Андрей Дмитриевич Крячков - «сибирский архитектор».

Среди выдающихся деятелей культуры региона, оставивших значительный след в формировании его облика, были люди «пришлые», но выбравшие Сибирь сознательно, для реализации своих творческих замыслов. Таков и герой приведенного материала. (А.Д.Крячков родился 24 ноября 1876 года в деревне Вахарево Ростовского уезда Ярославской губернии в семье крестьянина).
Текст воспроизводится в сокращении по изданию: Баландин С.Н. Сибирский архитектор. Новосибирск, 1991. С.4-5, 9, 14-25, 39-41, 46-46-49, 53-61, 82-84.
Получив... аттестат реального училища, А.Д.Крячков год спустя успешно выдержал конкурсный экзамен стоимостью в 50 рублей в Петербургский институт гражданских инженеров - одно из лучших в России высших учебных заведений. Окончил в 1902 году институт по I разряду со званием гражданского инженера. Ему предложили на выбор 69 вакантных мест службы, и он выбрал строительное отделение губернского управления Томска. Этот выбор был продиктован еще и тем, что А.Д.Крячков был рекомендован преподавателем строительного черчения и рисования во вновь созданный Томский технологический институт (1900 год).

...Участвуя в строительстве двух крупнейших комплексов учебных зданий в Томске - университета и технологического института - он приобрел серьезные инженерно-архитектурные познания, опыт организатора строительного процесса, изучил специфику строительства в природно-климатических условиях Сибири.

В начале XX века в быстрорастущих и развивающихся городах Западной Сибири немногочисленные архитектурно-инженерные кадры имели большие возможности для применения своих способностей. Частный заказ...преобладал над остальными. В Томске из более чем 150 крупных каменных зданий около120 были запроектированы архитекторами для частных лиц или частных организаций....Застройка города, особенно после соединения Томска веткой с Сибирской железнодорожной магистралью, возрастала количественно и качественно... Город начинает благоустраиваться на современном уровне.

...Вместо деревянной ампирной и народной застройки город быстро заполняли соответствующие капиталистическому обществу задания: торговые пассажи, ломбарды, торгово-складские корпуса, фабрики, банки, вокзалы, кинотеатры, библиотеки, бани, доходные дома, торговые фирмы...Возникают новые...формы архитектурно-строительной деятельности в виде строительных фирм, как, например, фирма «Ц.Любинский и Э.Векер», специализирующаяся на строительстве из железобетона. Рушилось архитектурное единство города, сформировавшееся к середине XIX века в стиле классицизма. Эклектика, провинциальный модерн, излишества купеческой архитектуры вытесняли классицизм и народное зодчество старого Томска.

Столь же быстро развиваются и отстраиваются другие западно-сибирские города: Омск, Барнаул, Бийск, молодой Новониколаевск.

Как архитектор Западно-Сибирского учебного округа в 1908 году Андрей Дмитриевич получил от Новониколаевского городского управления заказ на составление проекта и постройку здания реального училища....Реальное училище преполагали построить на восточной окраине Ярмарочной площади..., однако затем отвели участок на Николаевском проспекте, неподалеку от собора св. Александра Невского.

Реальное училище стало крупнейшим зданием на Николаевском проспекте в 1912 году. Оно на несколько сажен отступало от красной линии проспекта и было отгорожено от тротуара красивой и скромной металлической решеткой на гранитном цоколе, поддерживаемой гранитными столбами.

...За 1911-1912 годы выстроено двенадцать двухэтажных зданий...Наиболее густо сеть школ покрыла Центральную часть - 5 школ - как наиболее старую и плотно заселенную; затем Вокзальную - 4 школы. В местах, тяготеющих к линии железной дороги и в направлении военного городка, а также в прибрежной части Закаменского района построено 3 школы.

В планировочном решении зданий школ А.Д.Крячков применил «план романовского типа» для городской школы, разработанный в строительном комитете МНП различными специалистами. Типовая схема предназначалась для массового строительства в городах России небольших школьных зданий («училищных домов»). Называлась она так потому, что, в связи с готовящимся в России введением всеобщего начального образования, для массового строительства городских школ был создан специальный фонд (к 300-летию дома Романовых).

...Большинство школ (9 из 12) были построены на углах кварталов и поэтому хорошо просматривались с больших расстояний по многим улицам города. Школы, со своими живописными силуэтами, ярким цветовым (красно-белым) строем, более крупным, по сравнению с преобладающей городской одноэтажной деревянной застройкой, масштабом, контрастно выделялись в общей панораме города, привлекая к себе внимание. Они придавали некоторое стилевое единство городской архитектуре, еще не имеющей устойчивых традиций.

...Одновременно со школами в центре Ярмарочной площади ...был выстроен Городской (торговый) корпус.... Яркая полихромия (в традициях русской архитектуры XVII века) здания четко выделяла его из окружающей застройки....Строгая симметрия объемного и фасадного решения корпуса диктовалась, помимо его назначения как главного административного здания Новониколаевска, и его расположением посредине огромной Ярмарочной площади (равной по площади восьми городским кварталам), а также в геометрическом центре всего города. Кроме того, Ярмарочная площад Новониколаевска был принята за географический центр всей Российской империи, что и было отмечено постройкой часовни в стилизованных формах русской церковной архитектуры XIV-XV веков. Архитектуру Городского корпуса, как и городских школ, построенных по проектам А.Д.Крячкова, нужно отнести к архитектуре рационалистического модерна, свободной от предвзятой стилизации под какой-либо «чистый» исторический стиль.

...До старинного сибирского города-крепости Кузнецка была проведена железная дорога от станции Юрга Великого Сибирского железнодорожного пути...и в конечном пункте этой дороги...был построен город-сад при станции Кузнецк. Он был запроектирован в 1916 году А.Д.Крячковым, приглашенным для этой цели управлением Кольчугинской железной дороги. В 1918 Андрей Дмитриевич становится консультантом и заведующим отделом проектирования сооружений и заводских поселений по «типу городов-садов» Кузнецкого металлургического общества в Томске.

Это были первые градостроительные работы в деятельности зодчего.

Город-сад при станции Кузнецк не получил своего полного развития. В нем не были сооружены монументальные здания: вокзал, церковь, управление дороги. В годы первой пятилетки со строительством соцгорода он превратился в периферийный городской район Новокузнецка

Ленинградская 111.

Супруга Крячкова Любовь Владимировна хотела перевезти прах мужа из Сочи в Новосибирск. Но почему-то вчерашние коллеги остались глухи((( Говорят, что даже неизвестно, где могила Крячкова в Сочи, сохранилась ли она?

После прочтения материала - я очень уважаю Крячкова, но мне стыдно за нашу ментальность доброго царя. А давайте Крячкова святым объявим. «Так, ещё в 1944 году он спроектировал Академгородок. Здесь несколько зданий десятков зданий, они располагались в нескольких кварталах. И всё это планировалось отдать под центральную часть Академгородка. Кстати, центр науки по замыслам Крячкова, был по соседству с Красным проспектом, в районе современной площади Кондратюка.» и Т.Д. И Т.П.

Отредактировано Андрей Пилипенко (12-02-2012 22:15:46)

К сожалению, чего только не помнит наш народ...

В Томске. 2009 год.

По поводу могилы: тут (http://newsib.net/index.php?newsid=813204471) пишут, что нашли, но уже с подзахоронением. Гроб, наверное, всё же пропал.

http://pixs.ru/showimage/DSC07433jp_966 … 637419.jpg

Фото из архива А.А.Корниловой. Это как раз с того выпускного.

Отредактировано АндрейКА (07-03-2015 22:19:08)

Андрей, СУПЕР!!!
Где нашел? Если не секрет, конечно. Какого года? Могу предположить, что конец 20-х, начала 30-х.
Про меня не забыл.

Отредактировано АндрейКА (15-05-2015 23:48:08)

Андрей, Никитин в 1932 году уже работал в ОПКБ-14 по совместительству. Значит, приехал незадолго, т.е. 30-32г.г. Оля - молодец, узнала Никитина (маленькая льстя:) )

Отредактировано АндрейКА (17-05-2015 00:11:07)

?????????? Желаем подробностей
Ай, да Оля, ай да следопыт! !!!!

Томск. Дом науки им.П.И.Макушина. Проект Крячкова- первая премия.

Отредактировано Пешков Андрей (18-05-2015 19:05:18)

Когда он это сделал? Немедленно после катастрофы аэроплана? Или незадолго до неё?

Это уже надо подробно вникать в тему: может при виде камикадзе, а может и при страданиях от сильных ран. Ещё поразило, что буквально через несколько дней фильм об этой катастрофе уже показывали даже в Вятке:
   "Сегодня в электро-театре «Прогресс» будет демонстрироваться картина «Катастрофа» происшедшая в Париже на авиационном поле во время полёта авиатора Трен, упавшего со своим аппаратом на военного министра Берто. Как известно Берто был убит аэропланом."

    Я могу в личном деле поискать через пару недель, если там есть объяснение причины поездки, но вряд ли там есть объяснение как Крячков оказался в списке жертв)

Всегда говорил, что авиация связывает не только географически.

Наверное, А.Д. был в командировке во Франции и не смог не пойти на авиа-шоу.

Журнал "Проект-Сибирь"   опубликовано: 28 (2007)

Воспоминания о деде
Амата Стребкова                                                                                                                                                                                    ...Из совсем детских воспоминаний: яркое солнечное утро, на открытой веранде большой прямоугольный стол под белой скатертью. Я маленькая, дед и бабушка. Дед хрустит зеленым луком – так умел есть он один: брал сразу несколько перьев и непрерывно, не откусывая, отправлял их в рот, до самого конца. Еще и еще... 
…Глухой деревянный забор, у которого растут сосны, рядом с ними кусты малины. И я около них, ем ягоду. Бабушка рассказывала, что сад у дома был очень большим. Недаром в нем позже выросла «Лампочка» – ламповый завод. Дом деда в Томске на Бульварной (позднее получивший новый адрес: Кирова, 7) был построен по его собственному проекту. Мы занимали первый этаж. Остальные сдавались внаем.
Удивительно, но и после революции дом оставался собственностью деда. Дом арендовал Томский политехнический институт, которому бабушка его и подарила в 1959 году, уже после смерти деда. Я благодарна администрации города, сохранившей дом и создавшей там музей.
Томский дом я представляла больше по фотографиям. А вот вещи и мебель знаю и помню: росла рядом с ними. После смерти моих близких я сделала все, чтобы они не оказались брошенными. Рабочий стол для рукоделия моей прабабушки, а также кресло с сохранившейся обивкой того времени, выполненное, видимо, по замыслу деда, я храню до сих пор у себя.
И вот Новосибирск, Ленинградская, 57, квартира 6. Телефон: 35-873. У нас пять комнат: спальня и «чертежка», кабинет деда, столовая и комната моих родителей. Два больших окна столовой выходят на северную сторону – здесь всегда прохладно. В простенке стоит на постаменте большая гипсовая ваза. Два зеркала в рамах из красного дерева, стоящие на полу, увеличивают объем комнаты. Большой овальный обеденный стол. Из рассказов помню, что ваза и зеркала были переданы Союзу архитекторов уже после уплотнения в начале войны. За обедом собирается много народа. Из столовой дверь ведет в «чертежку». Эта комната заполнена столами и чертежными досками. Доски везде, даже в туалете. Я рисую на них гигантских уродливых угловатых и кудрявых теток. Странно, но меня не ругают. «Чертежка» вечно полна людьми. Все погружены в работу: чертят, рисуют. Родители частенько работают и по выходным дням..
Дома меня зовут Натой, дед чаще просто девчонкой. Вообще, для всех я Наташа Крячкова, хотя на самом деле мое имя Амата. Это в отсутствие деда меня так назвали. Дед сказал: «Дали девчонке какую-то собачью кличку». И меня крестили Натальей. 
Наш дом, «розовый корпус», еще называется профессорским, хотя в нем живут только три профессора: Макеров, Язев и мой дед. Живут в нем исключительно преподаватели, имеющие непосредственное отношение к институту. 
Если у деда командировка в Москву, я вместе с бабушкой еду туда (как-то даже пришлось заниматься с учительницей, чтобы не отстать от школы). Ходим все вместе по гостям. Водят меня в парки, в зверинец. Очень хорошо запомнились кривые зеркала: мы с дедушкой хохотали до слез. Наш приезд в Москву как-то совпал с днем рождения бабушки – хожу вместе с дедом выбираю цветы. Помню, что мы купили очень много гвоздик. 
И вот война... Новосибирск. Момента уплотнения я не помню. Нам оставлены две комнаты: спальня и кабинет деда. Кабинета, как такового, теперь нет – это столовая. «Чертежка» перешла к Макеровым. Две остальные комнаты отданы Валентину Людвиговичу Гофману с семьей – это профессор архитектуры из ЛИСИ1. Наш дом сильно изменился. Его населили профессура и преподаватели из МИСИ2 и ЛИСИ. Я понимаю, что они с большими заслугами (Страментов, Киссип, Гофман и т.п.) и очень большим фасоном. Однако заведующим кафедрой архитектуры остается мой дедушка. Я догадываюсь, что существуют какие-то профессиональные трения. Жена Гофмана, Лидия Александровна, после каждого заседания кафедры приходит к бабушке и выясняет какие-то отношения. Бабушка с дедушкой говорят вполголоса. Я ограждаюсь от всех дрязг.
Жизнь становится сложнее. Я живу с бабушкой и дедушкой. С кастрюльками, установленными в авоську, бегаю в студенческую столовую за обедом и хлебом, выдаваемыми по карточкам. Это особое искусство – принести обед, не разлив, т.к. кастрюльки самодельные – из легкого алюминия, они изгибаются, мнутся. Дома бабушка пытается сделать принесенное посъедобнее. Дедушки почти не видно. Ранняя прогулка по саду, завтрак и – в институт, на работу. Чаще встречаемся вечером. Вечером обязательная совместная прогулка на ночь, ужин и сон.
Летом мы с бабушкой живем в деревне, в Речкуновке. Живем наездами. Когда едем втроем, от поезда до деревни идем длинной лесной дорогой. Непримятая трава, заросли папоротника, пахнет земляникой. Солнце еще не высоко. Стонет горлица. Бабушка пугает меня, подражая ее крику: «Ох, тяжко мне...» Ныряя между папоротниками, дед напевает:
«В лесу поют два червяка,
В лесу засеяно морковью, 
Там ведьмы пляшут трепака, 
Напившися младенцев кровью».
Я живо представляю этих червяков – и весело, и страшно.
А осенью, надев рюкзаки, уже короткой дорогой, бабушка с дедом отправляются в Речкуновку за картошкой на зиму...
Потом появляется «торгсин», куда бабушка носит золотые пятерки и десятки с забитыми молотком изображениями двуглавого орла, затем «распред», где дедушке полагался паек. Жить стало легче.
Дом всегда держался на бабушке. Еще во время революции и гражданской войны только благодаря ее энергии домой возвращались конфискованные вещи, независимо от того, кто их грабил: белые, красные или зеленые. Она смело обращалась к начальству, и ей не отказывали. Ведь перед красотой трудно устоять.
А бабушка была красива. До самой кончины глаза у нее были чистыми, лучистыми. Сохранились старые фотографии, где она сначала молоденькой девушкой, а затем зрелой женщиной неизменно со вкусом одетая, изящная и даже величественная. Бабушка была центром, вокруг которого строилась жизнь. Дедушка звал ее «Лючкой». В двадцать лет выйдя замуж, она не только родила ему четверых детей, но была его опорой и помощницей. Она чертила, печатала на машинке (старый «Ундервуд» долго оставался в нашем доме), была корректором. Ее мнение для деда было всегда значимым.
Конечно, я понимала, что в семье были ссоры и крупные размолвки. Человеку искусства, деду, конечно, нравилось все красивое, красивые женщины в том числе. В зависимости от характера женщин, видимо, складывались отношения с ними. Но как бы они не складывались, бабушка всегда была женщиной номер один. Она никогда не говорила о деде плохо.
В семье существовали праздники. «Стол Крячковых» всегда был особым, специфичным... Новый год встречали, как правило, в семейном кругу: дед, бабушка и я. Ровно в 12 прибегала мама, если ее компания была неподалеку. Но вот Старый Новый год отмечали многолюдно. Пеклось и жарилось. Бабушка обязательно варила пиво, много, целый бочонок. Пиво разливалось по бутылкам и выстаивалось. Бывало, пробка из бутылки вылетала ночью, и дед сломя голову бежал на кухню спасать пиво, отпивая из бутылки. В столовой на потолке долго оставались следы от вскрываемых бутылок. Из гостей хорошо запомнились супруги Пиоттух, С.П. Скобликов (его после чрезмерных возлияний обычно укладывали ни диване в кабинете).
Пасха была особым праздником. За неделю до него начиналась предпраздничная суета: уборка, обязательная чистка серебра (это поручалось мне), крашение яиц и, накануне Пасхи, выпечка куличей. Обязательно с кардамоном и шафраном. Мы все обожали шафрановый запах.
Каждому выпекался свой кулич. Деду – самый большой, мне – самый маленький, в консервной баночке. А потом переживания: каким получится именной кулич. Ведь удачный – гладкий, высокий и с ровной макушкой – сулил благополучие. Дед у себя в кабинете красит пшено для украшения куличей и выводит разноцветные узоры на яйцах. Утром в воскресенье я прихожу к праздничному столу: белоснежная скатерть, красивая посуда, торжественные куличи, яйца, цветущая герань и всякая вкуснятина. Бабушка была великая мастерица на ее приготовление. Аппетитно пахнет гусем. Фаршированный гусь, украшенный тетеревиными перьями и бумажными завитками, – наше фамильное блюдо.
Это утреннее застолье обычно было семейным. Исключение составляла Вера Федоровна Штейн. Ее присутствие всегда вносило радостное оживление.

* * *
На окнах шторы из сурового полотна с красивой мережкой – работа бабушкиных рук. Письменный стол, покрытый зеленым сукном, простая настольная лампа с зеленым абажуром и очень удобное кресло, сделанное по эскизу деда. Я люблю сидеть на нем, когда делаю уроки за столом деда. Два книжных шкафа, один из которых также выполнен на заказ. Кожаный диван, на полке спинки которого уместилась перспектива здания управления Кольчугинской железной дороги. 
Если посмотреть на дедушку сзади, он не производит впечатления старого, дряхлого: прямая спина, развернутые плечи. Он не лыс, просто волосы как-то истончились. Живот отсутствует. На переносице пенсне, узкая щеточка колючих усов, на руке обручальное серебряное кольцо. В руках может быть трость. Зимой – шапка-боярка. Вообще, он предпочитал ходить без головного убора в любое время года, подставляя лицо ветру. Зову его «Дешка».
У нас в квартире в ванной комнате колонка на твердом топливе. Это роскошь даже для профессорского корпуса. Дед мытья в ванне не признает – ходит в бани на улицу Белинского. И обязательно парится с веничком. Если вдруг бани не работают, парная устраивается дома – раскаленная печка превращается в каменку.
Дед очень любил воду – будь то море или река, очень хорошо плавал. Летом неутомимо ходил пешком от института до Оби – купался с плотов и непременно нагишом. Частенько я слышала: «Беги, неси А.Д. рубашку, утащили у него!». Любил зарыться лицом в листву, цветы, упасть в траву, вдохнуть запах хвои до самых глубин души. Бабушка рассказывала, что, еще живя в Томске, дед уходил от многолюдных пикников, куда отправлялись специальным поездом. В общении с природой предпочитал уединение. Его теряли, паровозу приходилось иногда возвращаться, долго гудеть, выкликая его. Есть моя детская фотография: я верхом на собаке. Это сеттер Тарзан. После смерти деда бабушка достала из большого деревянного сундука в спальне великолепные кожаные сапоги на каблуках, высокие, до самого паха. Дедушкины охотничьи. Вероятно, у него было и ружье, но думаю, что он никогда из него не стрелял: любовь к природе, ко всему красивому не позволила бы ему это сделать.
В проявлении чувств он был сдержан, спокоен, выдержан в любых ситуациях, и не только житейских. Не помню, чтобы он повысил на кого-нибудь голос.
По рассказам, на заседаниях кафедры мог всех терпеливо выслушать, не перебивая. А затем сказать: «Сделаем так...» – и решал все по-своему. Мне бы хотелось думать, что такие решения были разумным проявлением власти, а не тиранией.
Однако дед мог быть суровым и категоричным. Так он долго не мог простить отцу развод с мамой.
В быту был неприхотлив. Любил простую пищу. В огромном количестве поедал соленую капусту – солили ее в кадушках вместе с брусникой, хранили в холодном дровянике и к столу вырубали сечкой.
Считаясь с его диабетом, бабушка что-то готовила ему отдельно, особенно печеное, с сахарином. «Дайте-ка вашего попробовать», – частенько говорил дед, и раздельное питание на этом кончалось.
Дед мужественно делал себе инсулиновые инъекции. Мы с бабушкой не выдерживали этих испытаний – выходили из комнаты. Дедушка вообще не любил лечиться и как-то легко относился к своей болезни. Лечился с помощью цветных стекол, смоченных «заряженной» водой и прикладываемых к больным органам. Болезнь определялась по качанию маятника на волоске непременно из моей головы. (Бабушка была ученицей томского доктора Н.Г. Зелинга, лечившего нетрадиционными методами). Как-то они с бабушкой принесли от травницы две темные бутылки с жидкостью. «Не буду пить – невкусно», – сказал дед, попробовав из одной.
Дед не курил, не пил водку, предпочитая ей хорошие вина. Однако водка всегда подавалась к столу и непременно в графине.
Любил после долгого уединения у себя в кабинете позвать туда нас с бабушкой: «Идите, посмотрите, что получилось... Нравится?»
Народу в доме бывало много. Это были и деловые встречи, и гости. Дед и бабушка гостеприимны и хлебосольны. Хорошо помню Ф.И. Татаринкова, И.Г. Васильева, бывали Храненко, Кравцов, Соколов-Добреев, Дворин, Осипов, которого ласково называли Клавдий Ел-пил-курилович, Скобликов, Михалев, часто бывал В.С. Масленников, за глаза которого величали просто «Виташкой».
Из гостей хорошо помню супругов Потаповых, Пиоттух, Баландиных, А.В. Силенко, очень милого человека с бесконечными охотничьими рассказами. В общении с простыми людьми дед был очень естественен. Находил общий язык с ними, независимо от их социального положения. В этом никогда не было игры. «Доброго здоровья», – обычно с достоинством отвечал он на приветствия. Из его деревни иногда приходили письма. «Жду ответа, как соловей лета», – одна такая присказка поразила меня.
Накануне одного из моих дней рождения дед уединился у себя в кабинете, долго там шуршал и стучал, а утром я получила в подарок альбом для рисования со стихом:
«Будь ко всем добра, послушна,
К злым обидам равнодушна, 
Дома, в школе – весела. 
Будешь всем тогда мила».
Подарок обязательно подкладывался имениннику с вечера так, чтобы его можно было увидеть, едва открыв глаза. (Даже мама, уже будучи совсем взрослой, огорчалась, если этого не происходило).
Позднее в альбоме появился рисунок. Мне поручалось срисовать пейзаж. Дедушка долго и старательно подправлял, отмывая этот рисунок. