«Якутскiй край» № 24, 27 сентября.

22 сентября въ 9 ч. веч., къ квартирѣ письмоводители 3.-Кангал. инородной управы Неустроева, сидѣвшаго съ семьей за ужиномъ, подъѣхалъ неизвѣстный человѣкъ, пріоткрылъ ставень и черезъ окно, почти въ упоръ, выстрѣлилъ въ Неустроева. Выстрѣломъ тяжело раненъ Неустроевъ и легко — его жена и дочь.

Отбылъ наказаніе городской голова Юшмановъ. приговоренный съѣздомъ за оскорбленіе должностныхъ лицъ къ 5 дневному домашнему аресту. Къ таковому на 4 дня приговорены инженеръ Кудрявцевъ и чиновн. особ. поруч. Маковъ.

Выбиты стекла въ домѣ архіерея. Думаютъ, что сдѣлали это ученики второклассной школы, выбрасывая камушки резиной. Замѣчено также, что ученики духовнаго училища бросаются въ церкви дробинами. Архіерей проситъ у губернатора для храма стражниковъ, чтобы они арестовывали безчинствующихъ и воспрещали куреніе табаку на паперти. Въ письмѣ по этому поводу архипастырь молитъ Бога о дарованіи администраціи силы и энергіи для борьбы съ строемъ. который выбрасываетъ въ жизнь людей "въ невѣріи полагающихъ свободу".

24 сентября обнаружена попытка къ кражѣ въ магазинѣ Кушнарева. Каменную стѣну не успѣли разобрать на полкирпича.

23 были сдѣланы попытки проникнуть въ двѣ казенныя винныя лавки. Двери были пробуравлены коловоротомъ.

Въ связи съ попытками къ кражѣ, отъ губернатора послѣдовало распоряженіе въ городскую Управу о наймѣ ночного караула и о выдачѣ городовымъ фуражныхъ, чтобы дать имъ возможность по ночамъ объѣзжать свои участки. Полиціи предписывается производить по ночамъ облавы притоновъ; въ нихъ уже задержано нѣсколько подозрительныхъ лицъ.

(OCR: Аристарх Северин)

https://www.yakutskhistory.net/фрагменты-истории/происшествия/1907/

Край губернаторскаго произвола.

„Сибирскiе Вопросы“ № 37-38. 16 октября 1910 г.

(Отвѣтъ г. Лелину).

Въ № 239 „С.-Петербургскихъ Вѣдомостей“ напечатана статья г. Лелина: „Крафтоѣдство „Сибирскихъ Вопросовъ“. Исходная точка статьи та, что напрасно „гг. Яковлевичи такъ усердно стараются порочить Крафта на страницахъ „оппозиціоннаго органа“, ибо это только „будетъ способствовать вящщему преуспѣянію г. Крафта по службѣ“. Поэтому „было бы вполнѣ понятно и цѣлесообразно (курсивъ нашъ), если бы г. Яковлевичъ съ документами въ рукахъ обнаружилъ печатно какія либо незакономѣрныя дѣйствія г. Крафта, какъ губернатора. Это было бы очень поучительно и могло бы привести къ какимъ нибудь практическимъ результатамъ“.

Итакъ, критика дѣйствій какого либо администратора должна имѣть цѣлью: или повредить ему по службѣ, или способствовать его карьерѣ. Съ этой точки зрѣнія, только единственной, и могутъ быть признаны цѣлесообразными всякія обличенія; только такія обличенія и могутъ повести къ практическимъ результатамъ. Но вѣдь на такую высоту можетъ подняться не всякій, и вполнѣ понятно, если г. Яковлевичъ, стоя на болѣе „низменномъ“ принципѣ, имѣетъ въ виду не тѣхъ, кто можетъ повысить или понизить г. Крафта по службѣ, а простого обывателя, которому и хочетъ помочь разобраться въ окружающихъ его явленіяхъ, ибо дѣятельность г. Крафта представляетъ изъ себя такую путаницу „либерально“-благородныхъ потугъ и безцеремоннаго административнаго произвола, что простой смертный не сразу возьметъ въ толкъ — что и къ чему. Тѣмъ болѣе это трудно, что у Крафта есть приспѣшники не только среди чиновниковъ, но и среди обывателей и даже инородцевъ. Вспомнимъ г. В. Никифорова, сначала мечтавшаго объ якутской республикѣ, а потомъ преподнесшаго его превосходительству фотографическую группу за „необыкновенную чуткость къ нуждамъ инородцевъ“...

Вызовъ г. Лелина, брошенный г. Яковлевичу, мы принимаемъ, т. е. постараемся охарактеризовать фактами дѣятельность г. Крафта въ области „нуждъ инородцевъ“, къ которымъ онъ проявляетъ такую „необыкновенную чуткость“.

Въ г. Якутскѣ давно назрѣла необходимость въ сельско-хозяйственной школѣ 1-го разряда, и мѣстное Сельскохозяйственное Общество давно (чуть не 10 лѣтъ) занято этимъ вопросомъ. При участіи спеціалиста-агронома и представителей инородцевъ и крестьянъ оно выработало проектъ школы и смѣту, представило все это по начальству, потомъ вторично, по предложенію послѣдняго, пересмотрѣло и проектъ, и смѣту.

Что же сдѣлалъ г. Крафтъ? Онъ упразднилъ проектъ Сельско-хозяйственнаго Общества и предложилъ свой проектъ со смѣтой на меньшую сумму.

Мѣстное Сельско-хозяйственное Общество, желавшее имѣть дѣйствительно сельско-хозяйственную школу, а не суррогатъ съ этимъ названіемъ, билось нѣсколько лѣтъ, чтобы сократить смѣту, какъ того требовало министерство, и ничего не могло подѣлать, несмотря на всѣ старанія двухъ, слѣдовавшихъ одинъ за другимъ областныхъ инженеровъ. Для г. Крафта же съ его знаніями, присвоенными мундиру, сдѣлать требуемое, конечно, очень легко, ибо бюрократъ „чиномъ отъ ума избавленъ“.

Приспѣшники г. Крафта козыряютъ открытіемъ въ г. Якутскѣ педагогическихъ курсовъ для подготовленія народныхъ учителей области.

Вѣрно. Но что это за курсы? Лекторами состоятъ исполняющіе обязанности учителей городского училища, судить о педагогическихъ познаніяхъ которыхъ можно уже по одному тому, что они до сихъ поръ путаютъ Кука, открывшаго въ 18 столѣтіи Новую Зеландію, съ нынѣ здравствующимъ авантюристомъ, заявившимъ претензіи на открытіе сѣвернаго полюса.

На „заселеніе Алданскаго края крестьянами съ верховьевъ Лены испрашивается субсидія отъ казны“.

Что это за „Алданскій край“, мы не знаемъ, да едва-ли знаетъ и г. Крафтъ. Кто и когда изслѣдовалъ этотъ край въ отношеніи годности для земледѣльческой культуры и емкости для колонизаціи? Здѣсь есть свободныя земли, отобранныя у якутовъ, которые усиленно хлопотали и хлопочутъ о возвращеніи имъ этихъ необходимыхъ для нихъ угодій. Не о нихъ-ли идетъ рѣчь? Гдѣ же тогда „чуткость къ нуждамъ инородцевъ“?!. Впрочемъ, переселенческая политика г. Крафта потребовала бы очень много мѣста. Интересующихся этимъ вопросомъ мы отсылаемъ къ „Сибирскимъ Вопросамъ“, гдѣ эта политика получила полное и всестороннее освѣщеніе.

„Назначеніе въ г. Якутскѣ второго врача для командировокъ, по спеціальности окулиста, который зимою будетъ завѣдывать глазною лѣчебницей, а лѣтомъ — разъѣзжать по улусамъ“.

Въ этомъ ходатайствѣ особенно рѣзко сказывается „знаніе, присвоенное мундиру“. Прежде всего, во сколько лѣтъ такой врачъ посѣтитъ хоть разъ каждый наслегъ того или иного улуса? Кромѣ того, болѣзнями глазъ страдаютъ по преимуществу якутскія женщины болѣе бѣднаго класса, и онѣ-то менѣе всего могутъ воспользоваться услугами врача-окулиста. Лѣтомъ имъ приходится доить коровъ четыре раза въ день, при чемъ коровы пасутся на обширныхъ выгонахъ, по открытымъ мѣстамъ, разбросаннымъ въ тайгѣ. Скотъ же отъ жары и слѣпней забирается въ лѣсъ, гдѣ разыскать его не особенно легко, во всякомъ случаѣ нужно время и время. Поэтому весь день лѣтомъ у якутскихъ женщинъ занятъ уходомъ за скотомъ.

Тутъ вся разгадка въ томъ, что г. Крафтъ пригласилъ на должность врачебнаго инспектора нѣкоего М., который исповѣдуетъ принципы черной сотни, издалъ нѣсколько скверныхъ брошюрокъ объ эпидемическихъ болѣзняхъ и носитъ по недоразумѣнію званіе „спеціалиста-окулиста“, ибо 15 лѣтъ тому назадъ былъ въ глазномъ отрядѣ въ Тургайской области, гдѣ и свелъ дружбу съ „Иванъ Иванычемъ“.

Правда, помимо приглашенія окулиста, увеличенъ персоналъ врачей въ Олекминскомъ округѣ и открытъ врачебный участокъ въ Якутскомъ.

Но зачѣмъ же г. Крафтъ предварительно разгромилъ медицинскій персоналъ г. Якутска и округовъ? Зачѣмъ было увольнять изъ Олекмы единственнаго тамъ врача только за то, что при обыскѣ редакціи газеты „Якутская Мысль“ найдено его письмо, совершенно невиннаго содержанія, но обнаружившее его сношеніе съ ненавистной для администраціи независимой печатью?.. Уволенъ, кромѣ того, и за то же, помощникъ медицинскаго инспектора, Р. Годомскій, очень популярный въ г. Якутскѣ. Много-ли при такомъ отношеніи къ врачамъ найдется охотниковъ служить въ Якутской области? Сюда ѣдутъ или дослуживать пенсію, какъ Плавскій въ Вилюйскій округъ, еле двигающійся старикъ, совершенно непригодный для отправленія обязанностей врача, тѣмъ болѣе улуснаго, или же стипендіаты, т. е. невольные врачи, которые во что бы то ни стало стремятся уѣхать изъ области, какъ можно скорѣе. Если же среди нихъ встрѣчаются хорошіе врачи, — не чиновники, люди болѣе или менѣе независимые, то они непремѣнно впадаютъ въ немилость администраціи и вынуждены бываютъ оставить службу. Такъ было и съ врачемъ, самымъ популярнымъ среди инородцевъ области, не говоря уже про городскихъ жителей, медицинскимъ инспекторомъ Вонгродзскимъ. Теперь, вотъ уже нѣсколько лѣтъ, пустуетъ участокъ Якутскаго округа, Баягантайскій, всего верстахъ въ 200 отъ города. Все это факты, показывающіе, какъ смотритъ г. Крафтъ на медицинскую помощь для инородцевъ.

