался, которые также хорошо образованные. Их можно увидеть на вокзалах, и это прекрасные красивые мужчины, почти шести футов в высоту, одетые в длинные серые пальто, которые являются самыми живописными. Из моего опыта русских и сибирских солдат, а также русских морских офицеров, которых я достаточно часто видел, я думаю, что они очень выгодно отличаются от англичан, и книга, озаглавленная "Россия как она есть на самом деле", содержит очень несправедливую критику в их адрес. Я был рад встретиться с сильной критикой этой книги в колонках "Daily Telegraph" от 3 июля 1903 года, которую я воспроизводил дословно: "Было бы трудно найти книгу, написанную более жестоким языком, чем этот, естественным результатом чего является то, что автор потерпел поражение в своей собственной цели". Эта критика ни в коем случае не слишком сильна, и, по моему мнению, может быть применена почти с той же правдой к трудам многих притворных авторитетов о России и Сибири, которые, через избыток стремления принизить и заманить Россию, преуспевают только в дискредитации собственной искренности.

Другие писатели, побывав в Сибири, обнаружили, что подданные царя не склонны говорить о действиях правительства или критиковать их, и были вынуждены полагаться на рассказы ссыльных, которые являются злейшими врагами правительства и защищены от дальнейшего изгнания в Сибирь. Я сам выслушивал истории изгнанников то там, то там, но из-за моей бизнес-тренировки, которая заставляет меня просеять и доказать заявление, прежде чем я его приму, я обнаружил, что многие из них не выдержат проверки, и я не посчитал нужным повторять их. Если бы наши собственные убийцы и осужденные были изгнаны в такую страну, как Сибирь, последние семьдесят пять лет, вместо того, чтобы быть заключенными в тюрьму или казненными, мы можем представить себе, какие обиды они могли бы вызвать и влить в уши безответственным критикам, посланным сюда, чтобы разжечь сенсационные истории.

У меня была уникальная возможность узнать что-то об истине от непредвзятых купцов, которые не боялись говорить со мной по секрету, и почувствовали мою обязанность высказать мое мнение об этой многословной империи, чтобы я мог исправить ложные идеи, которые были созданы предвзятыми или заблудшими писателями. (Существует клуб, созданный для того, чтобы способствовать лучшему взаимопониманию между Великобританией и Россией, показывая, что другие разделяют мое мнение.)

По мере того, как поезд медленно прокладывал себе путь в Европу, погода становилась все более весенней. Почти на каждом вокзале крестьяне продавали цветы. Как только поезд остановился в Златоусте, российские военно-морские офицеры отправились в ларёк на вокзале, чтобы купить некоторые промышленные изделия, которыми славится этот район. Они принесли в вагон несколько красивых подарков, вероятно, для тех, о ком думали во время осады Пекина. Купил несколько изделий, в том числе дюжину ножей и вилок, которые являются фирменным знаком городской мануфактуры. Они были из красивого белого металла, как серебро, и на них было выгравировано название города художественными русскими буквами.

В связи с тем, что Златоуст находился в низине, он сильно пострадал от весеннего половодья, и в одной части города вода поднялась до витрин второго этажа, а жители пользовались лодками. Из Златоуста в Уфу мы проехали через Уральские горы. Трасса проходила через обширные меловые просеки, и, проходя по берегам реки Аи, мы могли видеть, что этот ручей нанес очень серьезный ущерб, переполнив его берега. Весь день мы проезжали мимо переселенческих поездов, загруженных переселенцами. Вагоны указывали на то, что в них обычно перевозили лошадей, но крестьяне, похоже, считали их достаточно хорошими. В центре вагона есть печь, и сиденья со всех сторон.
Была весна, и все расцвело. Деревья были прекрасны. Люди казались ярче и веселее на каждой станции, и жизнь выглядела совсем не так, как была зимой, когда я отправился во внешнее путешествие. Мы проезжали через Бирмингем России. Недалеко отсюда расположен знаменитый железный рудник Бакал, на котором добывается 6 000 000 тонн руды в год. Весной здесь очень красивый пейзаж, особенно после длинной равнины в Сибири.

Интересно отметить разницу в населении разных стран, расположенных вдоль этой линии. В этой части мы проходим через Башкирию, и по мере приближения к столице, Уфе, башкир легко отличить от европейских русских. Башкиры известны Руси со времен монгольского завоевания, но их более близкое знакомство датируется временем, когда московское правительство боролось за обладание Хазарской ордой. Измученные острыми семейными разногласиями, гонимые киргиз-казахами и видя растущую власть Москвы, башкиры добровольно подчинились русскому владычеству и в 1557 году заплатили первую дань в мехах.

Уфа стала первым русским городом, основанным в Башкирии для сбора меха. Еще в 1760 году в городе действовало двадцать восемь фабрик, в том числе пятнадцать медных и тринадцать чугунных. В 1798 году люди были заняты в нерегулярных войсках и отличались хорошими и очень эффективными выстрелами из лука и стрел.

Происхождение башкир пока не установлено научно. Одни полагают, что они происходят от угоро-финского рода, и только со временем приобрели монгольский тип, другие - что они вогулы, представляющие одно из угорских племен и входящие в состав великого алтайского рода. Современные башкиры относятся к двум отмеченным типам. Один из них - более распространенный башкир степного типа и похож на калмыков или монголов. У него большое плоское лицо, широкий нос, иногда согнутый внутрь у корня. У него выступающий подбородок, большая голова, обычно среднего размера. Другой тип, который больше похож на кавказский, и является общим для многих центральноазиатских народов, характеризуется крючковатым подбородком, заметным профилем и высоким ростом. К этому типу относятся лесные башкиры, населяющие такие горные и лесистые районы, которые находятся у истоков Белой.

Башкиры - магометанцы, большинство из них пишут и читают татары. Они обеспечены определенным количеством земли, занимаются сельским хозяйством и скотоводством. Они селятся группами, образуя небольшие деревни. Большинство из них оставили свои хижины, что является их обычным обычаем летом, чтобы жить в войлочных "кибитках", которые они ставят на полях и пастбищах, возвращаясь зимой в дымчатые хижины. В Правительстве Уфы проживает около миллиона башкир. Большая часть коренного населения Уфы представлена тептаирами и мещеряками, которые в основном проживают на севере страны. Их образ жизни мало отличается от образа жизни башкир, но они находятся на гораздо более низком уровне цивилизации и являются язычниками. Все население, насчитывающее 2277158 человек, распределено по следующим районам - Белебеевскому, Бирскому, Златоустовскому, Мензейскому и Стерлитамакскому. Среди них 100 000 крестьян. Десятая часть населения проживает в городах.

После покидания подножий Урала разница в людях очень заметна. Мы пересекли очень красивый мост через реку Белая. Эта река переполнила свои берега в обоих направлениях, сделав страну похожей на одно большое болото. Примерно за сорок миль до Самары мы наткнулись на то, что казалось огромным озером, но которое, по более близкому знакомству, оказалось вызвано огромным весенним половодьем Волги. Город возвышается и недосягаем для воды. Мы не долго останавливались на станции. Из Самары линия идет в более южном направлении и проходит в нескольких милях от Волги, но вода половодья немного поднялась вверх по железнодорожной насыпи. Когда мы приехали на Волжский мост, все камеры были готовы, и довольно много снимков этого знаменитого моста было сделано с тыла поезда.

Следующей станцией, на которой мы остановились, была Тула, отмеченная изготовлением "самоваров". Несколько пассажиров купили самовары, которые здесь очень хорошие и дешевые. Самовары я купил в ларьке, которая имела большой ассортимент. Немного дальше мы покупали лилии долины и другие красивые цветы.

В 1.45 того же дня мы увидели на расстоянии золотые купола и шпили Москвы - желанное зрелище не только для себя, но и для всех доморощенных пассажиров. В два часа мы достигли того древнего города.

ГЛАВА XI
ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Экспедиция в Россию 1553 года и ее результаты - какова была британская торговля - Преимущества жизни в Сибири-России и нашего альянса с Японией - Хлопковая и Ланкаширская фабрики - Япония и Китай.

Являясь величайшей морской и коммерческой державой со времен создания мира, Великобритания многим обязана своим исследователям и путешественникам, начиная с самых первых пионеров и заканчивая последними научными экспедициями, оснащенными по последнему слову техники. Открытие новых стран и исследование тех, которые, хотя и не являются новыми в том смысле, что не были известны раньше, но являются терра инкогнитой в других отношениях, имеет важное значение для нашего национального процветания, и день, когда британец перестанет быть исследователем и открывателем из новых миров, ознаменует начало падения нашего национального превосходства.

Экспедиция, результатом которой стало установление торговых отношений с Россией в 1553 г., была организована в период необычной депрессии в английской торговле. Новые рынки были насущной необходимостью, и лондонским купцам было предложено в практическом деловом духе объединиться для открытия новых рынков сбыта продукции британской промышленности, в то время как поддержка королевской семьи придавала экспедиции характер национального предприятия. Энергия и решимость, приложенные к проекту, не обошлись без их вознаграждения.

Экспедиция прошла успешно, между двумя державами были налажены деловые отношения, которые с тех пор продолжаются без перерыва. Однако, несмотря на то, что наши рынки отбирает у нас иностранная конкуренция, а импортируя российское сырье, мы сможем вести гораздо более эффективную борьбу с коммерческими боями, на сегодняшний день торговли с Россией практически нет. Очевидно, что этот недостаток предприятия объясняется, во-первых, своеобразно искаженной формой национальной независимости, а во-вторых, изоляционными предрассудками. Вряд ли найдется на Британских островах человек, какой бы ни была его интеллигентность или историческая оснащенность, который не считал бы себя способным выносить суждения по российским делам. В предыдущих главах я постарался показать, что ни народ, ни правительство страны не заслуживают сотой части журналистского яда, который ежедневно дистиллируется для них в Великобритании. С другой стороны, плохая политика - позволять нашим фарисейским представлениям о том, что такое, а что нет, правильный метод работы правительственного тренера вмешиваться в нашу коммерческую деятельность или позволять предрассудкам вмешиваться в бизнес. Сто лет назад демонстрация этих этических идиосинкразий со стороны британского торгового мира серьезно помешала бы коммерческому развитию страны, и сомнительно, что Великобритания достигла бы той превознесенной коммерческой позиции, которую она занимает по сей день. Если мы исследуем источники нашего коммерческого процветания, то обнаружим, что слепым, неразумным предрассудкам не место среди них. Справедливость и равноправие, а также абсолютно прямолинейное отношение к своим клиентам и клиентам - это лучший коммерческий актив бизнесмена. Раскин возражал против заявления Адама Смита о том, что честность торговцев гарантируется конкуренцией со стороны их конкурентов.

Очевидно, Раскин думал о честной политике, которой всегда придерживалась британская торговля, о содействии развитию бизнеса за счет низких цен, даже на тех рынках, где нет конкуренции, которой можно было бы опасаться. Конкуренция никогда не поддерживала честность нации, она легко может иметь обратный эффект, поощряя хитроумные методы со стороны тех, кто менее способен держаться.

Поддерживаемая честностью и справедливостью, британская торговля была подтолкнута перед лицом самых смертоносных шансов. Британские пионеры, моряки и купцы храбро противостояли опасностям неизвестного климата и стран, установили отношения с дикими, варварскими расами, часто с большой личной опасностью; торговля была навязана нациям против почти непреодолимых трудностей, и не редко с существенными потерями для самих себя. Похоже, что в поисках торговли мы проникли повсюду. Языковое препятствие больше не существует. На английском языке говорят во всем мире, и никакие абсурдные предрассудки в отношении нации или ее методов внутреннего управления не допускаются, чтобы вмешиваться в законную торговлю. Тем не менее, в Сибири мы практически не продвинулись вперед. Страна, как я пытался показать, предлагает идеальные условия для торговли и является раем для жизни по сравнению с некоторыми странами, в которых наши торговцы достаточно готовы поселиться, но мы позволили датчанам, немцам и даже французам и американцам опередить нас почти во всех отраслях торговли со страной. Конечно, есть место для национального самосовершенствования.

Я считаю, что сохранение нашего коммерческого превосходства зависит скорее от дружественного понимания с Россией, чем от нашего военного альянса с Японией, и постараюсь дать веские основания для такого мнения. В первую очередь, следует помнить, что японский коммерческий успех зависит от открытых рынков в Азии, так как она ведет с Азией больше торговли, чем со всем остальным миром вместе взятым. Япония напоминает Англию по многим характеристикам своего народа, а также по своим коммерческим требованиям и перспективам. Она так же зависит от развития своей внешней торговли, как и мы, но значительно свободна от коммерческих предрассудков, чем мы. Япония обладает дополнительным преимуществом перед нами в том, что она не перестала быть аграрной нацией и что у нее есть изобилие дешевой рабочей силы, которую она может использовать для развития своей обрабатывающей промышленности, что позволит ей конкурировать со своими конкурентами на чрезвычайно выгодных условиях и в очень большой степени в ущерб нам, чему мы очень скоро научимся на горьком опыте. Одна из причин, по которой мы связали себя с Японией, состояла в том, что мы опасались вмешательства других стран в торговлю между Соединенным Королевством, ее колониями и зависимыми государствами и Китаем на сумму 43,5 млн. фунтов стерлингов в год". Япония, в свою очередь, желала заручиться нашей поддержкой, чтобы сохранить свою собственную торговлю с Азией, которая составляет около 30,25 млн. фунтов стерлингов в год. Хотя, таким образом, торговля Японии с Азией оценивается примерно в 13,25 миллиона фунтов стерлингов, что меньше, чем торговля Великобритании, следует помнить, что первая может показать рост не менее чем на 50 процентов, за пять лет, в то время как объем торговли Японии с Китаем только за один год (1902-1903) увеличился на 21 процент. Цифры за эти два года показывают, что экспорт только из Японии в Китай вырос с 4 595 000 фунтов стерлингов до 6 627 850 фунтов стерлингов, или на 2 032 850 фунтов стерлингов. Самая худшая особенность этого увеличения, однако, в том, что один миллион стерлингов из них представляет собой увеличение экспорта в Китай хлопчатобумажной пряжи, за счет основной отрасли промышленности в Ланкашире.

Причины такого роста китайской торговли не так уж и велики. Японцы умеют разговаривать с китайцами на своем родном языке, они хорошо знакомы с условиями отечественной торговли, они хорошо обеспечены необходимыми энергией и предприятием. В 1896 году Япония импортировала хлопчатобумажную пряжу на сумму 1,243,812 фунтов стерлингов и экспортировала на сумму 436,522 фунта стерлингов; но в 1903 году она импортировала только на сумму 78,225 фунтов стерлингов и экспортировала на сумму 3,205,233 фунта стерлингов. Эти цифры значительны, и ясно показывают, что Япония вскоре будет доминировать в торговле хлопком в Азии. Ее власть над азиатской торговлей, если последние события будут хоть как-то свидетельствовать о ней, станет для нас очень болезненной и позволит ей извлечь гораздо большую выгоду из политики открытых дверей в Китае, чем мы сможем сделать. В любом случае, очевидно, что она добилась очень сильного влияния на торговлю Китая, в то время как японские учителя и публицисты напряженно работают над переделкой китайского языка, а китайские военные проходят подготовку в Японии. Наш долг, в собственных интересах, - очень внимательно следить за Японией, хотя мы и находимся в дружественных отношениях с этой страной. Например, китайский закон поощряет японских торговцев вступать в деловые партнерские отношения с китайцами. Результатом такого фаворитизма может быть только то, что китайский бизнес будет вестись по японским методам и неизменно в пользу Японии. Со времени последней войны китайцы и японцы становятся все более дружелюбными, и, хотя Китай может пожелать, чтобы его оставили в покое, вполне очевидно, что если ее изоляция вообще будет нарушена, то она предпочтет, чтобы ее нарушили японцы, а не какая-нибудь нация Западной Европы. В настоящее время Япония, безусловно, самая излюбленная нация в Китае; она также лучше всего представлена, говоря численно, и, судя по ее природной энергии и предприимчивости, является единственной нацией в мире, рассчитанной на то, чтобы пробудить Китай из ее старого мирового оцепенения.

Те немногие уступки, о которых я говорил, вряд ли будут потрачены японцами впустую; железные дороги строятся, а другие реформы находятся в процессе созерцания. Более того, Япония показала Китаю, что можно победить одну из главных отраслей промышленности этой страны - 120-летнюю хлопковую промышленность Ланкашира - и фактически привела к закрытию двух крупных хлопкопрядильных фабрик в Канаде. Следующим уроком будет экспорт, а также собственное производство хлопка. Они прекрасно понимают, что рабочая сила в Китае даже дешевле, чем в Японии, и будут знать, как воспользоваться знаниями, когда придет время. Уроков, которые можно извлечь из возросшей конкуренции и растущей независимости Востока много; достаточно того, что в Ланкаширской хлопковой торговле только один или два изделия из хлопка, используемые для специальных целей, будут в будущем вестись дела с Японией в Британском ямсе. В настоящее время Япония больше не зависит от американских поставок своего хлопка-сырца, о чем свидетельствует тот факт, что в 1903 году импорт из Америки в Японию сократился за один год на 1 600 000 фунтов стерлингов.

Независимость, которой Япония наслаждается от такого зла, как хлопковые азартные игры, показывает, что ее поставки находятся на более прочном фундаменте, чем наши, и, принимая во внимание преимущества, которыми Япония далее обладает в своем географическом положении, мы должны быть очень удачливыми и очень осторожными, если мы хотим удержать торговлю, которой мы сейчас обладаем. Сила профсоюзов по принуждению и ограничению капитала должна быть урезана. Это может быть осуществлено с помощью некой системы обязательного арбитража, которая предотвратит забастовки. С другой стороны, необходимо производить трудосберегающее оборудование для снижения себестоимости продукции.

Преимущество должны взять на себя британские приобретатели дешевой земли, пригодной для выращивания хлопка в Российской империи, которая при дешевой российской рабочей силе будет производить хлопок дешевле, чем мы можем купить в настоящее время. Можно было бы также разрушить немецкую монополию, которая существует в настоящее время для покупки хлопка в российском Туркестане, и в этом случае мы были бы в лучшем положении, чтобы конкурировать с Германией и Японией на восточных рынках. Еще одно преимущество этой схемы заключается в том, что из-за недостатка капитала российские купцы не смогли бы играть в азартные игры на хлопке, даже если бы правительство разрешило им это делать. Имея эти преимущества и лучше организованную торговлю, позволяющую британским производителям иметь дело непосредственно с восточными рынками, мы можем преуспеть в возвращении той части торговли, которая осуществляется на Востоке, особенно на китайском рынке. Это был бы гораздо лучший способ, чем ввоз британского капитала в Китай для инвестирования в хлопкопрядильные фабрики в этой стране.

Вопрос о том, станет ли Китай в будущем более могущественным, чем Япония, и удастся ли ему стряхнуть с себя влияние последней страны, я не предлагаю здесь вступать; но одно можно сказать наверняка наверняка, а именно, что военные и коммерческие ресурсы Китая, если они будут должным образом организованы Японией, будут более грозной комбинацией, чем любая другая, которая может быть предложена, и могут быть удовлетворены только встречным альянсом западных держав, что крайне маловероятно. И если военное вторжение, по крайней мере, в настоящее время, не стоит бояться, и привидение китайской дешевой рабочей силы является призраком коммерческой "желтой опасности" дешевых товаров, как результат китайско-японской коммерческой комбинации, все еще предстоит столкнуться.

Я не хочу говорить пренебрежительно о нашем союзе с Японией, поскольку не вижу, что при нынешнем положении дел мы вполне могли бы его улучшить, но я хотел бы обратить пристальное внимание на другую сторону картины, как я пытался показать на предыдущих страницах, с тем чтобы нас заставили взять наши собственные дела в свои руки, помня о том, что Япония, со всеми ее достоинствами, имеет свою собственную рыбу, которую она жарит, и является последней нацией в мире, которая пренебрегает своим долгом перед собой. Мы должны либо с нетерпением ожидать сдачи большей части нашей торговли с Азией японцам, либо мы должны бороться с ними, найдя поле дешевых продуктов, и это мы можем надеяться только на то, что найдем в России и Сибири.

Я бы не стал выступать за то, чтобы инвестировать деньги в российские и сибирские компании - французы потеряли деньги таким образом - но мы должны попытаться работать с российскими ресурсами с британским капиталом и под руководством британских менеджеров, используя при этом российскую дешевую рабочую силу и дешевую землю.

В заключение я бы настоятельно призвал к политике постоянного стремления сохранить для себя добрую волю щедрой и дружелюбной нации и воздержаться от этой безвозмездной вражды, которая становится столь преобладающей в некоторых разделах британской прессы по отношению к Российской империи.

ПРИЛОЖЕНИЯ
ПРИЛОЖЕНИЕ I

РАСХОДЫ НА 10-НЕДЕЛЬНУЮ ЭКСПЕДИЦИЮ НА АЛТАЙ.

N.B- Около 95 рублей в 10 фунтов стерлингов, 100 копеек (что равно фартингам) в 1 рубль.

Рубли,

Рига - Санкт-Петербург по железной дороге - 25

Санкт-Петербург - Москва по железной дороге - 35

Москва - Ново-Николаевск и обратно по железной дороге - 168

Разместите карточку, чтобы обезопасить место в поезде - 15

Два проезда, один сани или дроски, возвращение в Барнаул и Биск - 65.

Ново-Николаевск в Томск, обратно, на двоих - 60

Москва - Рига по железной дороге, 1 класс - 25

14 дней расходов на переводчика - 84

Отели на 40 дней, включая поезд, питание, расходы и чаевые, около 8 рублей в день - 380

Салон (на лодке) расходы из Риги и обратно - 40

Шуба, перчатки, шапка, галоши и т.д. - 230

Сани - 22
Возвращение из Лондона в Санкт-Петербург на лодке - 80

Два листа русской карты 40 верст в Стэнфорде, Лонг-Акре, В.К. - 3

У меня не было таможенной пошлины, но она могла стоить от 10 до 12 фунтов стерлингов в зависимости от объема багажа и еды.

Перевозка на двух человек и багаж на двух санях или двух вьючных лошадях, и двух прогонных лошадях, 600 верст - 300

Охотники и шесть лошадей на десять суток - охотники, 1 рубль в день; лошади, 50 копеек в день - 50

Плата переводчика - 5 рублей в день.

Особенности путешествия на лодке из Лондона в Санкт-Петербург или Ригу можно получить у госпожи Тегнер, Price & Co., 107 Fenchurch Street, London, E.C., и W. E. Bott & Co., 1 East India Avenue, London, E.C. Отправители оформят паспорт.

Вся поездка будет стоить, снаружи, от 1600 до 1700 рублей, или около 168 или 178 фунтов стерлингов. Расходы на снаряжение для скалолазания и изучения местности не рассматриваются.

Экипировка и т.д.

Если предполагается отстрел медведя, диких овец или горного козла, то необходимо следующее дополнительное снаряжение: -

Одна 450-калиберная винтовка Кордит Экспресс, весом 10 или 11 фунтов, для крупных животных. Для мелкой дичи требуется пистолет. К ружью необходимо прикрепить ремешок со слингом, так как с ним нужно ездить на плечах. Я взял пистолет, но не нашел ему применения.

Бинокль Zeiss будет полезен.
Камера - я взял объектив Goetz, установленный на складывающемся мехе Kodak № 3, и 24 рулона пленки, упакованные в водонепроницаемые жестяные банки.  Воздух здесь чище, чем в Швейцарии, и достаточно сделать снимок или сделать кратковременную экспозицию.

Одежда должна быть похожа на альпинистскую экипировку, описанную в "Подсказках путешественникам", изданных Королевским географическим обществом в Лондоне. Для предотвращения снежной слепоты необходима пара темных очков. Требуются валенки (войлочные сапоги) и галоши (высокие галоши), которые можно купить в Москве.

Компас не очень нужен на дороге, так как есть хорошие наземные знаки, но он нужен для гор.

Надо порекомендовать небольшую зеленую брезентовую палатку для гор, а для лагеря у подножия гор - большую брезентовую палатку для исследователей. Самая большая должна весить около 30 фунтов и вмещать двух мужчин; маленькая - 12 фунтов, а также подойдет для двух мужчин, чтобы ползти внутрь.

Весь багаж следует брать отдельно, а не в коробках, иначе вы почти наверняка будете облагаться налогом за вес коробов, а также палаток. Бенджамин Эджингтон, Дюк-стрит, Лондонский мост, делает подходящую палатку.

Переводчик необходим, если путешественник не знает русского языка, и даже тогда ему понадобится компаньон. При выборе охотника я рекомендую одного сибирского охотника, который умеет говорить на калмыке, и одного калмыка, который, как правило, хороший охотник и знает район лучше, чем сибиряк.

В зарплату охотникам входит еда, которую они находят себе, а также корм для своих лошадей. Вы сможете отстрелить ту птицу или мясо, которое вам нужно. Убедитесь, что ваш охотник и калмыки берут много еды, или они съедят вашу, и вам может не хватить еды.

Лошадь-пони будет нести около полутора кубов, но это должно быть сокращено до одного куба, на горных склонах. Чтобы быстро начать поторапливаться с крестьянами, вы сразу же выходите с саней или с телеги, и не садитесь на чаепитие, пока не увидите его на пути за лошадьми и санями. Одно слово, "скорый", очень удобно, так как это означает поторопиться. Вы останавливаетесь на дороге в деревянных избушках, которые зимой отапливаются плитой и очень теплые. Крестьянин очень общителен, и охотно выносит лучшее, что у него есть, оставляя цену вам. Много порошка Китинга - это необходимость, таракан - это насекомое, которое больше всего беспокоит вас, но это насекомое не вызвано грязью, так как почтовые отделения содержатся в чистоте.

Удовольствие от катания на сибирских санях или путешествия на дрожках зависит от состояния дорог. Страна интересует вас, и вы можете смотреть на нее со свободой. Вы можете остановить колокольчики, если возражаете против шума, который они издают. Порой приходится брать вьючных лошадей и оседланных лошадок, и это очень медленное путешествие, возможно, не более 30 миль в день, в то время как на дрожжках вы можете проехать 75 миль в день. За пределами Бийска нужно договариваться о собственной еде и т.д. Возьмите метилированные спирты в жидкости и хорошую метилированную спиритическую лампу и плиту, а также блоки спирта, которые очень удобны, так как они идут в ваших карманах. Июнь или июль - два лучших месяца для гор. Если вы начнете с 1 мая, можно будет выполнить следующую программу:-

Уезжайте из Лондона в мае.

Прибытие в Санкт-Петербург 6 мая.

Уехать из Санкт-Петербурга (вечером) 7 мая.

Прибытие в Москву (утро) 8 мая.

Прибытие в Ново-Николаевск 14 мая.

Покинуть Ново-Николаевск (на пароходе) 16 мая.

Прибытие в Бийск 20 мая.

Из Бийска (на пароме) 23 мая.

Прибытие в Катунду 26 мая.

Покинуть Катунду 28 мая.

Прибытие в долину реки Аккем 29 мая.

База вершин 30 мая.

Четырнадцать дней охоты и восхождения 13 июня.

Возвращение в Катунду 15 июня.

Возвращение в Бийск 18 июня.

Покинуть Бийск 20 июня.

Прибытие в Ново-Николаевск 24 июня.

25 июня - выход из Ново-Николаевска.

31 июня прибыл в Москву.

Лондон 7 июля.

В Бийске придется потратить день на покупки. Обратный путь вниз по реке с быстрым течением займет всего два с половиной дня. От Лондона до Риги и обратно проехать на лодке дешевле примерно на 14 фунтов стерлингов, а с пограничниками таможни беспокоиться не приходится. Мне помогали русский посол в Лондоне, британский посол в Санкт-Петербурге, министр путей и коммуникаций, князь Щербатов, президент Российского Императорского географического общества, профессор Томского университета, губернатор Томска Сапожников. Мудро познакомиться с полицией Барнаула и Биска и дать им знать, куда вы направляетесь. Представления не нужны.

Лучшие гостиницы - Hotel d'Europe, Санкт-Петербург; Славянский базар, Москва. Есть только одна в Ново-Николаевске.

В гостиницах Санкт-Петербурга и Москвы вы можете приобрести гида, который покажет вам города.

Если вы едете зимой, то вам нужно особенно тонкое нижнее белье и очень толстое пальто и ели, так как температура внутри поездов и домов очень теплая, а снаружи очень холодно. Теплое нижнее белье очень неудобно в теплых поездах. В лагере вам нужно очень теплое нижнее белье; оно не может быть слишком теплым, так как вы не имеете ни малейшего представления о том, что такое зима в Сибири до тех пор, пока не пройдете ее один раз (Даже в мае и июне иногда бывают ночные заморозки.).  Возьмите много блокнотов и карандашей. Не пытайтесь обрабатывать фотографии, кроме как в Томске, где вы можете поступить в университет. Ни один путешественник не должен посещать Алтай без получения информации из Томского университета. По возможности он также должен прочитать им лекцию о результатах своей экскурсии. Все они очень заинтересованы в Алтае.

Альпинист должен взять исключительно хорошие стальные скобы, специально заточенные для очень твердых льдов, и острые, длинные стальные гвозди в альпийских ботинках, также особенно острый ледоруб, несколько больше и тяжелее, чем самый большой швейцарский альпийский топор из самых лучших сталей, и с очень острой головой. Обычный альпийский топор не повлияет на интенсивно твердый лед. Возьмите ледоруб в подарок профессорам университета; это был бы хороший подарок и отплатили бы им за информацию.

ПРИЛОЖЕНИЕ II

ОЧЕРК ИСТОРИИ СИБИРИ

История сибирского крестьянина очень отличается от истории русского крестьянина, на которую я ссылался в других местах.

После того, как в XVI веке свободные казаки завоевали Сибирь, в поисках приключений в Сибирь приезжало большое количество людей. Первые набеги на племя, населявшее нынешнее правительство Тобольска, были совершены еще в XII веке новгородскими торговцами, но они всегда заканчивались получением выкупа от туземцев в виде богатых мехов. Именно после того, как Россия разрушила татарские царства Казанское и Астраханское, завладела бассейном реки Волги, ветви которой принесли пионеров к богатому Уралу, начались правильные отношения между русскими и сибиряками.

В 1555 году несколько сибирских князей, угнетенных более могущественными соплеменниками, послали к царю своих послов, молясь о принятии их в подданные и соглашаясь на введение дани, при условии, что он предоставит им военную защиту от их угнетателей.

Очень заметную роль в заселении Сибири в то время сыграла известная семья Строгановых. Они владели огромными участками незаселенных земель и очень либерально передавали их на время предприимчивым торговцам, при условии, что они должны были поселиться на них и обрабатывать землю. Поселенцам были предоставлены многие привилегии, такие как свобода от налогов, торговых пошлин и т.д. В царствование Ивана IV. эти пионеры проникли в район реки Камы, а в 1558 году семья Строгановых обратилась к царю с просьбой предоставить им эти земли под строительство города, чтобы они могли развивать промышленность и собирать войска для защиты от набегов диких орды, которые постоянно их смущали. Прошение было удовлетворено на двадцать лет, в течение которых переселенцы обязались строить амбар и содержать войска. Вскоре в округе появилось несколько небольших городов, возросла промышленность, и население распространилось по неизвестным и неразвитым до тех пор областям.

Во второй половине шестнадцатого века, во время правления Ивана Грозного, многие люди бежали в новую незаселенную страну. Там беглецы обрели свободу, легкость и обилие возможностей для деятельности. Вскоре были сформированы банды, которые полностью отделили себя от государства и вели жизнь свободных казаков, занимавшихся разбоем и угрожавших территории, находящейся под властью царя. Однако за это они были привлечены к ответственности правительством.

Среди этих беглецов была и партия донских казаков под предводительством Ермака Тимофеевича, которая через свои вольные походы по Волге постоянно создавала проблемы царскому правительству. Эта партия, преследуемая войсками, сумела бежать вверх по Каме и добраться до владений Строгановых. Строгановы воспользовались возможностью пригласить казаков на свою службу.

Отряд, оснащенный и находившийся под руководством Ермака, перебрался через Уральские горы, а в 1580 году на берегах Туры разгромил татарского князя-епанча и взял штурмом город, ныне известный как Тюмень. Весной следующего года Ермак переехал в столицу Кучумского царства, город Искер, или Сибирь. Проплыв на баржах по Туре, Тоболе и Иртышу, казаки добрались до ханской резиденции и после ожесточенной битвы завладели ею 26 октября 1581 года. Ермак немедленно послал своего доверенного - Кольцо - с известием об этом завоевании в Москву, снабдил его дорогими мехами и повелел "смиренно познакомить государя Ивана Васильевича с Грозным об обретением нового Сибирского царства". Царь простил Ермаку его прежние преступления, подарил ему шубу и медаль и послал к нему на помощь воеводу Глухова. Ермаку, однако, недолго суждено было править Сибирью. В 1584 году он погиб вместе со своим отрядом в бою с татарами на берегах Иртыша. В Москве, тем временем, о смерти Ермака ничего не было известно, а в 1586 году на Туру прибыло новое подкрепление из 300 человек. Они основали там город Тюмень и начали распространять власть России на сибирских туземцев. В 1587 году из Москвы было послано еще 500 человек, и приказано построить русский город - Тобольск на месте разрушенной столицы Кучумского царства.

Как только Сибирское царство объединилось с русскими владениями, правительство озаботилось его колонизацией и создало оплоты против набегов. Крепости, основанные за Уральскими горами в XVI веке, кроме уже упомянутых Тюмени и Тобольска, были Верхотурскими, Полимскими, Берёзовскими, Сургутскими и другими. В семнадцатом веке русские владения стремительно расширялись все дальше и дальше на восток. С 1604 г. многие крепости впоследствии переросли в города, в том числе Томск, Енисейск, Каинск, Красноярск, Якутск, Иркутск, Нерчинск, а русское могущество распространилось на бассейны великих рек Сибири - Оби, Енисея, Лены, а также вдоль побережья Северного Ледовитого океана, Охотского моря, Камчатки, Амура.

Название, которое наиболее часто ассоциируется с подвигами на Амуре, - это имя казака-Ерофея Хабарова. Этот человек, занимавшийся разбоем и солеварением, решил за свой счет подчинить себе амурскую страну. Получив власть от вождя Якутска, он в 1649 и 1650 годах добрался до Амура и разрушил несколько туземных городов. Убедившись в богатстве страны, он вернулся, чтобы лично возбудить интерес и привлечь внимание к этому до сих пор неизвестному и примечательному месту.

Он собрал около 150 добровольцев и три пушки. В 1651 году Хабаров вновь появился на берегах Амура и перезимовал на основанной им станции Альбазин. Несмотря на вооруженную оппозицию, с которой он встречался в течение двух лет со стороны маньчжуров, которые окружали его со всех сторон, он преуспел в своих операциях и сообщил о своем успехе в Якутске.

Слухи о богатстве новой страны, завоеванной Хабаровым, вскоре распространились по всей Сибири и достигли столицы родной страны. В 1654 году Хабаров был вызван в Москву, чтобы лично доложить об этом.

С 1654 по 1685 год было много боев с маньчжурами, и в том же году орда из 15 000 человек одержала победу над казаками, насчитывавшими 500 человек, под Альбазином. Как только пришло подкрепление, казаки вернулись и построили глиняные укрепления на месте прежних деревянных укреплений. Увидев это, маньчжуры предприняли вторую осаду в 1686 г., но, будучи в 1687 г. совершенно измотанными, были вынуждены поднять осаду. В 1688 году был назначен съезд полномочных представителей, на котором китайцы одержали дипломатическую победу; 27 августа 1689 года Нерчинский договор утвердил Амур для китайцев, и на 180 лет лишил русских владений той далекой сибирской провинции.

Фактическая колонизация Сибири началась только в конце XVII века, когда ее границы, в широком смысле этого слова, были обозначены более или менее оборонительными пунктами. Были построены города и почтовые станции, а правительство стремилось создать класс крестьянских ремесленников и распространить выращивание зерна. С этой целью по приказу царя были посланы добровольцы-пахари, получившие все привилегии, кроме сельскохозяйственных орудий и денежной помощи. Зерно ввозилось из Перми, Вятки и других мест, чтобы обеспечить людей, которых правительство таким образом поселило там.

Распространение сельского хозяйства и создание постоянных поселений в пределах новой страны обеспечивалось путем многократной отправки новых пахарь и девушек для замужества с казаками.

В 1723 году партии, экипированные известным торговцем А. Демидовым, проникли в Алтай, где обнаружили несколько рудных приисков. Там быстро был построен завод, а первый, захваченный государством, получил название Колывань.

В связи с развитием горнодобывающей промышленности на Урале, Алтае, Нерчинске потребность в рабочих значительно возросла, и сотни семей из глубинки России ежегодно направлялись туда для пополнения населения Сибири. В дополнение к этой колонизации, поощряемой правительством, многие недовольные дома бежали в новые страны в поисках лучших условий и большей свободы. В более поздние годы к росту населения значительно добавились политические и другие ссыльные.

Покорение Сибири потребовало ее освоения, и в течение XVIII века император Петр I инициировал это дело.

Попытка установить регулярное морское сообщение с Камчаткой потерпела неудачу из-за нехватки кораблей, Петр I отправил в Охотск шведских узников, знакомых с судостроением, и с помощью этого была налажена регулярная связь между Охотском и Камчаткой.

Петр I тогда заинтересовался тем, ведет ли морской проход в Северный Ледовитый океан между азиатским и американским континентами. Экспедиция с этой целью покинула Санкт-Петербург в 1725 году, в год смерти Петра I, и через три года достигла Камчатки через Сибирь. Таким образом, было доказано существование пролива между Азией и Америкой.

С 1733 по 1743 год была проведена наземная экспедиция по исследованию всей Сибири под руководством лучших ученых того времени. С большим успехом прошла и дальнейшая экспедиция из Охотска в Японию и на Курильские острова.

Во второй половине XVIII века, в период правления просвещенной императрицы Екатерины II, началась новая блестящая эпоха в истории географического и научного освоения Сибири.

Особое внимание было направлено на освоение южных районов, а также крайнего востока, Берингова моря и северо-западного уголка Америки.

С 1789 по 1799 гг. было открыто много островов в Беринговом море, на которых возникли русские поселения, а также на полуострове Аляска, открытом в 1770 г.

В 1799 г. в Санкт-Петербурге была образована большая компания под названием "Русско-Американская Компания" для работы русских владений на американском континенте, а также на берегах и островах Берингова и Охотского морей. Компании было предоставлено множество привилегий, для обеспечения которых в 1820 г. была заключена конвенция с США, а в 1825 г. - с Великобританией. Компания просуществовала до 1867 года, когда Император, желая закрепить те добрые отношения, которые существовали между его правительством и Соединенными Штатами, сдал Америке всю территорию с прилегающими островами. 25 апреля 1875 года Россия заключила соглашение с Японией, по которому последняя сдала России остров Сахалин, получив за него группу Курильских островов.

Имя Муравьева тесно связано с аннексией к России всего Амура. Муравьев был генерал-губернатором Восточной Сибири, а затем был известен как граф Муравьев Амурский. Сразу же по прибытии в область, вверенную ему на попечение, Муравьев ясно увидел, что без командования великой реки Амур, протекающей по всей длине Сибири с запада на восток и ведущей к морю, свободному от льда, перспективы дальнейшего развития в Восточной Сибири были очень малы. Он поставил перед собой задачу овладеть всей территорией, через которую протекает эта река, и успешно справился со своей задачей после многих трудностей и большого противостояния.

В 1857 году был подписан договор, по которому только левый берег Амура, от Аргуна до устья, уступался России, а правый, до Уссури, - Китаю. Только русским и китайским судам было разрешено плавать по Амуру, Сунгари и Уссури - маньчжуры, населявшие левый берег, остались под властью маньчжурского правительства.

В 860 году на Амуре было уже 12 000 русских колонистов и 61 казацкая станция. В том же году в Пекине был подписан еще один договор, по которому китайское правительство признало русское владычество над Амуром и всей областью Уссури, и таким образом восстановило в русское владение всю территорию, ранее приобретенную Хабаровым и Муравьевым.

Потомки древних сибиряков - смелая, свободная раса. Русский крепостной, при освобождении, смешивался с ними в Сибири, а потомки этого смешивания - самодостаточный, волевой народ, с поразительной индивидуальностью, и представляют собой большой контраст со скромным, мужественным крестьянином европейской Руси. Сибиряки когда-нибудь станут такой же великой нацией, как Америка. В свое время американцы состояли из того, что можно было бы назвать авантюристами, но этот смелый, бесстрашный персонаж был хорошей основой для будущей истории Америки, и это будет Сибирь. В Сибири люди гораздо свободнее, и если оставить политику в покое, то жизнь сибиряков - это жизнь храбрых и свободных.

UNWIN BROTHERS, LIMITED, THE GRESHAM PRESS, WOKING AND LONDON.

0

19

alippa написал(а):

еще немного

Сильно "немного". )))
Главное, что понятно откуда взято. :)

0

20

А можно вопрос?
Вот это может быть каким-то зданием на станции Обь (или около) в 1901-м (визиты в тот год)? Вроде, как подписано, что здание начальства.
Чёт как-то берёзки смущают, да и остальное.)))

http://images.vfl.ru/ii/1599445813/82dab628/31562326.jpg

Это из вот из этой книги, но там буквально пара слов (стр.72) : "Обь проехали в 17-30. Обь-важный торговый маршрут и т.п...."

http://images.vfl.ru/ii/1599445813/fb153a09/31562327_s.jpg http://images.vfl.ru/ii/1599445813/676f060e/31562328_s.jpg

Отредактировано VECTOR (07-09-2020 10:44:19)

+1

21

VECTOR написал(а):

Вот это может быть каким-то зданием на станции Обь (или около) в 1901-м (визиты в тот год)? Вроде, как подписано, что здание начальства.
Чёт как-то берёзки смущают, да и остальное.)))

В районе Кривощековского переселенческого пункта берёзок было много. Да и рельеф с уклоном.

+1

22

Ирландец написал(а):

В районе Кривощековского переселенческого пункта берёзок было много. Да и рельеф с уклоном.

Ага, посмотрел фотки переселенческого пункта со многими берёзками.
Может где-то там и была эта "резиденция начальников". Там далее на горизонте спуск к реке, значит.

Отредактировано VECTOR (07-09-2020 20:45:29)

0

23

Не знаю, интересно ли будет, но немного про правобережное КривоШОКово будет сказано в мемуарах одного француза, который в апреле 1898-го тут путешествовал.
30 марта 1898-го с левого берега у моста по льду на Оби добрался до Бердска, и далее до Барнаула, а потом обратным ходом уже по правому берегу 6 апреля до Кривощёково, коим именует он будущий Новосибирск.
Пока анонс, а текст сегодня чуть позже. Оригинал на французском...  http://sa.uploads.ru/t/r5iO2.gif
Честно говоря, ничего такого особенного в тексте нет.
Чего поздней зимой у нас увидеть можно хорошего?... Сами понимаете...
...
А пока текста нет, то вопрос.
Вот такая фота, которую нашёл в архиве французской библиотеки.
Это они в России.
В центре весь в орденах сидит французский генерал Жанен, который, как я сейчас прочитал, сдал Колчака.
Ну, так написано в Вики: Жанен, Морис
Но речь будет не о нём...
Речь будет про другого француза, который за 20 лет до этого тут у нас путешествовал.
Кто-нибудь навскидку угадает кто именно на фото тот другой? Так-то он особо ничего не решал...

http://images.vfl.ru/ii/1599544035/4cc1427c/31572950_m.jpg

Отредактировано VECTOR (08-09-2020 13:53:23)

+1

24

VECTOR написал(а):

30 марта 1898-го с левого берега у моста по льду на Оби добрался до Бердска, и далее до Барнаула, а потом обратным ходом уже по правому берегу 6 апреля до Кривощёково, коим именует он будущий Новосибирск

А разве в то время от Барнаула до Кривощёкова по правому берегу дорога была?  [взломанный сайт]

0

25

Ирландец написал(а):

А разве в то время от Барнаула до Кривощёкова по правому берегу дорога была?  [взломанный сайт]

Ну, я не совсем точно выразился. :)
Вот его маршрут красным:

http://images.vfl.ru/ii/1599549633/e8a9bb92/31573647.jpg

0

26

VECTOR написал(а):

Вот его маршрут красным:

То есть обратно через Бердск и далее по левому берегу до Кривощёкова.

0

27

Ирландец написал(а):

А разве в то время от Барнаула до Кривощёкова по правому берегу дорога была?

:) прочитала пост 23 от VECTOR и тоже этот вопрос возник.

0

28

VECTOR написал(а):

6 апреля до Кривощёково, коим именует он будущий Новосибирск.

Странно, что ж он его так именует. К этому времени уже и официально утверждено название посёлка Ново-Николаевский.
А местные его давно по другому и не называли.

0

29

Ирландец написал(а):

В районе Кривощековского переселенческого пункта берёзок было много. Да и рельеф с уклоном.

Да и забор похож. Только берёз не наблюдается.

http://images.vfl.ru/ii/1599570589/8e3b6d3d/31576872_s.jpg

0

30

VECTOR написал(а):

Кто-нибудь навскидку угадает кто именно на фото тот другой? Так-то он особо ничего не решал...

Так это фото из библиотеки города Дижона? Хотя это фот о много у кого хранится - не один оттиск был.
В библиотеке Дижона хранятся интересные фото и документы. Например, протокол осмотра Дома Ипатьева.
Фото из архива Жюля Легра. Он же и на фото.
Жюль Легра родился 25 мая 1866 г. в Пасси.
Преподавал русскую литературу в Сорбонне.
Первую поездку в Россию он совершил в конце 1890-х годов, сначала в Европейскую часть России, а затем три раза в Сибирь между 1895 и 1903. В 1915-м г. Жюль Легра был направлен в Россию в качестве военного наблюдателя. После прикомандирован к штабу 1-го Сибирского армейского корпуса.
В августе 1918 г., вошел в состав миссии генерала Жанена.
В послевоенное время Легра публиковал свои мемуары о России.
Член Академии изящной словесности г. Дижона с 1907 года. Умер в Дижоне 12 мая 1939 г.

Отредактировано Стрелокъ (10-09-2020 08:58:35)

+1

31

Стрелокъ написал(а):

Так это фото из библиотеки города Дижона? Хотя это фот о много у кого хранится - не один оттиск был.

Да, Стрелокъ, вы "угадали". В смысле - знали.
Это же оригинальное фото, которое в единственном числе было в архиве у Легра - фотопластинка же.
Про оттиски ничего сказать не могу. Просто кривые принтскрины с экранов, наверное.)))
Да, в библиотека Дижона нашёл.
Там, кстати, есть подаренный и подписанный в его честь фотоальбом от однослуживца, как я понял:
Да и просто фоток он много наделал в России. Там несколько сотен фоток.
Слева древовидная структура (нажать на "+"): http://patrimoine.bm-dijon.fr/pleade/ea … e_e0000011
Вернусь к сути...

Ирландец написал(а):

То есть обратно через Бердск и далее по левому берегу до Кривощёкова.

Честно говоря, точно не знаю...  От нашего моста до Бердска точно по льду реки, а от Бердска напрямую до Барнаула, получается, как на карте.
Понятное дело, что обратно шёл ровно тем же маршрутом, а на карте обратный маршрут немного смещён просто для наглядности.

Olga написал(а):

Странно, что ж он его так именует. К этому времени уже и официально утверждено название посёлка Ново-Николаевский.
А местные его давно по другому и не называли.

Прям не знаю что и ответить... )))

Возвращаясь обратно к посту 23 с фотографией французских интервентов, покажу кто именно.
Так-то он успел и в российской армии послужить до революции:

...его направили непосредственно в российскую армию, где он получил офицерское звание и служил в русской форме в сибирском армейском корпусе.

Один из всех решил не понтоваться формой на групповом фото - Jules Legras
На фотках ниже он уже не молодой, конечно, а у нас бывал в 31-летнем возрасте.
А на фото справа тоже посередине сверху стоит. Сверху по всей длине поезда надпись - "Сибирская Восточная железная дорога"

http://images.vfl.ru/ii/1599705349/0b6e8e4a/31590872_m.jpg   http://images.vfl.ru/ii/1599707066/3671387d/31590919_s.jpg

В Вики есть только страничка с биографией на французском, которую перевёл ниже:

Жюль Эмиль Леграс, родившийся в Пасси (Йонн) 25 мая 1866 года и умерший в Дижоне 12 мая 1939 года), французский этнолог.

Студент Высшей школы нормального образования (1886–1889), немецкий агреже, доктор литературы, он стал учителем в лицее, а затем в университете Бордо.

В 1890 году он начал путешествовать по России и выучил русский язык. В 1896 году он уехал из Москвы в Сибирь1, следуя по Волге, затем по долине Камы, через которую он попал в Пермь. На поезде он поехал в Екатеринбург, затем в Тюмень и изучил бывшие поселковые села вокруг Омска, а также расселение новоселов в степи Кыргызстана.

Поверенный в миссии Министерства народного просвещения, в 1898 году он прошел по Транссибирской магистрали, посетил Барнаул, Томск и Красноярск, затем Иркутск и Кяхту. После Байкала он спускается по Чилке, потом по Амуру и видит Благовещенск и Хабаровск. Леграс, помимо этнологии, также изучает сельскохозяйственную колонизацию2, добычу полезных ископаемых и рост городов, пересекаемых Транссибирской магистралью.

Леграс наблюдает за колоннами осужденных, направляющихся в Читу, посещает Кяхту и Владивосток, затем отправляется в Японию, где отдыхает в течение месяца, а затем путешествует из Нагасаки в Осаку и из Киото в Токио.

Затем он пересекает Тихий океан, затем Северную Америку и Атлантический океан, чтобы вернуться во Францию ​​после гастролей по миру.

В 1897 году Леграсу удалось ввести изучение русского языка на факультете литературы в Дижоне. В 1904 году он перевел книгу о Транссибирской железнодорожной магистрали.

Несмотря на то, что ему было почти 50 лет, он пошел добровольцем и был мобилизован в качестве офицера-переводчика во время Первой мировой войны. В 1916 г. был направлен (в чине лейтенанта) в Россию для чтения лекций по 2-му бюро. Затем его направили непосредственно в российскую армию, где он получил офицерское звание и служил в русской форме в сибирском армейском корпусе. В 1916 году он был произведен в капитаны французской армии, затем началась революция, он был репатриирован в Мурманск. Он подробно рассказывает об этих событиях и приключениях в своих интересных Mémoires de Russie, опубликованных в 1921 году Payot. Он заканчивает командиром военного батальона, офицером Почетного легиона (1920), награжденным Военным крестом 1914-1918 годов с несколькими цитатами, а также российскими наградами.

Леграс провел в России в общей сложности десять лет своей жизни.

Затем он возобновил работу в университете и в 1929 году стал профессором русской литературы в Сорбонне3. Параллельно с этими университетскими функциями Жюль Леграс является приглашенным профессором Колумбийского университета в Нью-Йорке (осень 1920 г.), сотрудником Journal des Débats (1893 г.: политические исследования в Сербии, Болгарии и Германии), сотрудником Annales de géographie, du Temps (обзор в России в 1900, 1904 и 1905 годах), Revue des Deux Mondes, Revue bourguignonne, Vie des gens или критика Revue3.

Он был муниципальным советником Дижона с 1908 по 1914 год.

Почетный декан факультета литературы Дижона, он умер там 12 мая 1939 года.

Фонд Legras хранится в муниципальной библиотеке Дижона. В нем содержится замечательный Journal de Legras, рукопись с автографом объемом около 9000 страниц, охватывающая почти пятьдесят лет общественной и частной жизни, вплоть до 1939 года, года его смерти. Этот журнал, среди прочего, представляет собой настоящую энциклопедию дореволюционной русской жизни и заслуживает публикации.

А началось с того, что наткнулся на вот такую книгу, которую с большим мучением полистал с помощью переводчика.
С мучением, так как на французском, да и текст в файле не был распознан.
Вот эту: En Siberie (Jules Legras, 1899)   
А зарегистрировавшись и скачал: https://yadi.sk/i/dEeiPDxwmjEHBw

А это фотки с аукциона:
http://images.vfl.ru/ii/1599706614/d7a0f102/31590903_s.jpg http://images.vfl.ru/ii/1599706614/218cf56a/31590904_s.jpg http://images.vfl.ru/ii/1599706614/d8b39f6a/31590905_s.jpg http://images.vfl.ru/ii/1599706614/ce7f058b/31590906_s.jpg http://images.vfl.ru/ii/1599706615/233ede23/31590907_s.jpg http://images.vfl.ru/ii/1599706615/dd0bc84c/31590908_s.jpg http://images.vfl.ru/ii/1599706615/17be5e6e/31590909_s.jpg http://images.vfl.ru/ii/1599706615/51401647/31590910_s.jpg

Что-то вступление получилось каким-то гигантским, поэтому перейду к тексту.
Заранее кое-что оговорю.
Значит путь, как я понял, начался от ст.Кривощёково, а затем от левого берега Оби до Барнаула, и обратно, но уже на правый берег Оби.
Барнаульский вояж решил не удалять, так как без него текст получается неполным.
Упоминаемые в тексте "станции" есть "почтовые станции" (в оригинале Relais de poste), где меняли лощадей и передавали почтовые отправления.

Как мне кажется, когда он посетил наш мост, то его сопровождал инженер Владимир Александрович Линк, хотя фамилия в тексте написана как "Lenk", да и с именем что-то там автор напутал, похоже. Короче, явно Линк.
Линк есть тут на фото у К.Голодяева:  Исследование одной фотографии
.....
Добавлю кое-что от себя...
Текст получился довольно объёмный.
Начало текста такое добродушное, но под самый конец какая-то жесть попёрла...
Весна 1897-го. Мост построен, а Собор пока ещё начали строить. Что там было у нас на правом берегу - сами понимаете...
И вот попёрся он посреди ночи от "добрых" гостей обратно в свою гостиницу, при этом, как я понимаю, в полной темноте преодолевая где-то овраги Каменки...
На что он рассчитывал?...
Короче, проклял он тут всё, похоже.
Под конец меня совсем опечалило то, что ему поведал тот, кто ему помог добраться до гостиницы. Даже расхотелось что-то писать про этот текст...

Можно подумать, что если бы он в это время оказался где-нибудь в  глухомани у себя в стране посреди ночи (в порту, к примеру), то большая разница была бы?

Короче, кто захочет прочитать, то вот оригинал текста, который мне пришлось буквально весь прочитать на французском, так как искал ошибки распознавания, а также перевод:

Оригинал

30 mars. — Après une longue nuit de cahotements doux dans le train, me voici, au lever du soleil, parvenu à la rive gauche de l'Obi, où je vais prendre des chevaux pour gagner Barnaoul. Dans la petite gare (elles sont déjà toutes trop petites, en Sibérie), la cohue est brutale : chacun tient à se restaurer avant d'aller, de l'autre côté du fleuve gelé, prendre le train qui mène vers l'est. Pour moi, j'ai bientôt trouvé un cocher pour me conduire au premier relai de poste, dans un traîneau de paysan, simple caisse en bois et en nattes, où je m'allonge pêle-mêle avec mes bagages. Nous partons dans le matin radieux. Je ne me lasse pas d'admirer les effets de lumière dans ce pays : ceux qui n'ont jamais vu un lever de soleil sur la steppe neigeuse ne sauraient comprendre un tel enthousiasme, qui se fige dans les mots rebelles. Dans ces contrées ou le ciel reste pur presque aussi longtemps que sous les tropiques, mais prend des teintes adoucies et fondues, la lumière se diffuse infiniment sur toutes choses.

Nous ne connaissons pas ici d'ombres violentes; nous n'ayons que des nuances et des transparences. En outre, la gaze de vapeurs qui enserre le ciel bleu emprunte aux diverses inclinaisons du soleil des colorations qui sont si tendres que l'œil ne peut s'en détacher. C'est donc une joie sans égale que de glisser,         chaudement    vêtu, par les chemins glacés qui luisent comme des miroirs blancs. Bientôt, nous atteignons le fleuve, et nous voilà lancés au grand trot sur la glace. L'Obi est énorme à cet endroit : il a, selon les places, de 1200 à 1800 mètres de large; mais, couvert d'une croûte de neige, il ne se distingue de la plaine que par les caprices de ses rives brodées d'un feston noir de forêts. Une piste serpente sur le fleuve, évitant     les blocs de glace, qui, par endroits, se sont superposés en muraille cyclopéenne; sur cette piste, lentement, au pas, glissent les traîneaux des paysans qui transportent des marchandises vers le sud de la Sibérie. Ils s'en vont par files de cinquante, soixante, cent traîneaux, tout noirs de loin, sur la neige blanche; ils s'en vont, d'une allure résignée, suivant tous les méandres de la piste qu'ils obstruent, et ce long chapelet noir semblerait à peine vivant, si les chevaux, tous ensemble, à chaque pas, comme pour s'aider, ne faisaient un hochement de tête. Quand nous atteignons l'une de ces files, mon cocher hèle les conducteurs d'arrière-garde, qui sommeillent ou rêvent dans leur pelisse, et, de groupe en groupe, le cri se propage : « Arrête! » La file, enfin, s'est arrêtée. Si la piste est large, et si les cochers sont complaisants, on nous fait, sur le côté, un passage. Mais, le plus souvent, mes chevaux sont obligés d'entrer dans la neige non frayée, où ils s'enfoncent jusqu'au poitrail. Ce sont alors des jurons sans fin, et mon cocher, un jeune paysan de mine sympathique,       svelte dans son paletot fourré, se retourne pour éclater de rire, chaque fois qu'il a lancé à pleine gorge quelqu'une de ces affreuses injures sibériennes : il nous a vengés, pense-t-il, du retard et du bain de neige. Deux fois, mon traîneau culbuté —et mes plaques de photographie, grand Dieu! Mais, tout cela n'est qu'un hors-d'œuvre; j'en verrai bien d'autres, sans doute!

Au premier relai, à Berzka, je quitte la glace du fleuve et je loue un traîneau pour toute l'excursion. C'est un monument que ce traîneau : une caisse en bois, extrêmement lourde et solide, posée sur deux patins, et recouverte à moitié par une capote rigide. N'ayant plus besoin, désormais, de déménager à chaque station,  je m'installe confortablement. D'abord, tout au fond de la caisse, un lit de foin (il n'y a pas de sièges, dans les véhicules sibériens); sur ce foin, deux couvertures.
Je suis vêtu d'un pardessus ouaté recouvert lui-même d'une pelisse en peau de mouton; aux pieds, deux paires de bas de laine et deux paires de pimy caucasiennes, sorte de bottes souples en poil de chèvre tressé, à la fois imperméables et chaudes. Une fois assis, ou plutôt à demi couché, je mè couvre jusqu'au menton d'un plaid en laine, d'une couverture en fourrure et d'une toile imperméable sur laquelle je rabats le tablier. Mes bagages, calés à mes côtés, me soutiennent. Dans cet équipage, je puis bien affronter les — 20° ou — 25° centigrades que j'aurai certainement cette nuit; j'irais même jusqu'à — 30° ou  — 35°: mais, au delà, je devrais échanger ma pelisse en mouton contre une dakha, faite d'une peau de renne et d'une fourrure, adossées cuir à cuir. J'évite heureusement ce surcroît de dépenses et d'embarras : ne me répète-t-on pas, depuis huit jours, que l'hiver est bien fini !

Les intervalles des stations varient de 25 à 40 kilomètres; mais, aux relais, tandis qu'on attelle, je sors rarement de mon traîneau, me contentant d'un verre de lait et d'un morceau de pain noir qu'on m'y apporte. Vers deux heures, cependant, j'ai fait halte dans un grand bourg, et commandé un samovar et des œufs. Une vieille maman, indolente et grasse, tient la maison de poste : elle a près d'elle en ce moment une de ses filles et un garçon de quinze ans secoué de fièvre. Je donne à ce pauvre diable quelques doses de quinine, et me mets en devoir de confectionner des œufs brouillés. La jeune fille qui m'aide à cette opération est d'une laideur toute sibérienne, mais elle a de bons yeux doux et francs, et rit à pleine gorge. Je casse les œufs, j'y mêle un peu de lait, et je bats : c'est un événement, et tous, jusqu'au cocher, me regardent faire. La jeune paysanne se charge de surveiller la cuisson : « Veux-tu goûter? lui dis-je, quand tout est prêt. — Oh non! c'est jour de jeûne, nous ne pouvons pas manger d`œufs! » — et de rire...
Toute la journée et toute la nuit, je glisse au grand trot, parfois au grand galop de ma troika. Le paysage, tout plat, n'offre de charme que grâce aux jeux de la lumière : tantôt une coulée de rayons d'or, tantôt une vision rapide, au crépuscule, de bouleaux frêles et comme vaporeux se détachant sur la ganse lilas qui encercle le bord du ciel. Au dernier relai, il faisait nuit encore, et après avoir payé mes chevaux, je m'étais rendormi. Quand je m'éveillai, au jour naissant, je glissais de nouveau sur la glace de l`Obi que nous avions rejoint, entre des bouquets de saules poudrés de givre; puis, tout à coup, à un tournant, un grand pin maritime se détacha en contre-haut : il avait des formes si capricieusement esthétiques, et des tons sombres si harmonieux sur le fond opale du ciel froid, que ce fut un sentiment d'adoration pure qui me saisit, à cette infixable jouissance des yeux...

Enfin, voici les gorges au delà desquelles la ville est tapie. Des centaines de traîneaux sont là, resserrés dans une passe étroite; la montée est très sévère, et, comme la neige y a fondu, on est contraint de glisser à même la terre gelée. Les chevaux peinent, se ramassent, se détendent sous les sifflets, les encouragements tendres, les coups, et, dans un pêle-mêle bizarre, mais pittoresque, au prix de mille efforts, tous ces traîneaux se hissent peu à peu. On se sent ici très loin de toute civilisation, et l`on se dit que, dans ces gorges dénudées, tous les hivers, longtemps encore, sous le ciel fin, peineront, durement et sans profit, les laborieux petits chevaux roux.
Barnaoul est une petite ville bâtie (ou plutôt, ajustée, car elle est toute en bois) sur des collines de sable : elle n'est pas de celles qui, par leur pittoresque, attirent l'étranger. J'y suis venu afin de recueillir quelques renseignements généraux sur la région de l'Altaï, dont elle est le centre administratif, et dont il m'est impossible, cette année, de visiter les profondeurs. L'Altaï est le nom d'une chaîne de montagnes qui forme une partie de la frontière sibéro-chinoise : par extension, on désigne du même nom la perdre tout ce temps à Barnaoul — en pareille saison.

Cependant, en dépit de mes anxiétés, j'ai trouvé en Sibérie peu de villes où je me sois senti aussi à l'aise qu'à Barnaoul. Comme Om'sk, c'est un centre administratif, et l'on y trouve réunie une nombreuse société de gens cultivés qui se fréquentent les uns les autres. C'est là un des plus sérieux avantages de la petite ville, et il n'est pas un coin de Sibérie où l`intelliguensia m'ait paru plus unie et, partant, plus puissante qu'ici. Agronomes, chimistes, forestiers, ingénieurs, médecins, statisticiens, fonctionnaires de l`État ou du Cabinet, ils se réunissent sans éclat pour discuter ou pour agir, c'est-à-dire pour fonder et entretenir quelque modeste établissement d'utilité publique : une école, un ouvroir, une infirmerie, une bibliothèque, un musée. Oh! les bonnes matinées sérieuses et pleines que j'ai passées chez Serge Ivanovitch C... Oh! les soirées douces, familiales, occupées à écouter les observations pénétrantes et parsemées d'humour de Nicolas Dmitrévitch Z... et de quelques-uns des hôtes qu'il réunit en mon honneur autour du samovar ! Un courant de sympathie s'établit tout de suite entre ces hommes et moi, et je voudrais que, si jamais ils lisent ces lignes, ils se persuadent que j'ai emporté de leur groupe autre chose que la fugitive reconnaissance d'un touriste pressé. Sur les événements d'Europe, ils me questionnent avec passion; mais ils me renseignent aussi, sans se lasser, sur les événements locaux, sur l'immigration arrêtée provisoirement, sur la question si difficile en Sibérie des engrais efficaces, sur la nature de la terre et sur la production du blé, sur les lectures populaires, sur l'assistance médicale, sur le régime des forêts, sur les mines d'argent, les gisements de fer et de houille qui viennent d'être cédés par le Cabinet à une grande compagnie — bref, sur toutes les questions vitales de cette riche province. On me conte aussi l'histoire du dernier recensement. Je savais déjà qu'en Russie, il avait causé des désordres graves, et que, près de Kazan, un employé avait été tué par la foule. Dans la steppe sibérienne, il avait aussi provoqué une effervescence dont j'avais appris les détails à Omsk : sur les feuilles de recensement distribuées aux Kirghizes et traduites dans leur langue, on avait oublié de retrancher la question relative au service militaire. Les Nomades, qui sont exempts de ce service, ont cru à une atteinte portée à leurs droits déjà lésés par la défense qui leur a été faite d'aller cette année à la Mecque, par crainte de la peste : on a dû leur distribuer de nouvelles feuilles explicatives. Dans l'Altaï, les plus sérieuses difficultés ont été causées par la présence d'un fort contingent de Vieux Croyants. Cette secte n'admet pas le ministère des prêtres : elle a ici des partisans parmi des populations rurales que l'on cite comme des modèles de tempérance et d'activité : mais, naturellement, les popes orthodoxes ne cessent de les persécuter. Le recensement leur en a fourni un nouveau moyen. Les Vieux Croyants se marient légalement sans prêtres, par une simple déclaration  a la police. Les popes en ont profité pour traiter, sur les feuilles de recensement, leurs femmes de concubines, et leurs enfants d'enfants illégitimes. 11 en est résulté des plaintes, des démarches officielles... N'a-t-on pas, dans ces simples indications, une idée singulière de cet enchevêtrement dé races et de religions que présente la Sibérie, et de ce qu'il faut au Gouvernement russe de tact et dè flexibilité pour faire avancer du même pas cette masse confuse?

Hélas! il me faut me hâter. Chaque jour, le dégel devient plus menaçant; les cochers ne répondent plus de me tirer d'ici avant la réfection des routes, si je m'attarde auprès de mes hôtes si chers. Nicolas Dmitrévitch ne me laisse plus perdre une minuté : il me conduit de l'un à l'autre, fiévreusement. Puis, il m'annexe : c'est dans sa famille, dans son home si cordial que je dois prendre mes repas. Les personnes que je n'ai pu atteindre encore viennent me trouver là, et me donnent des brochures, des livres, des chiffres, des renseignements sur les objets de leur compétence. C'est un travail accablant, mais il m'est facilité par l'obligeance la plus affectueuse et la moins banale. En quatre jours, ici, j'ai recueilli autant de notes et de renseignements statistiques que dans telle autre ville en trois semaines. Par exemple, je n'ai pas eu le temps de les vérifier ; mais mes hôtes veillaient sur moi et ne laissaient point passer d'affirmation douteuse. Si je sais quelques petites choses justes sur l'Altaï, c'est à Nicolas Dmitrévitch et à Serge Ivanovitch que je le dois : ils ont fait le travail, je l'ai cueilli seulement.
Ces quatre jours charmants de hâté, de courses dans l`eau boueuse, d'interviews, de visites d'établissements, de causeries enjouées ou sérieuses, de discussions douces dans un cercle ami, ces quatre jours sont passés. J'ai serré des mains, j'ai embrassé des barbes, je pars. Il est sept heures du soir ; j'espère que la gelée va bientôt durcir la route. Les domestiques m`ont bordé dans mon traîneau, où j'étouffe maintenant, et cinq forts chevaux, âu lieu de trois, y sont attelés : le cocher espère, de cette façon, me sortir de la ville en me traînant sur la terre nue. Il fait un soir superbe, avec des transparences de crépuscule que nos contrées ne connaissent pas : au ciel, une planète, je ne sais laquelle, brille, si grosse, si lumineuse, si proche, semble-t-il, qu'un frisson me saisit à la contempler. Je repasse parles gorges nues, solitaires à cette heure sombre, j'atteins les bouquets de saules, dépouillés de leur givre vaporeux, puis la glace du fleuve, sur laquelle, déjà, un demi-pied d'eau miroite; enfin, au premier relai, au bout de trois heures, je respire : désormais, m'assure-t-on, j'aurai de la neige en quantité suffisante pour continuer ma route. Je m'endors, réveillé de temps à autre par les cochers qu'il faut payer; je m'endors, rompu de fatigue, et sans me soucier des dangers légendaires de la forêt sibérienne.

5 avril. — Je m'éveille complètement à l'aurore, reposé, rafraîchi, et, dans cet état de bien-être physique, je savoure l'effet de neige le plus merveilleux qu'il m'ait jamais été donné de contempler. C'est une joie inexprimable des yeux que ces clartés tendres, ces couleurs simples et fondues, ce rose, ce bleu et ce blanc, atténués, semble-t-il, par le froid, et par on ne sait quelle buée indécise qui flotte à l'horizon. Puis, le soleil paraît, et alors, c'est une émotion à chaque brin d'herbe. Tout là-bas, de grands bouleaux clairsemés ont leurs moindres ramilles gantées de givre, et semblent d'énormes bouquets blancs dans des étuis bruns. Un peu plus loin, ils m`apparaissent, je ne sais pourquoi, comme une foule de gigantesques communiantes qui marchent, toutes un peu penchées en avant, vers les splendeurs roses de l'horizon. Et les grandes herbes folles que nous frôlons sont blanches aussi, et les perdrix blanches qui, près de nous, sans s'effaroucher, restent immobiles au bord de la route, semblent avoir, également, revêtu une livrée et jouir comme moi de cette paix blanche ensoleillée. Mais, par exemple, tout objet vivant paraît noir sur cette neige : des hommes que nous croisons ont la barbe engivrée, et, dans ce collier blanc, leur visage prend un air cocasse : on dirait des pantins noirs avec des taches roses, des bonshommes artificiels jovialement peinturlurés pour faire contraste... Le soleil m'a laissé longuement jouir de ces merveilles simples qu'il contemplait, lui aussi, le curieux; puis, il les a fondues, et mon rêve s'est évanoui. Je ne crois pas oublier jamais l'indicible émotion de ce lever du jour. Il m'a payé de bien des heures tristes, et j'y ai vu comme un symbolique retour à la nature, après les faussetés poussiéreuses de notre Occident affairé...
Mon retour s'effectue par les mêmes villages que l'aller, et, comme, vers la fin, je suis moins pressé, sûr désormais de me tirer d'affaire grâce au froid plus vif, je m'arrête volontiers pour causer dans les isbas. Je retrouve en passant la jeune paysanne à qui j'ai montré comment on fait des œufs brouillés : cette fois, elle les prépare toute seule, en riant de tout son cœur : — « Comment t'appelles-tu? lui dis-je. — Zénovia. Et toi? reprend-elle — Iouli! » Me voilà introduit dans la famille où tout le monde me tutoie, depuis la maman jusqu'à son fils aîné, un géant, un type magnifique et souriant de moujik sibérien. Je trouve, en somme, bon visage à tous les relais, et cette rapide excursion confirme la bonne opinion que j'ai conservée des paysans sibériens après un séjour fait à l'automne dernier dans le gouvernement de Tobolsk. La suite du voyage me devait montrer que c'était là un jugement bien téméraire!

6 avril. — Je suis arrivé cette nuit au village de Krivochokovo, où la voie ferrée croise justement l`Obi, et, comme le train trihebdomadaire ne part qu'après-demain, j'ai tout un jour pour flâner. Je vais d'abord examiner le pont.
Le pont de l`Obi est le troisième grand pont du Transsibérien : le premier est celui de Kourgane, sur la Tobole, le second celui d'Omsk, sur l'Irtyche. Celui de Krivochokovo est achevé, et l'on y termine les derniers préparatifs pour accueillir le comité de réception qui arrive dans deux jours. C'est un pont de belle allure : il mesure 755 mètres. Toutefois, pour se rendre compte de l'importance du travail, il faut l'examiner en détail : j'ai d'abord fait en voiture le tour des piles, sur la glace; puis, j'ai dû, pour en apprécier la longueur, en compagnie du très aimable ingénieur, M. V. Lenk, parcourir, en pelisse, par un tourbillon de neige, les 755 mètres de traverses, sur lesquelles on n'avait pas encore achevé de poser la passerelle des piétons, et qui laissaient voir, dans leurs intervalles, comme au fond d'un abîme, la glace du fleuve. C'est un fort beau pont, et il a prouvé à l'essai, deux jours après ma visite, une résistance supérieure à toutes les prévisions.

J'avais une lettre pour un notable du lieu : je suis allé le voir, et j'ai trouvé auprès de lui et de sa femme la classique hospitalité sibérienne. C'est chez lui que j'ai goûté pour la première fois de ces excellentes pommes gelées dont parle un voyageur français, et dont, jusqu'ici, les Sibériens à qui j'en avais parlé, avaient ri comme d'une invention de touriste. Je cite le fait, d'abord parce que peu de gens savent combien les pommes gelées sont délicates, puis aussi, pour souligner un travers fréquent chez les Russes, en Europe comme en Asie : celui de donner avec un air d'autorité des renseignements sur dés faits qu'ils ignorent. Rarement ils conviennent de leur ignorance, si excusable qu'elle soit. On avait ri de cette « invention » des pommes gelées, chaque fois que j'en avais parlé : cependant, ces pommes se consomment bel et bien, et j'en ai goûté. Or, si, au lieu d'un mince petit fait, il s'agit d'une affaire d'importance, on comprend aisément combien on peut être induit en erreur par le travers d'affirmation que je signale : jointe cette propension aux erreurs volontaires qui est ici d'autant plus accusée, je crois, que l'on s'élève davantage dans la société, il contribue à rendre l'étude des choses russes beaucoup plus délicate et compliquée que ne le croient bien des touristes.

Grâce à l'hospitalité si cordiale dont je fus l'objet, grâce à une conversation animée et pleine, je passai chez mes hôtes une journée captivante. Ils m'avaient retenu jusque vers dix heures du soir en me répétant : « Mais, qui vous presse? » et j'allais décidément prendre congé, lorsque j'entendis la maîtresse de la maison dire tout bas à son mari ;  «Faut-il faire atteler? » Le mari répondit : « Non! » A ce mot, un frisson me passa. Sans doute, cet hôte si prévenant qui, le matin, m'avait fait renvoyer le cocher que je voulais garder toute la journée, ne se doutait pas de ce que signifiait ce refus, car, s'il s'en était douté, il m'aurait dit simplement : « Voici un sofa, couchez ici. » Il ne réfléchit pas, assurément, mais je réfléchis à sa place, et j'éprouvai quelque chose qui dut ressembler à ce que ressentit P.-L. Courier, lorsqu'il entendit le terrible : « Faut-il les tuer tous deux! » Ma situation était grave, mais que faire? Au bout de quelques minutes, je me levai sans affectation pour prendre congé, et, ayant demandé où je pourrais trouver un cocher, je reçus pour réponse qu'il n'y en avait plus à cette heure; je sortis. La tourmente de neige s'était apaisée, et le dégel, qu'elle avait interrompu un instant, recommençait. Que faire? Krivochokovo est un village dont la position est si admirable que, depuis l'ouverture des travaux du chemin de fer, sa population a passé, en trois ans, de 600 à 11500 âmes; malheureusement, ces âmes constituent un véritable ramassis de l'écume sibérienne. Le village ne possède encore ni rues, ni éclairage, ni police : il passe pour un coupe-gorge où les honnêtes gens s'enferment à la nuit close. Je n'avais ni canne ni revolver, et je portais sur moi une grosse somme d'argent; en outre, ma pelisse en peau de mouton embarrassait ma marche. Enfin, j'ignorais la position exacte de mon auberge, située là-bas, à deux kilomètres, dans un taillis non défriché. Des chiens, tout d'abord, se jetèrent sur moi : je les écartai et partis devant moi, au jugé, la neige ayant effacé toute trace de la route. Oh! quel flux de pensées! indignation, colère contre mon hôte, regret de ma légèreté, résolutions pour l'avenir — si je me tirais de là, — puis la peur, et, enfin, la résignation au pire. Il faisait une nuit noire, sinistre. Dans l'informe agglomération du bourg, il n'y avait pas même de rangées régulières de maisons sur lesquelles je pusse me guider, à défaut de rues. Je me souvenais d'avoir traversé en voiture un ravin dont le fond était plein d'eau. Comment y passer maintenant? Je l`avais atteint et me tenais, hésitant, tâtonnant, sur le bord de la pente, lorsque j'entendis un : « Qui va là? » C'était le gardien d'un tas de bois qui me hélait. Il m'aida à passer à pied sec, et, me cassant une grosse branche en guise de canne, il me dit : « Tu as tort, bârine, de te promener comme ça sans ton revolver. Le lieu n'est pas sûr. Que Dieu te protège! »

Faut-il détailler mes angoisses, mes tâtonnements, mes faux pas? J'hésitais dans l'obscurité, trébuchant contre des mottes, m'enfonçant dans des ornières profondes où la glace se rompait, étouffant dans ma pelisse que j'étais obligé de tenir fermée avec une main, car elle ne se boutonnait pas. Impossible de m'approcher des maisons près desquelles, çà et là, un gardien agitait ses castagnettes : des chiens accouraient dès que je paraissais à leur portée. J`appelai une ou deux fois : pas de réponse! Craignant d'attirer par ces cris l'attention d'un malfaiteur, je préférai me taire.  —Tout à coup, je me trouvai dans un taillis, mais, loin de l'auberge. Je revins sur mes pas, à tâtons. Un gardien claquait ses planchettes. Malgré les chiens, et à tout hasard, je le hélai longtemps. Au bout de plusieurs appels, il m'entendit. D'abord, il parlementa prudemment à distance, puis, persuadé sans doute de la pureté de mes intentions, il s'approcha. Je le décidai avec peine à m'accompagner. Chemin faisant, il m'apprit que, l`avant-veille, une femme, logée à mon hôtel, étant partie de bonne heure pour prendre le train, avait été assassinée à cinq cents mètres de là; et il ajouta « Vous êtes bien imprudent, vous! » — Enfin, j`aperçus l'auberge. On fut long à s`éveiller, à m'ouvrir : on m'ouvrit pourtant; j'arrivai dans ma chambre trempé de sueur, tremblant de fièvre et de fatigue, et je tombai là, sans force, ayant conscience d'avoir passé une heure et demie dont le souvenir serait long à s'effacer. — Quant à mon hôte si aimable, dont l'hospitalité aurait pu me coûter la vie, il ne saura jamais, sans doute, cette aventure...
Le surlendemain, après vingt-quatre heures de cahotement dans un train lent, j'étais à Tomsk.

30 марта. - После долгой ночи легкой тряски в поезде, вот я, на рассвете, прибыл на левый берег Оби, где собираюсь на лошадях добраться до Барнаула. На маленькой станции (в Сибири все они малы) толпа жестока: все хотят перекусить, прежде чем отправиться на другую сторону замерзшей реки, чтобы сесть на поезд, идущий на восток. Для себя я вскоре нашел кучера, который отвез меня на первую почтовую станцию, в крестьянских санях, в простом деревянном ящике и циновках, где я лежал, перемешанный с багажом. Выходим лучезарным утром. Не устаю восхищаться световыми эффектами в этой стране: те, кто никогда не видел восхода солнца в снежной степи, не могут понять такого энтузиазма, застывшего в бунтарских словах. В этих странах, где небо остается чистым почти так же долго, как в тропиках, но приобретает мягкие и плавные оттенки, свет распространяется бесконечно на все предметы.

Мы не знаем здесь жестоких теней; у нас есть только нюансы и прозрачности. Вдобавок марля паров, окружающая голубое небо, заимствована из различных склонностей солнечных цветов, которые настолько нежны, что глаз не может от нее оторваться. Поэтому скользить в теплой одежде по ледяным тропинкам, сияющим, как белые зеркала, - это несравненная радость. Вскоре мы достигаем реки и идем большой рысью по льду. Обь в этом месте огромна: в зависимости от места её ширина составляет от 1200 до 1800 метров; но, покрытая коркой снега, она отличается от равнины только причудами своих берегов, расшитых черной гирляндой лесов. Тропа петляет по реке, избегая ледяных глыб, местами наложенных на циклопическую стену; по этой колее медленно скользят нарты крестьян, везущих товары на юг Сибири. Они едут рядами по пятьдесят, шестьдесят, сто саней, все черные издалека, по белому снегу; они уходят в безропотном темпе, следуя всем извилистым тропам, которые они преграждают, и этот длинный черный розарий вряд ли будет казаться живым, если бы лошади, все вместе, на каждом шагу, как бы помогая друг другу не кивали головами. Когда мы подходим к одной из этих линий, мой кучер приветствует арьергардов, которые спят или видят сны в своих пеленах, и от группы к группе раздается крик: «Стой! Очередь наконец остановилась. Если колея широкая, и если кучеры успокаиваются, мы делаем сбоку проход. Но чаще всего моих лошадей заставляют заходить в грунтовый снег, где они проваливаются по грудь. Затем идут бесконечные проклятия, и мой кучер, молодой крестьянин с сочувствующей внешностью, худощавый в своем набивном пальто, разворачивается, чтобы расхохотаться, каждый раз, когда он бросает себе в глотку какое-нибудь из этих ужасных сибирских оскорблений. : он отомстил нам, думает, за задержку и снежную баню. Дважды кувыркались мои сани - и мои фотопластинки, Боже! Но все это всего лишь закуска; Без сомнения, я ещё повидаю многое…!

На первой почтовой станции в Бердске (прим. ориг – Berzka) я выхожу изо льда реки и беру сани на всю экскурсию. Эти сани - памятник: очень тяжелый и прочный деревянный ящик на двух полозьях, наполовину прикрытый жестким капюшоном. Мне больше не нужно переходить на каждую станцию, я удобно устроился. Во-первых, внизу ящика ложе из сена (в сибирских машинах сидений нет); на этом сене два одеяла.
На мне утепленное пальто, само покрытое овчиной; на ногах две пары шерстяных чулок и две пары кавказских сапог, что-то вроде гибких плетеных сапог из козьей шерсти, водонепроницаемых и теплых. Сидя или, вернее, полулежа, я укрываюсь до подбородка шерстяным пледом, меховым одеялом и водонепроницаемой тканью, на которую складываю фартук. Мой багаж, зажатый сбоку, поддерживает меня. В этой команде я могу столкнуться с температурой –20° или –25 ° по Цельсию, которые обязательно будут у меня сегодня вечером; Я бы даже опустился до -30 ° или -35 °, но кроме этого, мне пришлось бы обменять свою дубленку на даху (прим. ориг – dakha), сделанную из оленьей шкуры и меха, с подкладкой из кожи на кожу. К счастью, я избегаю этих дополнительных расходов и затруднений: разве мне не говорили за последнюю неделю, что зима действительно закончилась!

Интервалы станций варьируются от 25 до 40 километров; но на эстафете, запрягая, я редко вылезаю из санок, довольствуясь стаканом молока и куском черного хлеба, который мне приносят. Однако, около двух часов я остановился в большом рыночном городке и заказал самовар и яйца. Почтовым отделением заведует старая мать (прим. ориг – maman), ленивая и толстая: сейчас рядом с ней одна из дочерей и пятнадцатилетний мальчик, дрожащий от лихорадки. Я даю этому бедолаге несколько доз хинина (прим. https://ru.wikipedia.org/wiki/Хинин ) и приступаю к приготовлению омлета. Девушка, которая мне помогает с этой операцией, довольно некрасивая сибирячка (прим. на вкус и цвет фломастеры разные…), но у нее добрые, мягкие и откровенные глаза, и она от души смеется. Я разбиваю яйца, добавляю немного молока и взбиваю: это событие, и все, вплоть до кучера, смотрят, как я это делаю. О приготовлении блюд заботится молодая крестьянка: «Хочешь попробовать? - я говорю ей, когда все будет готово. - О нет! это разгрузочный день, мы не можем есть яйца! » - и смеётся...
Весь день и всю ночь я скользю на полной рыси (прим. ориг-rout-помедленнее галопа), иногда на полном скаку моей тройки. Пейзаж, довольно плоский, очаровывает только игрой света: иногда поток золотых лучей, иногда быстрое видение в сумерках хрупких берез и как бы парообразных выделяющихся на фоне лиловой веревки, которая опоясывает их. край неба. На последней станции было еще темно, и, заплатив за лошадей, я снова заснул. Проснувшись на рассвете, я снова скользил на льду Оби, которую мы достигли, между зарослями ив, припорошенных инеем; потом вдруг на изгибе вверху показалась большая приморская сосна: формы ее были столь капризно эстетичны, а темные тона настолько гармоничны на опаловом фоне холодного неба, что это было ощущение чистое обожание, которое охватывает меня, к этому непрекращающемуся удовольствию для глаз ...

Наконец, вот ущелья, за которыми прячется город. Сотни саней застряли в узком проходе; Подъем очень тяжелый, и, поскольку снег там растаял, мы вынуждены скользить по мерзлой земле. Лошади трудятся, собираются вместе, расслабляются под свист, ласковое поощрение, удары, и в причудливой, но живописной мешанине, ценой тысячи усилий, все эти сани понемногу поднимаются. Чувствуется, здесь очень далеко от цивилизации, и один говорит себе, что в этих бесплодных ущельях, все зимы, в течение длительного времени, до сих пор, под тонким небом, трудолюбивые маленькие красные лошади будут трудиться, трудно и без прибыли.

Барнаул - небольшой городок, построенный (точнее, приспособленный, потому что он весь из дерева) на песчаных холмах: он не из тех, которые своей живописностью привлекают иностранцев. Я приехал сюда для того, чтобы собрать общую информацию об Алтайском крае, административным центром которого я не могу в этом году побывать в глубинах. Алтай - это название горного хребта, образующего часть сибирско-китайской границы: под тем же названием мы имеем в виду «проиграть» все это время в Барнауле - в таком сезоне.

Однако, несмотря на беспокойство, я нашел несколько городов в Сибири, где я чувствовал бы себя так комфортно, как в Барнауле. Как и Омск, это административный центр, и здесь находится большое общество культурных людей, которые часто бывают друг у друга. Это одно из самых серьезных преимуществ городка, и нет такого уголка Сибири, где интеллигенция казалась бы мне более сплоченной и, следовательно, более могущественной, чем здесь. Агрономы, химики, лесники, инженеры, врачи, статистики, должностные лица государства или кабинета министров встречаются без прикрас, чтобы обсудить или действовать, то есть основать и поддерживать какое-то скромное учреждение общественного пользования. : школа, работный дом, лазарет, библиотека, музей. Ой! добрые, серьезные и полные утра, которые я провел у Сержа Ивановича С ... Ой! милые, семейные вечера, занятые слушанием проницательных и юмористических наблюдений Николая Дмитриевича З ... и некоторых гостей, которых он собирает в мою честь у самовара! Между этими людьми и мной сразу же возникает симпатия, и я хотел бы, чтобы, если они когда-нибудь прочитали эти строки, они убедили себя, что я взял у их группы нечто иное, чем мимолетное признание спешащего туриста. . Они страстно расспрашивают меня о событиях в Европе; но они также неустанно информируют меня о местных событиях, о временно задержанной иммиграции, о сложном в Сибири вопросе эффективных удобрений, о природе земли и производстве пшеницы, о народных чтениях. , о медицинской помощи, о лесном режиме, о серебряных рудниках, месторождениях железа и угля, которые Кабинет министров только что передал крупной компании, короче говоря, по всем жизненно важным вопросам этого богатая провинция. Еще мне рассказали историю последней переписи. Я уже знал, что в России он устроил серьезные беспорядки, и что под Казанью толпа убила сотрудника. В сибирской степи это тоже вызвало ажиотаж, подробности которого я узнал в Омске: в переписных листах, розданных киргизам и переведенных на их язык, мы забыли удалить вопрос о военной службе. Кочевники, освобожденные от этой службы, верили в нарушение их прав, уже пострадавших от запрета на поездку в этом году в Мекку из-за страха перед чумой: их пришлось раздать новые пояснительные листы. На Алтае самые серьезные трудности вызвало наличие большого контингента старообрядцев. Эта секта не допускает священнического служения: у нее есть сторонники среди сельского населения, которых называют образцом умеренности и активности; но, естественно, православные папы не перестают преследовать их. Перепись предоставила им новый путь. По закону старообрядцы женятся без священников, просто заявив в полицию. Священники воспользовались возможностью и стали относиться к своим женам в переписных листах как к наложницам, а их детям - как к незаконнорожденным. Это привело к жалобам, официальным демаршам ... Разве в этих простых указаниях мы не имеем единственного представления о том переплетении рас и религий, которое представляет Сибирь, и о том, что нам нужно? тактичности и гибкости российского правительства, чтобы продвигать эту запутанную массу такими же темпами?

Увы! Я должен спешить. С каждым днем оттепель становится все более угрожающей; кучеры больше не отвечают, что смогут вытащить меня отсюда до изменения дороги, если я задержусь с моими дорогими хозяевами. Николай Дмитриевич не дает мне терять ни минуты: он лихорадочно ведет меня от одного к другому. Затем он присоединил меня: это в его семье, в его таком радушном доме, что я должен принимать пищу. Люди, с которыми я еще не смог связаться, приходят, чтобы найти меня там и дать мне брошюры, книги, рисунки, информацию по предметам их компетенции. Это ошеломляющая работа, но ее облегчает самая нежная и менее банальная доброта. За четыре дня здесь я собрал столько же заметок и статистической информации, сколько в таком другом городе за три недели. Я, например, не успел их проверить; но мои хозяева наблюдали за мной и не пропускали сомнительного утверждения. Если я кое-что знаю об Алтае, то я в долгу перед Николаем Дмитриевичем и Сержем Ивановичем: они сделали работу, я только взял.
Эти четыре очаровательных дня спешки, гонок по мутной воде, собеседований, посещений заведений, оживленных или серьезных разговоров, нежных дискуссий в дружеском кругу - эти четыре дня прошли. Я пожал руку, поцеловал бороду, ухожу. Семь вечера; Надеюсь, кисель скоро закалит дорогу. Прислуга усадила меня в сани, где я сейчас задыхаюсь, и к ним запрягают пять сильных лошадей вместо трех: кучер надеется таким образом вывести меня из города, волоча по голой земле.  Это великолепный вечер с прозрачностью сумерек, которых не знают наши страны: в небе планета, я не знаю которая, сияет, такая большая такой светлый, такой близкий, кажется, что меня охватывает дрожь, когда я созерцаю его. Я возвращаюсь через голые ущелья, одинокие в этот темный час, добираюсь до кустов ив, лишенных их парообразного инея, затем до речного льда, на котором уже блестит полфута воды. Наконец, на первой станции, через три часа, я дышу: отныне, уверен, у меня будет достаточно снега, чтобы продолжить путь. Я засыпаю, меня время от времени будят кучеры, которым надо платить; Я засыпаю разбитый усталостью и не беспокоясь о легендарных опасностях сибирского леса.

5 апреля. - Я полностью просыпаюсь на рассвете, отдохнувший, свежий, и в этом физическом благополучии я наслаждаюсь самым чудесным эффектом снега, который я когда-либо видел. Невыразимая радость для глаз, что эти нежные сияния, эти простые и плавные цвета, этот розовый, этот синий и этот белый, смягченные, кажется, холодом и каким-то нерешительным туманом, который плывет. на горизонте. Затем появляется солнце, и тогда это эмоция с каждой травинкой. Вдалеке высокие редкие березы имеют свои самые маленькие веточки, покрытые инеем, и кажутся огромными белыми глыбами в коричневых футлярах. Чуть дальше они кажутся мне, я не знаю почему, как толпа гигантов, идущих, все немного наклонившись вперед, к розовому великолепию горизонта. И большие дикие травы, которые мы пасем, тоже белые, и белые куропатки, которые рядом с нами, не испугавшись, остаются неподвижными у обочины дороги, тоже, кажется, надели ливрею и наслаждаются, как я, этим покоем. солнечный белый. Но, например, любой живой объект кажется черным на этом снегу: мужчины, которых мы встречаем, имеют матовые бороды, а в этом белом воротничке их лица приобретают комический вид: они похожи на черных марионеток с розовыми пятнами, хороших мужчин. искусственно нарисовано весело, чтобы создать контраст ... Солнце давало мне долго наслаждаться этими простыми чудесами, которые он тоже созерцал, любопытный; потом он растопил их, и моя мечта исчезла. Я не верю, что когда-нибудь забуду неописуемые эмоции этого рассвета. Это принесло мне много печальных часов, и я увидел в этом символическое возвращение к природе после пыльной лжи нашего напряженного Запада ...

Я возвращаюсь через те же деревни, и, поскольку ближе к концу я меньше тороплюсь, теперь уверен, что выберусь из леса из-за более сильного холода, я с радостью останавливаюсь, чтобы поболтать в избах (прим. isbas). Проходя мимо, я нашел молодую крестьянскую девушку, которой показал, как приготовить яичницу: на этот раз она готовит их совсем одна, от души смеясь: - «Как тебя зовут?» - я спросил. - Зеновия. А ты? она продолжает – «Йоули!»
Здесь меня вводят в семью, где со мной разговаривают все, от матери до ее старшего сына, великана, великолепного и улыбчивого сибирского мужика. В общем, во всех станциях я нахожу хорошее лицо, и эта быстрая экскурсия подтверждает то хорошее мнение, которое я сохранил о сибирских крестьянах после пребывания прошлой осенью в правительстве Тобольска. Остаток поездки, должно быть, показал мне, что это было очень опрометчивое суждение! (прим.: лягушатник фигов…)

6 апреля. - Я приехал вчера вечером в село Кривочоково (прим. Krivochokovo), где железная дорога пересекает Обь, и, поскольку трехнедельный поезд отправляется только послезавтра, у меня есть целый день, чтобы прогуляться. Сначала я осмотрю мост.
Мост Оби - третий по величине Транссибирский мост: первый - Курган, на Тоболе, второй - Омский, на Иртыше. Завершено строительство в Кривочоково, и идут последние приготовления к встрече приемной комиссии, которая прибудет через два дня. Красивый мост: его длина составляет 755 метров. Однако, чтобы осознать важность работы, ее необходимо изучить подробно: сначала я объехал сваи, по льду; затем, чтобы оценить его длину, в компании очень любезного инженера М. В. Ленка (прим. M. V. Lenk - вероятно инженер В.А. Линк) мне пришлось покрыть мельком в снежном вихре 755 метров шпал, на которых еще не закончили построить пешеходный мостик, через который, как на дне пропасти, можно было видеть лед реки. Это очень красивый мост, и на испытаниях через два дня после моего визита он показал, что сопротивление превосходит все прогнозы.

У меня было письмо для местного знатного человека: я пошел к нему и обнаружил в нем и его жене классическое сибирское гостеприимство. Именно у него я впервые попробовал эти превосходные замороженные яблоки, о которых говорит французский путешественник и о которых до сих пор сибиряки, с которыми я говорил о них, смеялись, как над изобретением туристов. Я цитирую этот факт, во-первых, потому что мало кто знает, насколько нежны замороженные яблоки, а затем еще и для того, чтобы подчеркнуть частый недостаток россиян, как в Европе, так и в Азии: необходимость давать информацию авторитетно. на факты, которые они игнорируют. Они редко соглашаются со своим невежеством, каким бы простительным оно ни было. Мы смеялись над этим «изобретением» замороженных яблок каждый раз, когда я говорил о нем: однако эти яблоки едят хорошо, и я их пробовал. Однако, если вместо небольшого факта это имеет значение, легко понять, насколько можно ввести в заблуждение указанное мной утверждение: добавьте эту склонность к ошибкам. волонтеров, что здесь особенно заметно, я считаю, что по мере того, как человек растет в обществе, это способствует тому, что изучение русских вещей становится намного более деликатным и сложным, чем думают многие туристы.

Благодаря сердечному гостеприимству, объектом которого я был, благодаря живому и обстоятельному разговору, я провел с хозяевами увлекательный день. Они держали меня около десяти вечера, повторяя мне: «Да кто вас подгоняет?» И я определенно собирался уйти, когда услышал, как хозяйка дома тихо сказала своему мужу; "Мы должны запрячь?" Муж ответил: «Нет! При этом слове меня охватила дрожь. Без сомнения, этот внимательный хозяин, который утром заставил меня отослать кучера, которого я хотел оставить на весь день, не понимал, что означает этот отказ, потому что, если он подозревал это, он сказал бы мне просто: «Вот диван, ложись сюда. Он не думал, конечно, но я думал за него, и я испытал нечто похожее на то, что P.-L. Courier, когда услышал ужасное: «Мы должны убить их обоих!» »Моя ситуация была серьезной, но что мне делать? По прошествии нескольких минут я встал, не притворяясь, чтобы уйти, и, спросив, где мне найти кучера, получил ответ, что в этот час никого не осталось; Я вышел. Метель утихла, и оттепель, которую она на мгновение прервала, началась снова. Что делать? Кривочоково - это село, положение которого настолько замечательное, что с момента открытия железной дороги его население за три года увеличилось с 600 до 11 500 человек; К сожалению, эти души составляют настоящую коллекцию сибирских подонков (прим. видать накипело…). В селе до сих пор нет ни улиц, ни освещения, ни полиции: он сходит за головорез, где честные люди запираются на ночь. У меня не было ни трости, ни револьвера, и я нес с собой большую сумму денег; кроме того, из-за своей овчины мне было трудно ходить. Наконец, я не знал точного местоположения своей гостиницы, находившейся там, в двух километрах, в нерасчищенной чаще. В первую очередь на меня набросились собаки: я их оттолкнул и, судя по всему, оставил перед собой, снег стер все следы дороги. Ой! какой поток мыслей! возмущение, гнев на хозяина, сожаление о своем легкомыслии, решения на будущее - если я выберусь оттуда - затем страх и, наконец, смирение к худшему. Это была темная мрачная ночь. В бесформенной агломерации городка не было даже правильных рядов домов, по которым я мог бы ориентироваться, из-за отсутствия улиц. Я вспомнил, как ехал по оврагу с залитым водой дном. Как добраться сейчас? Я добрался до него и остановился, колеблясь, ощупью, на краю склона, когда я услышал: «Кто идет?» Меня приветствовал хранитель груды дров. Он помог мне пройти по сухой земле и, сломав для меня большую ветку, как трость, сказал мне: «Ты не прав, барин, так ходить без револьвера». Место не спокойное. Храни тебя Господь! "

Следует ли мне подробно описывать свои переживания, мои попытки и ошибки, мои ошибки? Я колебался в темноте, спотыкаясь о комья, проваливаясь в глубокие колеи там, где ломался лед, задыхаясь в моей шубе, которую мне приходилось держать закрытой одной рукой, потому что она не застегивалась. Невозможно подойти к домам, возле которых то тут, то там охранник махал кастаньетами: собаки прибегали, как только я появлялся в пределах их досягаемости. Звонил один-два раза: без ответа! Боясь привлечь внимание преступника этими криками, я предпочел промолчать. Внезапно я очутился в чаще, но далеко от гостиницы. Я вернулся наощупь. Стучал охраннику досками. Несмотря на собак, во всяком случае, я его долго окликал. После нескольких звонков он меня услышал. Сначала он осторожно вел переговоры на расстоянии, затем, несомненно, убедившись в чистоте моих намерений, подошел. Он с трудом решил поехать со мной. По дороге он сообщил мне, что накануне... *тут немного удалил, что не нравилось* и добавил: "Вы очень неосторожны!" - Наконец-то я увидел гостиницу. Потребовалось много времени, чтобы разбудить, чтобы открыли мне: тем не менее мне открыли; Я вошел в свою комнату, весь в поту, дрожа от лихорадки и усталости, и упал там без сил, осознавая, что провел полтора часа, воспоминания о которых исчезнут еще не скоро. - А хозяин такой «добрый», чье гостеприимство могло стоить мне жизни, наверняка никогда не узнает об этом приключении ...
Два дня спустя, после суток тряски в медленном поезде, я был в Томске…

Отредактировано VECTOR (15-11-2021 13:30:42)

+6

32

Жаль фамилию "местного знатного человека" не указал.
"Добряшка" вошёл бы в историю :)

0

33

VECTOR написал(а):

Короче, кто захочет прочитать, то вот оригинал текста, который мне пришлось буквально весь прочитать на французском, так как искал ошибки распознавания, а также перевод:

Супер! Спасибо огромное! И фотки классные! И перевод замечательный!

0

34

VECTOR написал(а):

Про оттиски ничего сказать не могу. Просто кривые принтскрины с экранов, наверное.)))

Нет, почему кривые принтскрины. Многие офицеры, изображенные на фотографии, получили потом свой экземпляр - компьютеров тогда не было, принтскрин не могли сделать.... Я видел это фото в другом источнике с подписью в качестве подарка от русского офицера, или русскому офицеру, точно не помню, нужно смотреть мой архив. Это вообще была серия фото, сделанная в этот день
***

Вот отрывок заметок о нашем городе, сделанном 2м лейтенантом американской армии Уильямом Джонсом, который был в нашем городе проездом 17 июня 1919 г.:
"Новониколаевск. Ранее здесь было 80000 жителей, теперь свыше 200000 и больше: очень много беженцев. На станции очень много беженцев - грязных, голодных, усталых людей, стоящих в длинных очередях за кипятком. В городе 15 000 польских солдат и очень много чехословаков. Три коменданта: чешский, польский, русский".
Ну а фото самого лейтенанта на форуме уже было

0

35

Olga написал(а):

Жаль фамилию "местного знатного человека" не указал.

Наверное его предки с французами воевали, вот и проучил напоследок, чтобы не шастали.)))

alippa написал(а):

И перевод замечательный!

Перевод-то понятно какой. Кое-какие места не совсем понятны, но смысл улавливается. Кое-что печальное в конце перевода стёр, но в оригинале осталось.
Возможно, что это первый задокументированный случай приготовления омлета в наших краях. Ведь это блюдо и слово "Omelette" французской кухни, вот все наблюдатели и были шокированы, что оказывается яйца можно с молоком мешать и жарить. Ну и блюдо "мороженые яблочки" тоже повеселило.

Стрелокъ написал(а):

Нет, почему кривые принтскрины. Многие офицеры, изображенные на фотографии, получили потом свой экземпляр - компьютеров тогда не было, принтскрин не могли сделать.... Я видел это фото в другом источнике с подписью в качестве подарка от русского офицера, или русскому офицеру, точно не помню, нужно смотреть мой архив. Это вообще была серия фото, сделанная в этот день

Но и фотали тогда на фотопластинки. Копии такого отличного качества на фотокарточках, как на картинке выше, ведь не делали тогда.
Отсюда предположу, что все просто сидели несколько минут, а фотограф заряжал новые фотопластинки, сколько их нужно было.
Ну, не знаю, может секунд 30 надо на один снимок, если по-быстрому, ведь всё уже настроено стоит. Может посидели минут 5, а может и меньше.
Так что фотки могут немного отличаться (кто-то сдвинулся вбок, задремал и пр.).
Просто предполагаю.

Стрелокъ написал(а):

Вот отрывок заметок о нашем городе, сделанном 2м лейтенантом американской армии Уильямом Джонсом, который был в нашем городе проездом 17 июня 1919 г.:

Вот такой вот момент встретил в книге канадского журналиста от американца, который ему рассказал:   Russia before dawn (Mackenzie, Frederick Arthur)
Где-то на набережной "гора", что ли... Да, уж...
http://images.vfl.ru/ii/1599797689/a633c7f3/31600973_s.jpg

Дом, где он пожил сколько-то. Не знаю, может гостиница. В тексте, вроде, нет подробностей, но про город немного написано.
Правда ничего хорошего, как и то время, в целом.

http://images.vfl.ru/ii/1599797689/5e015529/31600972_s.jpg

Можно ещё вот такое фото в тему добавить.
Это фото сделал Нансен Фритьоф , когда проезжал. 
http://images.vfl.ru/ii/1599803823/3e356168/31601426_m.jpg

Тут скорее интересно не то, что именно сфотано и откуда (с моста), а то, что фото авторское. Сделано 22 октября.
Из его книги: Through Siberia, the land of the future  (Nansen Fridtjof, 1914)
http://images.vfl.ru/ii/1599804140/adbb858a/31601444_m.jpg

Отредактировано VECTOR (11-09-2020 13:07:46)

0

36

VECTOR написал(а):

Можно ещё вот такое фото в тему добавить.
Это фото сделал Нансен Фритьоф , когда проезжал.

Уже есть темы

Фото, сделанное Ф. Нансеном с железнодорожного моста Ново-Николаевска

Фритьоф Нансен. В страну будущего

0

37

А, спасибо, Палыч .
А мой вариант из оригинальной книжки, на норвежском, хотя я дал ссылку на англоязычную. Ну, хоть в чём-то отличие - в подписи.)))

Отредактировано VECTOR (11-09-2020 13:26:17)

0

38

VECTOR написал(а):

Дом, где он пожил сколько-то. Не знаю, может гостиница.

Напоминает типовую постройку железнодорожного ведомства.

0

39

VECTOR написал(а):

Ну и блюдо "мороженые яблочки"

Заморозить яблоки в наших краях зимой, думаю,  не так сложно, а вот иметь их ....
В одной садоводческой книжице  читал, что сибирские купцы, посадив в Сибири, в Омске, российские, яблони, на зиму строили вокруг них специальные сараи, чтобы защитить деревья от морозов.

0

40

Юрий Шилов написал(а):

Заморозить яблоки в наших краях зимой, думаю,  не так сложно, а вот иметь их ....
В одной садоводческой книжице  читал, что сибирские купцы, посадив в Сибири, в Омске, российские, яблони, на зиму строили вокруг них специальные сараи, чтобы защитить деревья от морозов.

Стелющиеся яблони
https://sadsezon.com/sad/plodovie/yablo … yasya.html

Отредактировано deos54 (11-09-2020 21:04:30)

0

41

Юрий Шилов написал(а):

а вот иметь их ....

Привозили просто, наверное.
Вон, вагон с ледником для фруктов засветился в латышском альбоме: http://patrimoine.bm-dijon.fr/pleade/im … _007_R.jpg

Отредактировано VECTOR (11-09-2020 21:11:05)

0

42

п.40,41
Можно и так. Но сарай для яблони, это .... шикарный кураж!

Отредактировано Юрий Шилов (11-09-2020 21:57:37)

0

43

Стрелокъ написал(а):

Вот отрывок заметок о нашем городе, сделанном 2м лейтенантом американской армии Уильямом Джонсом

Кстати, знаменитая серия фотографий польских офицеров в Новониколаевске сделана именно им

0

44

Ирландец написал(а):

Напоминает типовую постройку железнодорожного ведомства.

Да.
Вывеска там какая-то, типа названия станции.
И перепады высот какие-то гористые.
И, как поняла, это уже 1920-е годы.

0

45

SIBERIA A RECORD OF TRAVEL, CLIMBING, AND EXPLORATION BY SAMUEL TURNER, F.R.G.S.
WITH AN INTRODUCTION BY BARON HEYKING
WITH 46 ILLUSTRATIONS FROM PHOTOGRAPHS BY THE AUTHOR
T. FISHER UNWIN LONDON; ADELPHI TERRACE LEIPSIC; INSELSTRASSE 20
First Edition, 1905 Second Edition, 1911

Глава 3....Новониколаевск

ГЛАВА III
КУРГАН—ПЕТРОПАВЛОВСК—ОМСК
Курган - Гонка на санях - Петропавловск - Азиатский характер города - Караванные маршруты - Характер родной Сибири - Криминальные и политические ссылки - Алтайский хребет -
Минеральные богатства - Скорость на Сибирской железной дороге - Организация движения - Территория Семипалатинска - Озера и реки - Соляные озера - Фауна региона -
Киргизы - Их обычаи - Сибирское казачество - Их организация - Увлечения и погони киргизов - Омск - Ермак - "мертвый дом" - Образовательные, научные и другие учреждения в Омске - Чайный караван из Китая - Гигантский водный путь - Карачи - Озеро Чаны - Каинск - Евреи в Каинске - Сторож и его погремушка - Климат - Экспорт дичи - Катание на санях в темноте -
Мост через Обь - Трудности судоходства - Ново-Николаевск - Сердечный прием.
........................
Однажды утром, когда наш кондуктор сообщил нам, что мы приближаемся к знаменитому мосту через реку Обь, одному из самых длинных и красивых мостов на магистрали, всеобщий интерес пробудился. Все фотокамеры были приведены в готовность, а пассажиры толпились у окон, а я, напротив, отправился в конец поезда. Этот мост находится на расстоянии 2,262 мили от Москвы и почти полмили в длину. Он состоит из семи стальных пролетов через самую большую реку Западной Сибири. Река Обь, с ее широкими, разветвленными притоками, простирается на 10 000 миль в длину и служит источником для Западной Сибири недорогого средства связи и транспорта с Европой. Важность этого водного пути, крупнейшим из притоков которого является Иртыш, можно понять из следующих фактов. С 1870 по 1884 год, в течение четырнадцати лет, общее количество грузов, перевозимых по западносибирским рекам Обского бассейна, составило 40 302 тонны, тогда как в 1894 году, в момент открытия движения по линии Омск-Челябинск Великой Сибирской железной дороги,
Было перевезено 250.000 тонн различных грузов. Но влияние железной дороги еще лучше видно в том, что в 1897 году по линии Пермь-Тюмень было перевезено более 980 266 тонн частных грузов.
Плавание по Оби начинается в г. Бийске, на стыке Бии и Катуни, откуда грузы перевозятся на расстояние от 1000 до 2000 миль. Несмотря на конкуренцию, существующую среди судовладельцев, тарифы на перевозки значительно выше, чем на Волге, что связано с нестабильностью судоходства и рисками, которым подвергаются пароходы при их прохождении. Нерегулярность замерзания и вскрытия рек, отсутствие средств получения информации по телеграфу, малочисленность населения на главных реках, особенно на Оби, низкий уровень воды Тобола и Туры являются причиной многих несчастных случаев, которые приводят к повреждению или уничтожению грузов и потерям судовладельцев. Соединение рек Кет, притока Оби, и Касса, притока Енисея, каналом, создало еще один огромный водный путь длиной 2 350 миль из Тюмени на западе в Иркутск на востоке. В настоящее время этот канал может использоваться пароходами только с момента открытия судоходства по рекам до июня, так как после этого сезона вода падает настолько низко, что пользоваться ею могут только баржи с грузом в 8 тонн. Правительство уделяет этому особое внимание. В Сибири есть такой чудесный водный путь, что если построить лучшие пароходы и преодолеть маловодье, то по сибирской железнодорожной магистрали не придется отправлять ничего, кроме скоропортящихся грузов, например, молочных продуктов.
На полпути через мост мы заметили несколько саней на реке внизу. Лед на реке образует гораздо лучшее зимнее шоссе, чем дорога, которая вскоре становится очень неровной. Я сделал снимок верстмана в конце, когда поезд покинул мост, и прежде чем я смог вернуться купе и приготовить багаж, поезд остановился на станции Обь. Здесь меня встретил господин Освальд Скотли, Ф.Р.Г.С., который на санях, запряженных двумя симпатичными киргизскими лошадками, ждал, чтобы отвезти меня в свою резиденцию, примерно в двух милях от станции, в посёлок Ново-Николаевск. Семья оказала мне сердечный английский прием и познакомила меня с его сыном, г-ном П.Скоти, который организовал мне встречу с бизнесменами поселка и был готов сопровождать меня в экспедиции в неизвестную часть Горного Алтая. В тот вечер я остановился в единственной гостинице в поселке, размещение в которой было достаточно удовлетворительным, если не считать обычного недостатка воды и постельного белья.

+1

46

Olga написал(а):

И перепады высот какие-то гористые.

Мне показалось, что это где-то вдоль Алтайской ж.д.

alippa написал(а):

SIBERIA A RECORD OF TRAVEL, CLIMBING, AND EXPLORATION BY SAMUEL TURNER

Ага, это из той же книги в п.17, которую вы сначала нашли.
Я тоже до этого читал этот фрагмент, после чего тогда судорожно начал рыскать по книге в поиске той фотки, которую он сделал из поезда, но её там нет.)))

0

47

Тема интересная, но... какая-то каша уже.

В начале поста или перед каждой книгой русскими буквами можно , пожалуйста, указывать имя путешественника, год путешествия, и по возможности название книги.

0

48

Olga написал(а):

Тема интересная, но... какая-то каша уже.

Финал любой темы.(((
Тогда добавлю "кашки", чтобы наверняка.)))
...
Опять-таки вон та синенькая книжка в п.17.
http://images.vfl.ru/ii/1598936750/abe9341d/31503839_s.jpg
Там просто текст про наш город был раскидан по книге, а alippa не сразу заметил, наверное.
Но я не про это.
Из нашего города на тот момент (1903г.) сливочное масло отправлялось по Оби до Англии, а автор этой книги как раз сливочным маслом  занимался, поэтому поездка в город входила в его круг интересов, но не была целью.
Он занимался скалолазанием, поэтому потом от нас отправился на Алтай...
А ему потом наше географическое общество вручило медаль в Санкт-Петербурге после лекции за открытие новых гор и за то, что никто до него зимой никто по Алтайским горам не лазил.
И эта книга тоже упоминается в наградном поздравлении.
Это я из его книги 1911-го прочитал:   My climbing adventures in four continents (Samuel Turner, 1911г.)
http://images.vfl.ru/ii/1599927714/739bada2/31613702_m.jpg http://images.vfl.ru/ii/1599927714/7facb6d8/31613703_m.jpg

Посмотрел подобных книжек путешественников уже не один десяток. Тут от холода не знаешь куда деваться, а они шли и шли через Сибирь, причём ещё когда железки не было.
Просто как пример: Вот книга 1892-го.  Женщина автор... через Колывань (естественно)... Название:    "На санях и лошадях к изгнанным Сибирским прокаженным"
Или вот эта 1911-го. Там он уже на последней странице 426 к Новониколаевску по Оби подъехал на санях, на обратном пути домой:  "Через крышу мира; запись путешествия через Кашмир, Гилгит, Хунзу, Памир, Китайский Туркестан, Монголию и Сибирь"

Может чего ещё когда встретится интересного...
Но я уже "наелся" текстами... Мне хватит...:)

Отредактировано VECTOR (12-09-2020 23:51:54)

+1

49

VECTOR написал(а):

Но я уже "наелся" текстами... Мне хватит...

Очень жаль! Думаю,  многих  это сильно огорчит.
Может "соточку принять" для аппетита?
Ведь в кои веки вышли на "куда не ступала нога ... ".

0

50

Юрий Шилов написал(а):

Ведь в кои веки вышли на "куда не ступала нога ... ".

Вообще, хотелось бы хоть какого-то описания Кривощёкова, кроме известных карт, количества душ, да и просто факта, что оно было. До момента активного расселения и переноса церкви.
Только не знаю, существует ли такое, да и где искать в открытых источниках.
Если наш люд не делал такие записки по понятным причинам (так как и так это всё перед глазами каждый день), то вот так вот через приезжих может что и можно узнать, так как для для них это всё в новинку и новые впечатления.
Может чего ещё когда и попадётся...

+1


Вы здесь » НОВОСИБИРСК в фотозагадках. Краеведческий форум - история Новосибирска, его настоящее и будущее » Книги и публикации » Путевые записки о Кривощёково/Новониколаевске/Новосибирске