„Крафтъ — сторонникъ просвѣщенія“, заявляютъ приспѣшники. Имъ учреждены для учащихся якутянъ стипендіи при Константиновскомъ межевомъ институтѣ, высшихъ женскихъ курсахъ, томскомъ университетѣ, при мѣстной фельдшерской школѣ, женской гимназіи, реальномъ училищѣ и иркутской учительской семинаріи.

Но почему же не могло легализироваться, а было „разъяснено“ и истреблено г. Крафтомъ организованное якутами „Общество просвѣщенія“, переименованное потомъ въ „Сырдыкъ“ (Свѣтъ), а вмѣсто него было открыто (конечно, не по иниціативѣ инородцевъ) „Общество попеченія о народномъ образованіи“, куда вошли „интеллигентныя“ дамы и вкупѣ съ кавалерами избрали г. Крафта почетнымъ членомъ? Общество „Сырдыкъ“ не догадалось бы сдѣлать это, такъ какъ въ массѣ состояло изъ якутовъ, живущихъ, по словамъ г. Крафта, „звѣроподобнымъ образомъ“...

„Передача завѣдыванія метеорологическими станціями въ сѣверныхъ округахъ области учителямъ народныхъ школъ съ назначеніемъ имъ добавочнаго жалованья въ размѣрѣ 25 руб. въ мѣсяцъ изъ средствъ „Русскаго Географическаго Общества“.

Тутъ, кромѣ „знаній, присвоенныхъ мундиру“, обнаруживается еще и стремленіе распоряжаться средствами Географическаго Общества для награжденія „за усердіе“ *). Можетъ быть, это въ порядкѣ вещей среди бюрократіи: судить не намъ. Мы подчеркнемъ лишь „знанія“. Одно время спасеніе Россіи видѣли въ развитіи всякихъ культуръ и на народнаго учителя хотѣли возложить проведеніе этихъ культуръ при помощи школьныхъ огородовъ, садовъ, пасѣкъ и т. д. вплоть до разведенія шелковичныхъ червей. Педагоги-спеціалисты категорически высказались противъ этого. Они говорили, что если учитель будетъ выполнять лишь свои прямыя обязанности, и то — слава Богу: такъ сложны и обширны эти обязанности. Разумѣется, ничего нельзя сказать противъ, если учитель по собственному почину разведетъ при школѣ какую либо культуру.

*) Учителя и теперь имѣютъ право брать на себя обязанности наблюдателя на метеорологической станціи, входя въ непосредственныя сношенія съ „Географическимъ Обществомъ“ или съ „Физической Обсерваторіей“. Но г. Крафту не это нужно. Каковъ бы ни былъ учитель (лишь бы отличался „благонадежностью“), онъ по своему положенію долженъ имѣть право завѣдывать станціей. До сихъ поръ сплошь и рядомъ метеорологическими станціями въ Сибири завѣдывали политическіе ссыльные. Мало того, они получали полномочія учреждать такія станціи и для этого пользовались правомъ разъѣздовъ по области или губерніи.

Но педагоги спеціалисты г. Крафту не указъ. Ему нѣтъ дѣла до того, что здѣсь, среди инородческаго населенія, обязанности учителя еще сложнѣе. Кромѣ учительства въ собственномъ смыслѣ, на немъ въ Якутской области лежитъ еще наблюденіе за интернатомъ, безъ котораго по мѣстнымъ условіямъ не можетъ обойтись ни одна школа, а иногда вдобавокъ на немъ же лежитъ и содержаніе интерната.

„Проведеніе мѣръ для охраны лѣсовъ по берегамъ Лены“. Ничего не можемъ сказать, такъ какъ не знаемъ, отъ кого или чего будутъ охранять эти лѣса, а главное, не знаемъ, въ чемъ будутъ состоять эти мѣры.

„Подвѣска второго провода на телеграфной линіи Якутскъ — Витимъ“. Ничего не имѣемъ...

„Утвержденіе смѣты земской губернской повинности на трехлѣтіе 1909—1911 г. г.“

Подробное разсмотрѣніе и освѣщеніе этой смѣты было уже сдѣлано въ мѣстной газетѣ „Якутская Мысль“, — поэтому обойдемъ ее сейчасъ молчаніемъ. Замѣтимъ только одно. Въ концѣ 1909 года на земскія средства отправлены въ Россію три инородца для изученія художественной рѣзьбы по кости. Допустимъ, что художественные таланты этихъ трехъ счастливцевъ оцѣнены г. Крафтомъ безошибочно, но достаточно ли его „знаній“, или „чуткости“ для рѣшенія вопроса, что составляетъ насущную потребность населенія: художественная рѣзьба по кости или что другое?..

Мы кончили задачу, предложенную г. Лелинымъ, но считаемъ нужнымъ сказать еще нѣсколько словъ и о г. Лелинѣ, и о г. Крафтѣ, — о послѣднемъ тѣмъ болѣе, что онъ оставилъ область (хотя теперь ходятъ слухи, что онъ возвращается опять на постъ якутскаго губернатора), и такимъ образомъ можно какъ бы подвести итоги его дѣятельности.

Между прочимъ, г. Лелинъ говоритъ: „До такой степени читателю примелькалась въ журналѣ фамилія этого губернатора, что по полученіи новой книжки, каждый разъ, особенно если на обложкѣ стоитъ имя г. Яковлевича, читатель съ нѣкоторой брезгливостью думаетъ о томъ, какъ бы его опять не стали угощать Крафтомъ“.

Мы не обладаемъ развязностью г. Лелина, говорящаго за всѣхъ читателей, но можемъ увѣрить его, что многіе мѣстные обыватели съ такимъ же чувствомъ ожидали наступленія каждаго слѣдующаго дня, думая какъ бы этотъ день опять не угостилъ его г. Крафтомъ, изобрѣтательность котораго по части всякихъ „мѣръ“ поистинѣ неистощима, Г. Крафтъ пускался даже въ „литературу“, посылалъ „опроверженія“ въ мѣстныя газеты, но его отучили отъ этого несвойственнаго его превосходительству занятія, опровергая коряво написанныя „опроверженія“ его же собственными документами.

А какъ богата дѣятельность г. Крафта по части истребленія „крамолы“! Просмотрите № 17—18 „Якутской Мысли“ и онъ вамъ дастъ цѣльное, опредѣленное представленіе о положеніи Якутской области подъ властью этого губернатора. „Уволенъ за подозрѣваемую близость къ изданію газеты „Якутская Мысль“ чиновникъ областного управленія Н. Н. Грибановскій“... „Уволенъ за удовлетвореніе требованій политическихъ ссыльныхъ... и за участіе въ качествѣ корреспондента въ газетѣ „Якутская Мысль“ управляющій Верхоянскаго округа Ѳ. М. Соловьевъ“. Предсѣдатель Сельскохозяйственнаго Общества С. Ф. Михалевичъ привлекался къ суду за то, что, будучи политическимъ ссыльнымъ, состоялъ членомъ и предсѣдателемъ Общества. Оправданный по суду, онъ высланъ г. Крафтомъ административно изъ города. Далѣе есть рубрики: „Мытарства Верхоянцевъ“, „Къ голодовкѣ въ мѣстной тюрьмѣ“, дѣло „Якутскаго Общества приказчиковъ“. (Правленіе Общества привлекалось къ суду за допущеніе въ число членовъ административно-ссыльныхъ. Теперь Общество въ немилости. Учащимся запрещено посѣщать дѣтскіе вечера и елки, устраиваемые этимъ Обществомъ); „увольненіе въ отставку“ (уволенъ медицинскій инспекторъ В. А. Вонгродскій, очень много сдѣлавшій для области); „Бюрократическое хозяйничанье“ (инородцы должны ожидать въ теченіе нѣсколькихъ дней въ городѣ, чтобы купить пороху, котораго отпускается только по фунту на человѣка) и т. д.

Но мартирологъ жертвъ крафтовскаго произвола еще не исчерпанъ: онъ продолжаетъ изгонять интеллигентныхъ работниковъ, почему либо не угодившихъ ему Такъ, уволенъ помощникъ областнаго ветеринара И. Л. Кондаковъ за „пристрастіе къ алкоголизму“. Остается еще мотивъ къ очищенію области отъ нежелательнаго элемента, это — незаконное сожительство, если не бояться размаха косой по собственнымъ ногамъ...

Въ настоящее время для якутскаго обывателя фигура г. Крафта выяснилась вполнѣ. Карьеристъ, всегда знающій, „который часъ“, онъ знаетъ, что теперь нужно давить всякую общественную иниціативу — и давитъ ее. То истребляетъ, это упраздняетъ, тамъ разоряетъ, здѣсь разгромляетъ, созидая... дамскіе комитеты и шпіонажъ.

Насъ не удивитъ, если г. Крафтъ будетъ ходатайствовать о сельско-хозяйственной выставкѣ. Мѣстное сельско-хозяйственное Общество поставило этотъ вопросъ, сдѣлало уже нѣкоторые шаги къ его разрѣшенію, нашла свѣдующаго человѣка, въ лицѣ политическаго ссыльнаго А. К. Кузнецова-старика. нечаевца. А. К. Кузнецовъ устроился въ 18 верстахъ отъ Якутска и выработалъ планъ устройства показного поля и показного огорода вблизи города. Онъ высланъ теперь въ Хатынъ-Аринское селеніе (въ 130 верстахъ отъ Якутска). Оно и понятно: развѣ возможна общественная иниціатива, да еще при участіи политическаго ссыльнаго!

Когда то эти ссыльные привлекались здѣсь къ работамъ въ статистическомъ комитетѣ, къ экспедиціямъ, не говоря уже объ ихъ участіи въ дѣлахъ частныхъ обществъ: принимались даже на службу, въ качествѣ докторовъ, областныхъ инженеровъ. Теперь же областной инженеръ А. Кудрявцевъ уволенъ „по прошенію“ за знакомство съ двумя ссыльными, изъ которыхъ одинъ вернулся изъ правительственной экспедиціи.

Г. Крафтъ знаетъ, какое значеніе можетъ имѣть газета. Онъ не прочь даже самъ давать свѣдѣнія, необходимыя этой газетѣ, и давалъ ихъ (даже чрезъ посредство политическаго ссыльнаго, репортера газеты), но только подъ условіемъ, чтобы газета служила его видамъ. Когда же онъ убѣдился, что газета имѣетъ свои взгляды и не считается съ его взглядами, даже критикуетъ ихъ, онъ рѣшилъ задушить газету и добился своего. Его приближенные въ оправданіе его ссылаются на какой то тайный циркуляръ, будто бы обязавшій уничтожить зловредную газету, но мы сомнѣваемся, былъ-ли такой циркуляръ.

Г. Крафтъ знаетъ, что самое лучшее средство выслужиться при данныхъ условіяхъ — отысканіе новыхъ, „свободныхъ“ земель для поселенія, и онъ находитъ ихъ. Мало найденныхъ — найдетъ еще. Если будетъ нужно, то окажется, что у якутовъ есть лишнія земли, которыя не эксплуатируются, или что „кочевыхъ“ инородцевъ, какими считаются якуты, нужно превратить въ осѣдлыхъ землепашцевъ и тѣмъ „освободить“ цѣлыя территоріи. Для этого у г. Крафта есть и достойные сотрудники, въ лицѣ г. г. Маркграфа, Оленина и т. п.

Извѣстно, что требуется прочная связь края съ остальными частями имперіи и поднятіе его производительности, и г. Крафтъ „разрабатываетъ“ проектъ пароходнаго сообщенія чрезъ Беринговъ проливъ, съ устройствомъ порта въ заливѣ, который отправленная на сѣверъ экспедиція, во главѣ съ г. Волосевичемъ, переходитъ пѣшкомъ. Маленькая незадача вышла, только благодаря тому, что экспедиція была организована въ Петербургѣ и не г. Крафтомъ, предполагавшимъ организовать ее здѣсь изъ „вполнѣ пригодныхъ для этой цѣли людей“...

Г. Крафтъ строитъ музей, г. Крафтъ устраиваетъ общественную библіотеку, для которой ему удалось получить огромную библіотеку политическихъ ссыльныхъ въ Колымскѣ. Такую же библіотеку ссыльныхъ въ г. Якутскѣ онъ хотѣлъ было конфисковать (къ счастью, не удалось) на томъ основаніи, что она партійная, хотя книги въ ней были только легальныя.

Г. Крафтъ пытался даже организовать отдѣлъ Географическаго Общества и открылъ въ мѣстномъ музеѣ запись членовъ. Записалось нѣсколько человѣкъ, но когда они, по дальнѣйшимъ записямъ, увидѣли назначеніе этого отдѣла, то вычеркнули свои имена.

Объ ученыхъ заслугахъ г. Крафта, какъ археолога, мы надѣемся поговорить особо. Укажемъ лишь, что „башни Якутскаго острога“, единственный памятникъ деревяннаго зодчества русскихъ XVII вѣка, при г. Крафтѣ горѣли нѣсколько разъ, бревна пряселъ единственной уцелѣвшей стѣны растаскивались и, что всего удивительнѣе, стѣна была прорублена въ срединѣ для кратчайшаго сообщенія поля... съ областнымъ правленіемъ и казначействомъ.

Сколько разъ археологическая коммиссія обращалась къ Крафту, чтобы онъ что либо сдѣлалъ для сохраненія памятниковъ старины, а башни разваливались, растаскивались, горѣли...

„Просвѣщенный“ г. Крафтъ, членъ археологическаго института, давшаго ему право носить нагрудный знакъ, не можетъ найти ни средствъ, ни времени что либо сдѣлать для памятниковъ старины, и имъ отъ г. Крафта-археолога не лучше, чѣмъ отъ его „чуткости“ инородцамъ...

Нѣтъ, не молчать надо о похожденіяхъ и дѣяніяхъ якутскаго „ташкентца“, а полнѣе очерчивать фигуру этого типичнаго въ наше время помпадура...

Якутскій старожилъ.
https://www.yakutskhistory.net/исторические-личности/губернатор-крафт/край-губернаторского-произвола/

1906 г.

4 и 5 января в доме Маркова, занимаемом Жураковским, состоялись собрания якутов численностью до 300 чел. с целью организации союза. На собраниях этих под председательством организатора В.В. Никифорова принята программа «Союза», содержащая в себе главные положения:

1) прочно установить свои гражданские и экономические права;

2) для достижения этого добиваться: признания всех земель собственностью самих инородцев, предоставления права якутам иметь своего представителя в Государственной думе, скорейшего утверждения положения о земском самоуправлении и немедленного уничтожения опеки полиции над инородческими общественными учреждениями и прекращения всякого сношения с ними администрации;

3) способами для достижения своих целей выставлять предъявление своих требований к местной и высшей администрации, отказ от всякого сношения с чинами полиции и приостановка от платежа всех податей и повинностей.

Для руководства и объединения деятельности «Союза» учрежден в Якутске Центральный комитет в составе нескольких якутов, городских и сельских.
В.В. Никифоров (Кюлюмнюр)

6 января по почину В. Никифорова Центральным комитетом «Союза якутов» отправлена на имя председателя Совета Министров, графа Витте следующая телеграмма: «Петербург, председателю Совета Министров. Союз инородцев якутов, не получая ответа на ходатайство своих представителей о допущении представителя от якутов в Государственную думу, постановил требовать признания всех земель, находящихся во владении инородцев, а также находящихся в распоряжении казны, монастырей, церквей и отведенных ссыльным, собственностью якутов, скорейшего введения земского самоуправления в области, предоставления права избрания в Государственную думу представителя от якутов и передачи функций окружных полицейских управлений в заведование самих инородцев. До удовлетворения означенных требований союз приостанавливает платежи всех податей и повинностей. Доводя об изложенном до сведения Вашего Высокопревосходительства, Комитет союза просит скорейшего удовлетворения означенных требований».

Телеграмма эта была подписана инородцами: И. Поповым, В. Никифоровым, И. Говоровым, П. Афанасьевым, И. Васильевым, Аммосовым, В. Артамоновым, Слепцовым, Н. Готовцевым и Н. Скыбыкиным.
Жители Якутска

9 января в здание Городской думы во время заседания вторглась с шумом, криком и гамом разношерстная толпа более чем в 200 чел., явившись с происходившего в этот вечер митинга. Руководители толпы потребовали от гласных, чтобы они, как избранные только незначительной частью населения и потому не пользующиеся доверием всех обывателей, сложили с себя свои полномочия и дали дорогу новой Думе, а также удовлетворения нужд «Союза мелких торговцев» и проч. За этот поступок руководители эти привлечены к судебной ответственности.

В январе председателем Окружного суда назначен член Иркутской судебной палаты, действительный статский советник С.Г. Назаревский. До его вступления на должность на гражданские и уголовные дела оставались только два члена. На должности пробыл до... [дата не указана - ред.].

19 числа утром арестованы главные участники съезда и «Союза якутов», подписавшие телеграмму с требованием от правительства исполнения не только некоторых непротивозаконных желаний, но и таких явно незаконных требований, как признание собственностью якутов всех казенных, церковных и других земель области.

Впервой половине января проехал с р. Вилюя в Иркутск начальник экспедиции, снаряженной Географическим обществом для исследования бассейна р. Хатанги, ученый хранитель Геологического музея Академии наук И.П. Толмачев. Большая же часть экспедиции с астрономом О.О. Баклундом и топографом Кожевниковым во главе возвратилась в Петербург с озера Жессей через северо-запад и г. Енисейск.
Вице-губернатор А. А. Вашенко

Высочайшим приказом от 21 января старший советник Областного управления, надворный советник А. Вашенко назначен якутским вице-губернатором.

Согласно дополнительному договору с казною от 23 февраля, установлено правильное рейсирование пароходов купца Н.Е. Глотова по pp. Лене и Вилюю между г. Якутском и селением Сунтарским. В навигацию этого года между названными пунктами совершено три срочных рейса в указанные расписанием сроки.
Н.Е. Глотов

В истекшем в июне учебном году в женском епархиальном училище состояло 92 ученицы, в том числе 33 духовных и 59 иносословных. В училищном общежитии было 31 чел., в том числе на полноказенном содержании 10, на полуказенном 5 и стипендиатка 1. В конце года выпущено окончившими курс 14 девиц. На содержание училища израсходовано 13410 руб. 80 коп.

В августе открыто городское четырехклассное училище по положению 1872 г. Курс учения четырехгодичный. С начала 1906/07 учебного года начали функционировать два класса, из которых в первый приняты без экзамена окончившие курс в начальных одноклассных школах, с более же лучшею подготовкой - во второй класс.

2 сентября в помещении амбулатории Красного Креста состоялось открытие фельдшерской школы. Школа эта по курсу трехгодичная, с 3 классами, имеет целью образование фельдшеров для службы в Якутской области. На содержание ее казной ассигновано 6080 руб. в год на счет земских сборов иркутского генерал-губернаторства.
Амбулатория Красного Креста. Якутск

В конце сентября часовня, построенная на Никольской улице, на месте прежних престолов, через улицу от реального училища, разобрана, перенесена и поставлена в дачной местности Сергелях, что в 4 верстах к западу от города.

Осенью заложено деревянное здание городского четырехклассного училища Министерства народного просвещения. При копании ям для стоек обнаружено кладбище, так как местность эта в старину была в ограде Никольской приходской церкви, упраздненной в начале XIX в. По преданию, при этой церкви было большое кладбище, на котором хоронили не только священно-церковнослужителей, но и мирян.

24 октября состоялось совещание коммерсантов и других сведущих лиц по вопросу о развитии торговли и промышленности и об упорядочении путей сообщения в Якутской области. В совещании под председательством исполняющего должность губернатора А.А. Ващенко приняли участие: купцы Ф.В. Астраханцев, Н.Д. Эверстов, П.А. Юшманов, Н.И. Кондаков и Н.А. Аверенский, уполномоченные торговых фирм – И.М. Волосатых, А..А. Бушуев, В.В. Шитов и М.Г. Васильев, мещанин В.И. Фефелов, крестьянин В.Е. Гогнович, советник А.И. Попов и областной инженер А.И. Кудрявцев.
При некотором обсуждении признана необходимость:

1) проведения от Сибирской железнодорожной магистрали, из Зимы или Тулуна ветви на Лену, в сплавной ее пункт – Усть-Кут или, еще лучше, в Киренск;

2) проложения от железной дороги бывшего порта Аян до станции Нелькан.

3) ходатайства об изменении действующего положения об инородцах Якутской области в части, касающейся денежных обязательств их;

4) открытия Отделения Государственного банка или же представления всех операций его Якутскому казначейству.

Определением Областного по делам об обществах Присутствия от 27 октября внесен в реестр обществ и союзов Якутской области Якутский инородческий клуб. Высочайшим указом от 25 ноября, данным Правительствующему Сенату, исполняющим должность губернатора на место Булатова назначен чиновник особых поручений при Министерстве внутренних дел статский советник И.И. Крафт.
Губернатор И.И. Крафт с учащимися и педагогами женского епархиального училища
Губернатор И.И. Крафт с учащимися и педагогами женского епархиального училища

Новый губернатор И.И. Крафт, уроженец Минусинского уезда, из потомственных дворян. Службу свою начинал с должности писаря Минусинского управления, был столоначальником Минусинского почтового управления и состоял чиновником Иркутской городской почтовой конторы, где дослужил до должности экспедитора. В 1882 г. переведен в штат Забайкальского областного правления, а в 1884 г. назначен исполняющим обязанность советника Тургальского областного управления, в 1894 г. утвержден в должности статского советника этого управления. Через 5 лет он уезжает в Санкт-Петербург, где дослужился до должности чиновника особых поручений по Министерству внутренних дел по сельским делам. С этой должности и переведен в Якутск.

Комментарии

Никифоров (Кюлюмнюр) Василий Васильевич (1866 - 1928) - общественный деятель, ученый, писатель, журналист. Родился в Тебиковском наслеге Дюпсюнского (Усть-Алданского) улуса в семье письмоводителя. Окончил Якутскую прогимназию. В нач. 90-х гг. назначен улусным головою Дюпсюнского улуса, вел большую культурно-просветительную работу; принимал участие в работе Якутской (Сибиряковской) экспедиции (1894 - 1896). В 1906 г. создал «Союз якутов», который ставил перед царским правительством ряд требований. 10 членов «Союза» были арестованы, в т.ч. Никифоров, который находился в тюрьме 1 1/2 года. В тюрьме он написал первую в якутской литературе драму «Разбойник Манчары». С 1907 г. он активно сотрудничает с редакциями местных газет «Якутский край», «Якутская жизнь», «Якутская мысль». В 1912 г. проводит съезд инородцев Якутской области, на котором избрана депутация на 300-летие династии Романовых в составе: В.В. Никифорова, П.Н. Сокольникова и Д.И. Слепцова. Был делегатом на съезд по вопросам начального образования (Петербург, 1914); занимался переводческой деятельностью: перевел на якутский язык пьесы Л. Толстого, Н. Гоголя. В 1917 г. был избран председателем «Якутского трудового союза федералистов», стал во главе губернской земской управы. Был арестован советской властью (1919), приговорен к расстрелу, но амнистирован, работал в советских учреждениях: Якутском отделе Московской выставки народного хозяйства РСФСР, Якутской секции Центрального Восточного издательства, экспедиции АН СССР по изучению Якутской АССР. Был арестован в Якутске в 1927 г. за то, что, зная о «контрреволюционном заговоре», не сообщил советским органам. Умер в новосибирской тюрьме. Реабилитирован в 1992 г. /Малькова А. Василий Никифоров. Якутск, 1994; Пестерев В.И. История Якутии... С. 168 - 171/.

Глотов Н.Е. - потомственный почетный гражданин, купец 1-й гильдии, предприниматель-пароходовладелец. Заключил контракт на организацию срочных пассажирских перевозок до Якутска, за что получал государственную субсидию. Офис фирмы находился в Иркутске.

Предложение об открытии в Якутске фельдшерской школы высказано на I съезде врачей Иркутской губернии бывшим врачебным инспектором Якутской области, доктором Виталием Антоновичем Вонгродским. Первый педсовет состоялся 25 августа 1906 г., на котором в школу зачислено 20 человек, из них 13 вольнослушателей из числа политических ссыльных. Директором назначен доктор В.А. Вонгродский, преподавателями - врачи А.И. Левицкий, В.И. Дивиев, Н.Г. Юдин. Одними из первых выпускников были: Тит Егорович Сосин, первый наркомздрав Якутии Евграф Григорьевич Федоров (окончил школу в 1913 г.).
Выпускники Якутской фельдшерской школы
Выпускники Якутской фельдшерской школы

В 1911 г. был построен специальный учебный корпус фельдшерской школы, преобразованной в 1915 г. в медицинский техникум. В 1925 г. техникум преобразован в Якутскую фельдшерско-акушерскую школу, заведовал ею бывший политический ссыльный, врач М.П. Мышкин. В 1953 г. школа преобразована в Якутское медицинское училище /Якутский базовый медицинский колледж. К 90-летию со дня основания. Якутск, 1996/.

Эверстов Николай Дмитриевич (1827 - 1915) - купец 1-й гильдии, коммерции-советник. Родился в Модутском наслеге Намского улуса. С 1859 г. купец 3-й гильдии, в 1864 г. стал купцом 2-й гильдии, а в 1888 г. - 1-й гильдии. Свое состояние нажил на торговле пушниной, мануфактурой, чаем, табаком, галантереей. Имел постоянные связи с московскими, в особенности иркутскими и кяхтинскими купцами, которые сдавали поступавшую от него пушнину и кабарговую струю в Китай. Эверстов был постоянным участником Якутской ярмарки, он один из первых стал получать чай из Китая через Аян и Охотск. В 1909 г. он числился в числе 12 самых богатых дельцов Якутской области.
Купец Эверстов Николай Дмитриевич
Купец Эверстов Николай Дмитриевич

В 1911 г. на его пожертвования в размере 60 000 руб. открылся в Якутске городской общественный банк, впоследствии получивший его имя, а самому Эверстову присвоено звание почетного гражданина г. Якутска. Избирался гласным Городской думы, был блюстителем духовной семинарии, членом попечительного Совета женской прогимназии, вносил пожертвования прогимназии, Тюремному комитету, Градоякутской Предтеченской церкви. Был награжден серебряными медалями на станиславовой, анненской лентах /Петров П.П. Города Якутии... С.69 - 70; Пестерев В.И. История Якутии... С.145 - 147/.

Кондаков Николай Иванович - купец 2-й гильдии, избирался гласным Якутской городской думы.
Якутский купец Кондаков Николай Иванович
Якутский купец Кондаков Николай Иванович

Имел собственный двухэтажный дом, магазин и несколько доходных домов. Без суда и следствия расстрелян красными в 1920 г. /из архива П.П. Петрова/.

Аверенский Николай Алексеевич - уроженец Якутска, купец 2-й гильдии. В городе имел магазин, где производилась торговля мануфактурными, галантерейными, парфюмерными и др. товарами. Избирался гласным Якутской городской думы.
Якутский купец Аверенский Николай Алексеевич
Якутский купец Аверенский Николай Алексеевич

В 1918 г. избран в состав Областной земской управы. Активно противостоял приходу красных и захвату ими власти в городе. Эмигрировал за границу /из архива П.П. Петрова/.

Крафт Иван Иванович (1861 - 1914) - якутский губернатор (1906 - 1913). Уроженец г. Двинска Витебской губернии, из дворян, действительный статский советник, почетный мировой судья, почетный член мусульманского благотворительного общества и сельскохозяйственного общества астраханских калмыков. Окончил Петербургский археологический институт. Был сортировщиком почтовой конторы, работал в Забайкальском областном управлении, Оренбурге, Тургайске, дослужился до чиновника особых поручений Министерства внутренних дел. Был назначен якутским губернатором, куда прибыл 27 марта 1907 г.; внес существенный вклад в общественно-политическое и экономическое развитие Якутии. Подверг пересмотру отдельные положения устава о русских крестьянах, ссыльных поселенцев, казаках; способствовал развитию земледелия, животноводства и ветеринарного дела, охотпромысла, торгового и банковского дела, просвещения. При нем появились в Якутске телеграф, телефон, кинематограф, электричество; активизировалось строительство каменных зданий, число которых достигло 27, появился сквер с фонтаном. Постановлением Городской думы И.И. Крафт избран почетным гражданином г. Якутска. С июля 1913 г. - енисейский губернатор; умер в Петербурге /Пестерев В.И. История Якутии ... С.152 - 158; из архива П.П. Петрова/.

https://www.yakutskhistory.net/летопись-якутска-п-п-явловского/том-ii-1801-1914/1906/

Генеалогия. Предки по материнской линии

© Сергей Балвский, 2015

   Мой один прадед по матери: Павел Андреевич Юшманов, родом из г.Кяхты, Якутской губернии. До революции был головой думы г. Якутска, образованным купцом 2 гильдии, которого избирали на этот пост четырежды: с 1905 по 1917 годы. В январе 1908 года Павла Андреевича Высочайше жаловали за отличие по службе золотой медалью. А в 1912 году он был удостоен звания почетного гражданина Якутска.

          На свой первый «мэрский срок» Павел Юшманов вступил в очень непростое время. Россия терпела поражение в русско-японской войне, в Петербурге расстреляно шествие, возглавляемое Гапоном, Красная Пресня в Москве уже готовилась утонуть в крови революции 1905 года. И в Якутске, далеком от центра империи крае было неспокойно: 30 октября, 6 и 13 ноября у здания городской думы в Якутске проходили манифестации под лозунгами «Долой полицию!», «Долой губернатора!», «Долой самодержавие!» В ноябре-декабре состоялась забастовка служащих почтово-телеграфной конторы, и Якутск в течении полутора месяцев оставался без связи с центром. Завершающим аккордом стала манифестация 9 января 1906 года, в ходе которой демонстранты ворвались в здание городской думы и заставили гласных принять резолюцию о сложении своих полномочий. Но городской голова, Павел Юшманов, ту революцию пережил, остался на своем посту и при этом не запятнал себя репрессиями.

   При нем деятельность городской думы была наиболее активной. Началось укрепление набережной во избежание паводков, обращено внимание на санитарное состояние города, запущена первая электростанция, заработала телефонная станция на 160 абонентов, проведен водопровод с питьевой водой. Город продвинулся в культурном плане: были построены здания для библиотеки, реального училища и окружного суда.

    Тогда дума разделилась на два лагеря – сторонников и противников нововведений. Ведь чтобы претворять их в жизнь, нужны были средства, которые трудно найти. Но на стороне Юшманова были люди с прогрессивным мышлением: статский советник областного управления А.И. Попов, областной инженер А.И. Кудрявцев, директор реального училища Ф.Л. Стадников и другие. К тому же, все это поддерживалось губернатором И.И. Крафтом. Павел Юшманов и Иван Крафт были настоящими соратниками и единомышленниками, и губернатор оказывал всяческую поддержку всем начинаниям столичного головы, в том числе, на том административном уровне, который для Павла Юшманова в силу положения был недоступен. Так, вопрос о предоставлении Якутску ссуды в 100 тысяч рублей на строительство электростанции мощностью 180 кВт якутский губернатор поднял при личной встрече с министром финансов России в 1909 году. И казна выделила на этот проект 80 тысяч рублей, а якутский голова уже организовывал строительство, которое было завершено в августе 1914 года, и в городе появилось электричество в домах и уличное освещение.
Якутское областное управление, 1908 г.
Якутское областное управление, 1908 г.

Проект реставрации башни Якутского острога на 1976 рублей 49 копеек в Архитектурный комитет в Петербурге также подавался за подписью Крафта, а реализация проекта в 1911 году осуществлялась под руководством главы города Павла Юшманова. Кстати, башня, ставшая символом столицы, после этого реставрировалась,  только один раз - в 1982 году при переносе на территорию краеведческого музея. В бытность на посту главы Павла Юшманова в Якутске была устроена первая водокачка на берегу протоки Хатыстах. Проведены первые берегоукрепительные работы, то есть, отсыпана дамба. Построено здание реального училища, в котором уже при советской власти был размещен педагогический институт - колыбель высшего образования Якутии. В 1914 году начато строительство здания окружного суда и многое другое. На перечисление всего, что было сделано в столице при Юшманове, не хватило бы и двух газетных страниц. После отъезда Крафта, Павел Юшманов оставался главой города еще четыре года. При нем вступил в должность губернатор Михаил Пономарев, потом - Рудольф Витте,  затем управляющим области стал барон Тизенгуазен. С началом Первой мировой войны Павел Юшманов, помимо прочего, возглавил Комитет по снабжению армии теплыми меховыми вещами. Как уже говорилось выше, в 1915 году он был вновь переизбран якутским головой. Наверняка, было еще много планов и проектов, но пришла революция.

      После сложения полномочий в марте 1917 года, Павел Юшманов продолжал заниматься предпринимательской деятельностью, а по мере возможности - и общественной. К концу 1919 года Павел Юшманов — член ЦК охраны Якутской области, органа власти режима Колчака. Этот пост и сыграл роковую роль в его судьбе. В ночь с 14 на 15 декабря 1919 года в Якутске без сопротивления со стороны местных властей совершен политический переворот. Областной комиссар Соловьев, начальник городского гарнизона Каменский, Павел Юшманов и другие члены ЦК охраны арестованы, власть захвачена большевиками. 1 января 1920 года в Верхоянске получен приказ военно-революционного штаба Красной Армии от 19 декабря 1919 года о свержении Колчака по всей Сибири и в Якутии. В ночь с 18 на 19 февраля в Вилюйске совершен уже контрреволюционный переворот. В Якутске сразу же, 19 февраля, создан военно-революционный трибунал. И в тот же день по приговору этого трибунала расстреляны 13 членов ЦК охраны, в числе которых был и Павел Юшманов. Краеведам удалось установить, что Павел Юшманов был расстрелян во дворе собственного дома. Этот дом стоял на пр. Ленина, прямо у пл.Орджоникидзе, и при позднейшей застройке территории не был снесен - его перенесли на территорию областной больницы. Существует версия, что тела Павла Юшманова и остальных 12 членов ЦК Охраны, расстрелянных в феврале 1920 года захоронили в лесополосе, примерно на территории современного Парка культуры и отдыха. Весной, когда началась оттайка почвы, тела показались из-под земли - их, по сути, просто присыпали. Надо сказать, что братская могила была не глубоко в лесу, и некоторые горожане могли наблюдать показавшиеся из-под снега человеческие останки.

        Якутская Епархия тогда же, весной 1920 года, обратилась к властям с просьбой о нормальном перезахоронении расстрелянных. Властями было принято решение перезахоронить их на 20-й версте Вилюйского тракта. Но вот документов, свидетельствующих о том, что решение было выполнено, - не обнаружено. На этом след, по которому шли искатели захоронения тринадцати расстрелянных, обрывался. Но уже в наше время появилась новая ниточка.

    Музей археологии и этнографии ЯГУ в 1997 году, как обычно, проводил научную экспедицию в долине Туймаада. Старший преподаватель кафедры археологии ЯГУ Виктор Дьяконов в ту пору был еще студентом, принимал участие в раскопках и достоверно помнит, что тогда обнаружили археологи на территории Парка культуры и отдыха. Летом 1997 года экспедиция наткнулась там на человеческие останки. В том числе пять левых локтевых костей, то есть в захоронении были останки как минимум пяти человек. Помимо прочего, на обнаруженной лопаточной кости обнаружили отверстие, предположительно - пулевое. Целью экспедиции была стоянка человека эпохи неолита, а найденные останки они быстро датировали первой четвертью ХХ века. Поэтому дальше раскапывать захоронение археологи не стали, однако все уже найденное было задокументировано и попало в официальный отчет о полевых работах 1996-97 годов. Сами обнаруженные останки находятся на хранении в фондах Музея археологии и этнографии. И Виктор Дьяконов, и некоторые другие историки склоняются к мнению, что летом 1997 года экспедиция ЯГУ наткнулась именно на захоронение тринадцати расстрелянных, или, как минимум, на часть его.       Список расстрелянных вместе с Юшмановым 19 февраля 1920 года: Василий Николаевич Соловьев - управляющий Якутской областью Павел Андреевич Юшманов - бывший городской голова, купец Николай Иванович Кондаков - купец Владимир Каменский - капитан, уполномоченный командующего войсками по Якутии Иркутского военного округа Валериан Муравейский - поручик Сергей Расторгуев - поручик Шутов - прапорщик (бухгалтер у Кушнарева) Евгений Сухонин - прапорщик Василий Голованенко - бывший помощник прокурора Петр Павлович Филиппов Антон Громадзинский Вильконецкий - начальник уездной милиции Василий Иванович Сыроватский - начальник тюрьмы г.Якутска, капитан.

      Долгие годы последний глава дореволюционного Якутска был предан забвению, но сейчас справедливость восторжествовала - имя Юшманова записано на мемориале перед мэрией, его портрет вывешен в «Кружале» и в музее в Соттинцах. В 2009 году был снят телевизионный фильм: «Последний дореволюционный городской глава Павел Андреевич Юшманов»
Стефанида Ивановна (супруга П.Юшманова)
Стефанида Ивановна (супруга П.Юшманова)

  Прабабка: Стефанида Ивановна (фамилия неизвестна), якобы польских кровей. Знаю, что они всю жизнь вместе не жили. Павел Андреевич был очень любвеобильным мужчиной и  злоупотреблял этим. Стефания знала  об этом и периодически скандалила по этому поводу. У них была экономка, которая также попала под чары прадеда. Чтобы избавиться от нелюбимой жены, он подговорил экономку, чтобы та устроила встречу,  Стефании с одним симпатизирующим Стефании офицером.  Сам сказал, что уезжает в командировку. Экономка обеспечила встречу офицера со Стефанией,  и когда прадед внезапно появился дома, они музицировали вдвоём... Прадед устроил скандал, после чего,  прабабка уехала в Иркутск, где и жила одна. Умерла в 1942 году. Дети остались у прадеда, так он решил. Так он и жил с детьми и экономкой.
Вера Юшманова
Бабушка, Вера Павловна Юшманова (Корякина) 21 год
Вера Павловна Юшманова и Григорий Федорович Корякин в день свадьбы

            Дети:   Вера Павловна Юшманова ( моя бабушка)

                         Зинаида Павловна Юшманова

                         Клавдия Павловна Юшманова

                         Мария Павловна Юшманова

                         Андрей Павлович Юшманов

Андрей в 16 лет застрелился. Причин никто не знает.

По замыслу военно-революционные мемориалы должны были появиться на братских могилах «жертв колчаковщины», существовавших как в Томске, так и в Новосибирске.

Эти могилы напоминали о последнем кровопролитном этапе войны и о «колчаковских зверствах». Конкурс проектов памятника для братской могилы в Новосибирске уже рассматривался омским историком В. Г. Рыженко [19, с. 184 – 191; 20, с. 198 – 213].

В Государственном архиве Новосибирской области этим историком был найден проект, составленный секцией ИЗО Томского отдела народного образования. Проект датирован 29-м апреля 1920 г.

Сохранились пояснения к проекту, составленные его автором. Памятник на проектном изображении напоминает высокую стрелу, увенчанную пятиконечной звездой.

Эта форма, тяготеющая к обелиску, ассоциируется с мемориальными формами классицизма, известными в России с XVIII в. Надгробные памятники эпохи раннего классицизма отражали добродетель добросовестного исполнения человеком гражданского или религиозного долга вплоть до кончины; настраивали на сдержанную и обезличенную скорбь, восприятие смерти без страха [1, с. 9]. Для надгробий эпохи классицизма была характерна имперсональная аллегоричность. Важно и восприятие времени в контексте культуры классицизма, которое, как считалось, одновременно убивает и увековечивает. Могила же становилась не просто святым местом, но местом, предназначенным для назиданий потомству, в том числе гражданского и политического значения. Форма памятника – столп (колонна), использовавшаяся и в мемориальном искусстве, в классической традиции означает триумф, победу и славу [3, с. 75 – 76].

Высота памятника впечатляет: он выше среднего роста человека более чем в тридцать раз. В пояснениях говорилось, что грандиозные масштабы памятника отвечают мировому масштабу революции.

Для Новониколаевска, где самые высокие здания не превышали двух этажей, реализация этого проекта был невообразима.

Его автор заявлял, что «отодвинутый ото всех зданий и поставленный посередине площади в указанном на генеральном плане месте, он явится пунктом, вокруг которого будет развиваться новая пролетарская, общественная жизнь такого же масштаба, как и он сам».

Лаконичность формы этого памятника была эстетически новой для сибирского городка. Предполагалось, что памятник не должен «заключать ни надгробий, ни саркофагов, ни жалких тленных, обыкновенных реликвий об умерших, как то венков, лент, именных досок», а «должно развертывать мозаикой по стенам и полу ход Русской и Мировой Революции» [19, с. 184 – 186].

Русские православные надгробия, сохранившиеся на кладбищах имперского периода как в Москве, Санкт-Петербурге, так и в провинциальных городах, в определенной мере отражают индивидуальность усопшего. До революции могила рассматривалась обществом как место для молитвы и коллективных воспоминаний семьи, тесного круга друзей, коллег, почитателей умершего, а также мысленного или даже мистического общения с человеком, «отошедшим в мир иной» [27, с. 177 – 178].

Памятник, изображенный на этом проекте, был далек от такого представления о назначении надгробия, он мыслился как сугубо публичный, адресованный не близким людям усопших, а абстрактному человечеству. Прием изложения великих событий в виде мозаики на полу и на стенах издавна применялся в религиозном искусстве.

Полы и стены византийских и ранних русских храмов украшала такая «библия для неграмотных» – священное писание, представленное в мозаичных картинках.

Идея изложить революционные события подобным образом говорит о догматизме большевистской версии революции и Гражданской войны, о попытке использовать в идеологических целях хорошо известный народу прием кодирования и передачи «священной» информации.

Памятник мыслился как важнейший, центральный элемент городского ландшафта коллективной памяти, видный отовсюду, постоянно напоминающий о великих событиях, но совершенно оторванный от локальных культурных традиций. Безусловно, замысел этого монумента был максималистским и невыполнимым на практике в Новониколаевске, охваченном хозяйственной разрухой.

В. Г. Рыженко обнаружила среди архивной документации и другой проект революционного монумента.

Этот проект был разработан тоже в 1920 г. томскими художниками и озаглавлен «Нина» [19, с. 187 – 189].

Памятник отвечал эстетическим традициям позднего классицизма.

Его сложная пирамидальная форма восходила к «жертвеннику» – типу надгробного памятника (вертикальный объем, в сечении близкий к квадрату, с прямыми, или суживающимися кверху боковыми гранями).

Монумент представлял собой сравнительно небольшую четырехгранную пирамиду. Каждая грань снабжалась надписями и изображениями.

На стороне А предполагалось изобразить «груду тел замученных Борцов за свободу» и разместить надпись

«Вы сеяли разумное доброе вечное, спасибо сердечное скажет Вам освобожденный народ».

Эта формулировка соответствовала традициям мемориального искусства классицизма демонстрировать подвиги и добродетели усопших.

На стороне Б по проекту находилась фигура матери убитых героев, склонившаяся над своими детьми и надпись

«Дети мои, жаль мне Вас, но Ваша смерть есть гордость Вашей матери».

Этот образ ассоциируется с традиционной для позднего классицизма фигурой плакальщицы, выражающей яркое и драматическое переживание смерти с обнажением личных чувств, но и гордость матери героев.

На стороне В планировали изобразить живого борца за свободу, который готов продолжать борьбу и надпись
«Товарищи, память о Вас не умрет и Ваша смерть в каждом из нас родит жажду мести».

Наконец, на стороне Г автор проекта хотел изобразить жен героев и поместить надпись

«Дорогие наши Друзья, Мужественно Вы встретили смерть, но с не меньшим мужеством мы перенесем с Вами разлуку».

Этот монумент был по проекту значительно меньше и человечнее первого. Здесь идеологические мотивы смешивались с чувствами недавнего свидетеля войны, был заметен оттенок местных событий.

В конечном итоге был реализован проект монумента, который отличал наиболее оригинальный в художественном отношении замысел.

Его авторами были художник В. И. Невский (это имя было незаслуженно забыто на долгие годы и «восстановлено» благодаря поискам В. Г. Рыженко), художник-скульптор В. Н. Сибиряков и инженер В. И. Кудрявцев.

Руку, сжимающую факел, создавали на народные деньги.

Памятник по проекту не был таким исполинским, как обелиск с первого томского проекта, но благодаря своей образности выглядел он впечатляюще. Однако формализм, неизбежно проявившийся как следствие обезличивания памятника, способствовал, на наш взгляд, стиранию памяти о тех настоящих людях, которые покоились под «красным факелом».

Отношение к гибели героев, выразившееся в художественном решении новониколаевского памятника созвучно, на наш взгляд, характеристике восприятия смерти человеком романтической культуры.

Французский историк Ф. Арьес отмечал, что «романтическая революция чувств создала между нами и другими людьми такие связи, разрыв которых кажется нам немыслимым и нестерпимым.

Поколение ранней эпохи романтизма было первым, отвергшим смерть. Оно возвеличивало ее, гиперболизировало, и в то же время сделало любимого человека бессмертным, ибо даже смерть не может с ним разлучить» [4, с. 477]. Далеко не случаен образ руки, держащей факел, который использовали авторы этого памятника.

Символичен и жест каменной руки, и факел, который она сжимает. Американский историк П. Берк обращает внимание на символы свободы, характерные для европейской культуры.

В период Парижской коммуны во Франции распространились скульптурные и живописные изображения аллегории свободы – полуобнаженной женщины, держащей в высоко поднятой руке знамя революции. Среди таких изображений наибольшую известность получила «Свобода на баррикадах» Э. Делакруа – прославленного художника эпохи романтизма. Жест центральной фигуры Свободы на этом полотне выражает страстный и решительный призыв к революционной борьбе.

Американская статуя Свободы держит в также высоко поднятой руке фонарь, который П. Берк интерпретирует как символ просвещения.

Ведь по античной легенде Прометей дал людям огонь, благодаря которому появились искусства и ремесла. Аллегорическая статуя жестом призывает к просвещению в духе свободы всего мира. Данные изображения восходят к традиционным античным образцам [26, с. 60 – 65]. В начале 20-х гг. этот жест воспроизводился во многих скульптурных изображениях аллегорий и героев.

Показателен в этом смысле пример проекта памятника Я. М. Свердлову («Пламя революции»), созданного скульптором В. И. Мухиной. По проекту – это вновь фигура полуобнаженной женщины, окутанной вихрем развевающихся на ветру драпировок.
Женщина тоже держит факел на вытянутой руке, выражая прорыв, натиск, неодолимость [6, с. 83]. В начале 20-х гг. образ горящего факела часто актуализировался в прощальных речах на гражданских панихидах.

К примеру, на похороны томского революционера Л. П. Шишкова, погибшего во время так называемого «кулацкого мятежа» в Колывани, комсомольцы принесли траурный венок с лентой, на которой было написано:

«Твой подвиг будет гореть ярким факелом молодому поколению на пути к коммунизму» [17].

Важно, что скульпторы, работавшие над памятником в Новосибирске, использовали уже устоявшиеся в культуре символы. По смыслу новониколаевский памятник схож с проектом В. И. Мухиной.

Однако стоит подчеркнуть, что памятник стоит на братской могиле.

По всей видимости, авторы скульптуры не просто традиционно использовали широко известную символику свободы и борьбы, но и решились «сломать» одну из старых традиций, связанных с оформлением надгробий.

В декоре сохранившихся русских надгробий и кладбищенских оградок первой половины ХIХ в. нередко встречаются изображения опущенных вниз факелов, означающих угасание жизни (характерно, прежде всего, для мемориальной культуры классицизма) [2, с. 79].

Этот символ скорби использовался еще в античное время и, безусловно, был известен скульпторам, работавшим над новосибирским памятником. Изображение поднятого вверх факела на надгробии – это вызов традиции.

По нашему мнению, данный символ стоит читать как уверенность в бессмертии дела, начатого людьми, отдавшими свою жизнь за советскую власть, как оптимистичное подтверждение ненапрасных жертв, как преодоление безысходности смерти.

Из речи, произнесенной председателем губернского исполнительного комитета Лавровым в день открытия памятника 7 ноября 1922 г. следует, что скала символизирует не могилу, а капитал, который пробивает рабочая рука. По словам Лаврова монумент не просто напоминает о случившемся событии, но и одновременно «победно зовет нас вперед» [16].

Получается, образ памятника, как иконописный образ, не принадлежит только лишь прошлому, настоящему, или будущему, он мысленно помещается в особое временное измерение – в вечность, где существует лишь то, что всегда было, есть и будет.

Из данной формулировки, ассоциирующейся с восприятием гибели в контексте романизма, следует, что погибшие, словно не умерли на самом деле, а незримо присутствуют рядом и способны влиять на помыслы и поступки живых.
Авторы проектов, не победившие в новониколаевском конкурсе, участвовали и в других конкурсах, вновь предлагая свои ранее отвергнутые работы на суд жюри.

Нами были обнаружены документы о конкурсах революционных памятников, устраивавшихся в Томске в начале 20-х гг. В частности, в декабре 1920 г. состоялся конкурс проектов памятника на братской могиле жертв «колчаковщины» в Томске.

Главный городской военно-революционный мемориал по плану должны были установить на площади Революции (бывшей Новособорной площади). Комиссия конкурсного бюро рассмотрела ряд работ, авторство которых, к сожалению, документы уже не всегда позволяют установить. Победа (первое и второе место) была присуждена художнику А. Н. Тихомирову, создавшему проекты под девизами «Молот с винтовкой в руке» и «Инона» [12, л. 10 – 10 об.].

Проекты этих памятников и авторские комментарии к ним на сегодняшний день утрачены. Сохранилось лишь описание символического значения памятника под девизом «Звезда», автор которого не занял призового места.

Идея, сформулированная автором, отражает общие тенденции советской политики памяти.

Автор пояснял, что задуманный им монумент не просто посвящается памяти жертв подавленного восстания, но является «трибуной свободного слова над гробами замученных героев» [11, л. 27].

Эту фразу стоит понимать буквально: в начале 1920-х гг. у братских могил героев и жертв Гражданской войны в праздники устраивались политические митинги, коммеморативный аспект которых подчинялся идеологическим целям.

После конкурса памятник по проекту победителя в Томске так и не появился. По всей видимости, сказался финансовый кризис.

Вероятно и то, что городские власти не были удовлетворены результатами местного конкурса. Возможно, в соответствии с дореволюционной практикой им хотелось устроить конкурс всероссийского уровня, что и было предпринято в 1923 г.

Однако можно расценивать конкурс 1920 г. и как подготовительный этап к основному всероссийскому конкурсу 1923 г.

На втором конкурсе основное требование к идейному содержанию памятника было сформулировано следующим образом:

«В общей основе он должен воплощать в исторической перспективе идею классовой борьбы и победы диктатуры пролетариата Советской власти над белогвардейщиной в Сибири и славную память жертв этой титанической борьбы» [7, л. 17].

В итоговом информационном письме, объявлявшем о всероссийском конкурсе, значилось, что памятник посвящается «жертвам Октябрьской революции» [7, л. 22].

Там же сообщалось, что «монумент должен увековечивать память передовых борцов, героев Октября, положивших жизнь за дело Пролетарской Революции и Светлого Будущего; памятник должен быть историческим монументом Октябрьской революции, символизирующим титаническую войну двух миров – старого и нового, крушения первого и торжество последнего». Объявление о конкурсе публиковалось в газетах «Известия ВЦИК», «Правда», «Экономическая жизнь» по семь раз через неделю и в журнале «Коммунальное дело», в нескольких региональных изданиях, также рассылались индивидуальные приглашения к конкурсу отдельным «наиболее компетентным» организациям и лицам [7, л. 30].

На конкурс, проходивший летом 1923 г., было представлено 26 проектов. Девизы некоторых из них повторяли девизы проектов прошлого конкурса, однако общее число участников стало большем. Документы этого конкурса почти не содержат фамилий его участников. Но мы можем назвать города, откуда в Томск присылали проекты: Владивосток, Екатеринбург, Иркутск, Москва, Одесса, Омск, Пермь, Петроград, Саратов.

Участвовал в конкурсе и томич А. Н. Тихомиров – победитель прошлого конкурса, представивший новый проект под девизом «Радио» (возможно, был переименован один из проектов 1920 г.).

В деле мы нашли единственный проект памятника (карандашное и цветное изображения) [7, л. 13; 26].

Практически такой же рисунок ранее удалось обнаружить В. Г. Рыженко среди документов новосибирского конкурса, устроенного в 1920 г. (проект под девизом «Нина»).

А это дает основания предполагать, что автором проекта мог быть не А. Л. Шиловский, как предположила В. Г. Рыженко, а именно А. Н. Тихомиров (кроме него из томичей в конкурсе 1923 г. участвовали только авторы из «колонии инвалидов»).

К тому же А. Л. Шиловский скончался в 1920 г. и не мог принять участия в конкурсе 1923 г.

Мы полагаем, этот проект был повторно отвергнут, поскольку он вызывал скорбные чувства, напоминал надгробие с традиционного кладбища, фиксировал внимание на памяти о конкретных жертвах, в то время как устроители конкурса хотели видеть воплощение оптимистичной идеи победы пролетарской революции.

Победителями стали петроградцы М. Г. Манизер и В. А. Витман. Но, видимо, нужную денежную сумму на возведение монумента так и не удалось собрать.

В год десятилетия освобождения Сибири от «колчаковщины» томичи обращали внимание на то, что братская могила на площади Революции имеет лишь «убогую деревянную ограду», в то время как, к примеру, в Новосибирске и в Красноярске на братских могилах были установлены памятники.

Отмечалось, что не было даже мемориальной доски с перечнем фамилий погибших [13, л. 5]. В 1931 г. Томский горком ВКП(б) снова обсуждал вопрос о памятнике борцам революции на братской могиле. На этот раз с инициативой выступили комсомольцы, предложив свой проект памятника для братской могилы, а также проект памятника В. И. Ленину.

Изначально планировалось открыть эти монументы к четырнадцатой годовщине Октябрьской революции [14, л. 41 – 42].

Газеты сообщали, что на памятники томские водники пожертвовали по два процента от своих августовских заработных плат и по одному проценту от сентябрьских заработков, призывая и другие организации последовать их примеру [23]. Но то ли собранная денежная сумма оказалась недостаточной, то ли проект памятника жертвам «колчаковщины» не устроил местные власти, но в итоге в 1931 г. на площади Революции было решено возвести лишь памятник В. И. Ленину [15, л. 28 об.].

Но и его открыли только к восемнадцатой годовщине Октября – в 1935 г. [5]. Создание памятника «жертвам колчаковщины» фактически началось лишь в 1939 г. – в год двадцатилетия со дня достопамятной гибели «жертв колчаковщины» [18, с. 86]. В день юбилея освобождения Сибири от «колчаковщины» печать напомнила историю братской могилы.

Прозвучала и пафосная мысль об очевидных успехах советской власти и оправданности жертв: «Мимо памятника бегут юноши, девушки. Они здоровы, счастливы, веселы.

И, может быть, многие из них не знают о тех, кто в братской могиле. Но они знают другое. Они знают, что кровь, пролитая трудящимися в бою, не пропала даром, она дала свои результаты» [2]. Памятник имел скромные размеры, был лаконичен и прост в художественном решении. Расположенный в стороне от более монументальной фигуры Ленина, этот памятник не доминировал в мемориальном пространстве площади. В этом проявилось отличие томского памятника от проектов и реально возведенных памятников начала 20-х гг.

Его форма столпа отвечала мемориальным традициям эпохи классицизма, отражая идеи славы и победы, подчеркивая заслуги павших героев. Традиционная ограда и характер размещения табличек с информацией о погибших у подножия стелы роднили этот памятник с надгробием на кладбище, создавая ощущение некоторой интимности (в смысле камерности, намека на частные биографические обстоятельства конкретных жертв), отвергавшейся сообществом деятелей искусства в начале 20-х гг. Итак, каковы же общие смыслы политики памяти, выраженные памятниками в Томске и Новосибирске, а также их нереализованными проектами?

Эти монументы изначально были ориентированы на трансляцию вполне определенной, единственно верной, с точки зрения власти, версии военно-революционных событий. Эти памятники воспевают гиперболизированный героизм погибших, не акцентируют внимания на случайных жертвах колчаковцев. Новосибирский памятник совершенно обезличивает подвиг и романтизирует его. И это понятно – в братской могиле покоились не только большевики, но и эсеры, и узники тюрьмы из числа колчаковцев, и люди, не имевшие отношения к политике, и неопознанные лица. Обстоятельства их гибели были установлены лишь приблизительно.

Томский памятник выглядит человечнее именно потому, что под ним покоились люди, признанные жертвами антиколчаковского восстания, их имена и суть их подвига были лучше известны современникам. Использование классической формы столпа выражает идею «триумфа побежденных». Монументы должны были также дискредитировать память о враге, постоянно напоминания о масштабах его «зверств».

Более ярко эти идеи выражены в Новосибирске. Памятники также отражали добродетель Советской власти, благодарной героям и достойно почтившей их память. В 1930-х гг. революционная героика и жертвенность постепенно утрачивала прежнюю актуальность. Государство уделяло больше внимания мемориализации героев национального масштаба: В. И. Ленина, С. М. Кирова, В. В. Куйбышева, А. М. Горького и др. Власть акцентировала все меньше внимания на героях и жертвах Гражданской войны локального масштаба. Теперь военно-революционные монументы были нацелены, прежде всего, на политическую социализацию молодого поколения, на его приобщение к социалистическим ценностям, на повышение «градуса доверия» общества к власти. В 30-х гг., как это видно из материалов печати, военно-революционные памятники были по-прежнему необходимы власти, но уже для того, чтобы оттенять «благополучную» эпоху, когда была создана сталинская конституция, преподносившаяся властью как величайшее социально-политическое достижение. Эти монументы служили символической точкой начала отсчета начал тернистого пути к светлому будущему© Е. И. Красильникова_СОЗДАНИЕ МЕМОРИАЛОВ НА БРАТСКИХ МОГИЛАХ «ЖЕРТВ КОЛЧАКОВЩИНЫ»В НОВОСИБИРСКЕ И ТОМСКЕ: ПОЛИТИЧЕСКИЙ ЗАКАЗИ ДИАЛОГ С ТРАДИЦИЕЙ
(1920 – 1930-е гг.)

 

Через несколько месяцев после Октябрьской революции советским правительством был издан указ о проведении конкурса на проект памятников жертвам пролетарской революции.

Этому конкурсу суждено было стать уже вторым по счету, призванным увековечить подвиг героев, павших за свободу России. Идея же первого монументального некрополя, возникнет после событий февральской революции и окончательно оформится в положениях апрельского конкурса 1917 года, победитель которого, архитектор Л. Руднев, разработает монумент под названием «Готовые камни».

Строительство первого революционного некрополя продлится два года и станет, по мнению В. Толстого, попыткой отойти от традиционных мемориальных форм обелиска и пирамиды [11]. В результате, построенная и растянутая по периметру центральной части Марсового поля погребальная «мастаба» приобретет дополнительно и функцию народной трибуны. В том же 1919 году, когда Л. Руднев завершит работу над первым революционным монументом,

Г. Зиновьев подвергнет критике все левые группировки внутри страны: «Одно время мы разрешили самому бессмысленному футуризму заработать себе репутацию почти официальной школы коммунистического искусства... Пора положить этому конец... Дорогие товарищи, я хочу, чтобы вы поняли, что мы должны привнести в пролетарское искусство больше пролетарской простоты» [3].

Тирада Г. Зиновьева на общем фоне начавшейся борьбы с левым искусством прозвучит ни первой и не последней в потоке словесной брани, посылаемой со стороны советской власти в адрес российского авангарда, поскольку глава страны В. И. Ленин уже «точно знает, что выполнить свою социальную функцию может искусство только реалистическое, обращающееся к самым широким массам на понятном им языке» [3].

Впрочем, даже при начавшейся методично разворачиваться против советского авангарда кампании, революционного заряда последнего хватит до 1932 года. В городах Западной Сибири памятники героям, борцам и жертвам революции станут появляться только после Гражданской войны, а кубофутуристическая стилистика первых лет Октября постепенно и не всегда последовательно будет сменяться традиционными фигуративными скульптурными композициями академического толка и помпезными, устремленными ввысь обелисками и стелами.

Первые грандиозные монументы в память героев и жертв революции последовательно появятся в двух сибирских городах: Новосибирске (1922) и Омске (1923) – ставке и столице А. Колчака. Строительство большевистской властью революционных некрополей именно в этих городах Западной Сибири кажется вполне закономерным (рис. 1).

Воздвигнутой в Новосибирске к пятилетию Октября бетонной руке с «пламенем революции» предшествовали два нереализованных проекта, составленных томскими художниками в 1920 году. Е. Красильникова, автор статьи, посвященной мемориалам жертв колчаковщины в Новосибирске и Томске, приводит целый перечень иконографических образцов, чья семантика и формальные решения могли стать прообразами новосибирского монумента: американская статуя Свободы, полуобнаженная фигура женщины со знаменем революции периода Парижской коммуны как аллегория свободы; фигура античного Прометея и современная новосибирскому монументу работа В. Мухиной «Пламя революции» (памятник Я. Свердлову). Рисунок 1. Памятник в сквере имени Героев революции. В. Сибиряков, А. Кудрявцев, 1922. Фото 1930-х

По мнению Е. Красильниковой, «скульпторы, работавшие над памятником в Новосибирске, использовали уже устоявшиеся в культуре символы. По смыслу новониколаевский памятник схож с проектом В. И. Мухиной. Однако стоит подчеркнуть, что памятник стоит на братской могиле. По всей видимости, авторы скульптуры не просто традиционно использовали широко известную символику свободы и борьбы, но и решились “сломать” одну из старых традиций, связанных с оформлением надгробий» [6, с. 50]. На что же в действительности могли опираться авторы новосибирского монумента? Со ссылкой на В. Рыженко, Е. Красильникова в числе авторов монумента (художника-скульптора В. Сибирякова и инженера В. Кудрявцева) называет имя художника В. Невского, чья фамилия не встречается в изданиях советского времени, нет его и в каталоге научно-производственного центра по сохранению историко-культурного наследия Новосибирской области 2003 года.

При этом автор исследования, выстраивая возможную иконографическую родословную новосибирского памятника, не ссылается на воспоминания самого В. Сибирякова, интервью с которым было опубликовано в одной из газет: «В 1918 году Василий Николаевич окончил Пензенское художественное училище. Гражданская война одела молодого художника в красноармейскую шинель и забросила в Новосибирск… – Случилось почти невероятное, – рассказывает Василий Николаевич. – Летом 1922 года губисполком предложил мне создать памятник в честь пятой годовщины Октября на братской могиле революционеров, замученных колчаковцами. Предложение удивило меня, никогда ведь не приходилось заниматься скульптурой. А в губисполкоме почти приказали: ты художник, значит, сможешь, не из Москвы же приглашать скульптора. Ну, и решил я попробовать. Времени оставалось мало. Делал наброски, потом выбрасывал. Снова рисовал. А потом вдруг вспомнился горьковский Данко с горящим сердцем в руках – смелый, гордый. Такими увиделись мне во сне и сибирские революционеры. Представил в губисполкоме эскиз: рука рабочего с пылающим факелом. И сразу же началось сооружение памятника. Техническое руководство осуществлял инженер Кудрявцев, а скульптурные работы выполнял я сам» [1].

Цитирует художника в своей монографии и Л. Усольцева: «В то время я работал заведующим подотделом художественного образования и заведовал художественной студией Губполитпросвета. Летом в студию пришел инженер Кудрявцев, работающий в Губисполкоме, и начал со мной разговаривать о создании памятника. Сроки были короткими, 4–5 месяцев. В теме, предложенной Губисполкомом, основанием памятника обязательно должна быть скала. Я предложил создать памятник простой – без человеческих фигур. Я нарисовал руку рабочего с пылающим факелом. Пламя на эскизе было стеклянным, красным, светящимся ночью» [10, с. 50].

Интервью с В. Сибиряковым позволяет сделать ряд выводов: во-первых, автор известного монумента не являлся скульптором – художник закончил в 1918 году Пензенское художественное училище; во-вторых, художник работал исключительно в соавторстве с инженером; в-третьих, пластическая идея руки рабочего с факелом появилась на основе литературного текста.

Несомненно, относиться к словам немолодого советского художника следует осторожно, поскольку декларации и многочисленные публичные манифесты различных мастеров изобразительного искусства зачастую не всегда имеют цель внести ясность, но и не учитывать последние нельзя. Определить же степень участия в проекте художника В. Невского уже невозможно, к тому же его имя могло исчезнуть в сталинское время из числа авторов по многим причинам.

Помимо этого, вызывает сомнение утверждение Е. Красильниковой, что авторы монумента, безусловно, были знакомы с традицией русского надгробия эпохи классицизма (использование мотива опущенного вниз факела), поскольку автор не только не был скульптором, но и годы обучения В. Сибирякова пришлись на расцвет русского авангарда.

При этом нельзя не согласиться с Е. Красильниковой, что В. Сибиряков использовал универсальный и популярный на тот момент символ свободы и борьбы. Этот символ охотно был принят властью, которая, очевидно, уже не собиралась использовать абстрактную кубофутуристическую стилистику.

К тому же, фигуративная скульптурная композиция мгновенно получила возможность различных интерпретаций не входивших в первоначальный замысел художника, что и было сделано 7 ноября на открытии монумента председателем губисполкома Лавровым:

«Царство капитала строилось на этих гранитных плитах, на этих несокрушимых скалах… Но рабочая сила разбила эту гранитную 187 ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ твердыню, и рука с факелом из этой скалы победно зовет нас вперед» [7]. В начале 1920-х годов монумент мог стать активным градоформирующим звеном в центральной части города на фоне существующей одно и двухэтажной застройки дореволюционного Новониколаевска.

Фотографии двадцатых годов прошлого века наглядно демонстрируют, что не являющийся значительной высотной доминантой памятник служил важным градостроительным акцентом на данном участке Красного проспекта. Однако через несколько лет «красный факел» вместе со сквером Героев революции исчезнет за появившимся зданием дома Ленина полностью утратив свое градостроительное значение.

В 1923 году в Омске на площади Ленина будет открыт Памятник борцам революции (рис. 2). Автор проекта скульптор Н. Виноградов, согласно распространенной версии, в качестве прообраза своей группы взял за основу работу французского ваятеля Бертеля, посвященную президенту Франции Сади Карно [9]. Знакомство омского скульптора с современной скульптурной пластикой Франции кажется не вызывает сомнения, поскольку Н. Виноградов был выпускником московского Строгановского училища. В общем решении омской скульптурной группы в сравнении с новосибирским монументом происходит заметное усиление фигуративного и сюжетного начал. Новосибирский монумент остался на границе фигуративной определенности и абстрактной условности, поскольку при всей своей натурной узнаваемости фрагмент руки с факелом зритель склонен воспринимать скорее как знак, чем как развернутую повествовательную композицию. В отношении омского монумента небесполезно вспомнить и «Свободу, ведущую народ» Э. Делакруа, поскольку женская фигура Н. Виноградова являет собой буквальную цитату на живописный образ в камне: античные пропорции, одежда, прическа, общее движение фигуры (выкинутая вверх со знаменем правая рука, энергичный поворот головы в сочетании с мощным шагом вперед).

Эксплуатируя сюжет и образное решение знаменитого французского живописца, скульптор последовательно сохраняет введенный Э. Делакруа в единое изобразительное пространство синтез греческой классики и острой современности, дополняя скульптурную группу натуралистично решенной фигурой рабочего. Рисунок 2. Памятник борцам революции, Н. Виноградов, Омск, 1923. Фото второй половины 1940-

Используя язык несколько романтизированного классицизма, который иногда может стать синонимом излишне триумфального реализма, скульптор превращает революционные категории и понятия в их антропоморфные персонификации: революционная Россия – в виде фигуры женщины, персонификация расстрелянной Парижской коммуны – фигура раненого мужчины. В результате, абстрактный символизм первых лет Октября окончательно вытесняется, а понимание сцены уже не требует от зрителя знаний революционной символики – происходящее на постаменте становится понятно и доступно каждому. Омский монумент спустя восемьдесят лет по-прежнему хорошо прочитывается по линии застройки ул. Ленина. И, несмотря на то что исчезла площадь для митингов, скульптурная группа, высотой в четыре человеческих роста, утратив свою непосредственную идеологическую функцию, является несомненной доминантой в ансамбле мемориального сквера Памяти борцов революции. В 1967 году на месте бывшей площади будет разбит сквер, скульптурный ансамбль которого дополнится стеной-барельефом, украшенной группой героев Гражданской войны (скульптор Ф. Бугаенко). И хотя стилевые особенности рельефа демонстрируют принадлежность уже к другой эпохе, с характерными для сурового стиля острыми, но суховатыми линейными ритмами, статичная фризовая композиция барельефа развернутая по горизонтали удачно контрастирует с динамикой и вертикальным порывом двухфигурной группы 1923 года. В 1925 году в Омске появится еще один памятник, посвященный участникам восстания 22 декабря 1918 года против колчаковцев (рис. 3). Очевидно, в силу особой активности белогвардейского движения в этом городе местная советская власть была явно заинтересована в появлении целой серии монументов, чей вид должен был напоминать о жертвах белого террора. Монумент высотой 7,3 м представляет собой четырёхступенчатую пирамиду, увенчанную пятиколонной ротондой, окруженной с четырех сторон лестницами, ведущими на первый ярус. Можно предположить, что идея создания мемориального памятника как самостоятельного архитектурного сооружения в виде ступенчатой пирамиды (зиккурата), могла появиться только после начала строительства мавзолея Ленина в г. Москве, который на стадии его проектирования архитектором А. Щусевым в одном из вариантов имел ротонду с антаблементом в форме десятиконечной звезды. Упомянутые монументы не единственные на территории Омска и Омской области. К 50-летию Октября скульптор Ф. Бугаенко создаст памятник на братской могиле 13 венгров, расстрелянных белогвардейцами, а в 1960 году еще одна работа этого же автора появится в поселке Марьяновка. С некоторым опозданием памятники борцамреволюционерам в форме обелисков появятся в городах Барнауле (1928) и Томске (1939). Несмотря на то что группа томских художников в первые же годы советской власти участвовала в проектировании мемориальных надгробий для других городов, собственный монумент над останками шестнадцати большевиков-подпольщиков будет сооружен только в 1939 году (рис. 4). Рисунок 3. Слева направо: Памятник на братской могиле участников восстания 22 декабря 1918 года против колчаковцев, 1925; проект временного мавзолея В. И. Ленина (арх. А. Щусев), 1924 Е. Красильникова дает ему следующую характеристику: «Памятник имел скромные размеры, был лаконичен и прост в художественном решении. Расположенный в стороне от более монументальной фигуры Ленина, этот памятник не доминировал в мемориальном пространстве площади. В этом проявилось отличие томского памятника от проектов и реально возведенных памятников начала 20-х годов.

Его форма столпа отвечала мемориальным традициям эпохи классицизма, отражая идеи славы и победы, подчеркивая заслуги павших героев. Традиционная ограда и характер размещения табличек с информацией о погибших у подножия стелы роднили этот памятник с надгробием на кладбище, создавая ощущение некоторой интимности (в смысле камерности, намека на частные биографические обстоятельства конкретных жертв), отвергавшейся сообществом деятелей искусства в начале 20-х годов» [6, с. 52]. В предложенной Е. Красильниковой характеристике монумента следует согласиться с описанием его скромных размеров, а также простым и лаконичным решением архитектурного объема, что, действительно, не дает ему возможности доминировать в пространстве площади Революции (Новособорной). В отношении же возможной принадлежности монумента к классицизму отметим, что наличие одной только столпообразной формы не дает повода причислять памятник к указанному стилевому направлению. Эстетика классицизма (с его неизменными и вечными идеалами прекрасного, где эстетической ценностью обладает все вневременное, имперсональное, где жесткий канон ведет к отвлеченной идеализации, а в качестве главных персонажей выступают, как правило, аллегорические фигуры и всевозможный арсенал универсальных символов) не предполагает никакой камерности и интимности, на которых настаивает автор. Формально-стилистический анализ показывает, что архитектурное решение монумента восходит к традициям русской культовой архитектуры середины XVIII  века, то есть к стилистике русского барокко. В 1730-е годы в СанктПетербурге в камне начинают строить церкви «кораблем». На территории же Томска в традициях аннинского барокко будет заложен Благовещенский и Богоявленский соборы (рис. 4). Форма Рисунок 4. Слева направо: Памятник борцам-революционерам, арх. Л. Васенина, Н. Турчанинов, 1939; главы Богоявленского собора, 1777–1901 обелиска, состоящего из шатрового венчания на высокой призме и прихотливого основания в виде пятиконечной звезды, покоящейся на пятигранном цоколе, своими масштабными отношениями напоминает главы томских барочных церквей с их изящными тонкими верхами на небольшом световом фонарике, опирающемся на граненый барабан. Таким образом, в основу композиции монумента положен не мемориальный обелиск эпохи классицизма, а архитектурные формы глав русских барочных церквей, приспособленные в данном случае под мемориальные традиции классицизма. Подобное решение является следствием чисто архитектурного мышления его авторов (архитекторов Л. Васениной, Н. Турчанинова), демонстрируя, прежде всего, желание вписать свой проект в существующий градостроительный контекст. Например, угловая ротонда здания Клинического корпуса Императорского Томского университета своими гранями и очертанием купола имеет ритмические повторы в двухступенчатом и пятигранном цоколе монумента, а вертикальным оконным проемам ротонды вторит форма табличек с именами погибших на основании обелиска в виде пятиконечной звезды. К 1957 году – очередному юбилею Октябрьской революции ряд западносибирских городов обзаведется собственным памятником (Тюмень, Кемерово, Ленинск-Кузнецкий, Анжеро-Судженск), а в некоторых из них территория, прилегающая к возведенным монументам, начинает оформляться в крупные мемориальные скверы – в Новосибирске, Барнауле, Омске в 1967 году (рис. 5, 6). В Новокузнецке строительство сквера начнется раньше (1958), чем появится мемориальная стела. К сорокалетнему юбилею революции памятники начинают утрачивать вариативность, появляется типологическая схожесть композиционных и образных решений, определенное стилевое единство, что говорит о полной унификации самого государственного заказа, отточенного мемориалами Великой Отечественной войны. Неизменное присутствие обелиска в виде правильной призмы или уходящей вверх гигантской усеченной пирамиды служит эффектным театральным задником на фоне которого динамичные двух и трехфигурные группы героев революции выступают в облике античных триумфаторов с развевающимися знаменами, символизируя окончательную победу советской власти. Рисунок 5. Слева направо: памятник в Анжеро-Судженске – автор П. Васин, 1957; в Тюмени: 1 – автор В. Белов, 1967; 2 – автор Е. Герасимов, 1950 В результате проведенного исследования можно сделать следующие выводы.

Первые монументы над могилами героев и жертв революционных событий на территории городов Западной Сибири появляются в Новосибирске и Омске, причиной чего явилось постепенное повышение после 1918 года регионального статуса первого из названных городов и активное участие в белом движении – второго. Звание столицы Белой России стало дополнительным поводом для возведения в Омске наибольшего числа памятников подобного типа. Только к 40-летнему юбилею октябрьского переворота памятники героям и жертвам Гражданской войны будут установлены в Кемерово, Ленинске-Кузнецком, АнжероСудженске, Новокузнецке. Этот и следующий 50-летний революционный юбилей будут отмечены формированием мемориальных скверов вокруг существующих монументов. С точки зрения художественного подхода к революционным монументам можно констатировать, что образные и формальные решения первого десятилетия после октябрьских событий отличались большим разнообразием стилевых поисков – от символизма новосибирского «пылающего факела» и романтически приподнятой версии революционного классицизма в омском монументе 1923 года, до цитаты на авангардное прочтение древневосточной архитектуры мавзолея Ленина в омском памятнике 1925 года, сменившимся в 1950-е годы достаточно устойчивыми вариациями помпезной и триумфальной стилистики советского реализма© Петренко Сергей Дмитриевич, _ПАМЯТНИКИ ГЕРОЯМ ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ НА ТЕРРИТОРИИ ГОРОДОВ ЗАПАДНОЙ СИБИРИ (аспирант, кафедра основ архитектурного проектирования, истории архитектуры и градостроительства, Новосибирский государственный университет архитектуры, дизайна и искусств (г. Новосибирск, РФ)..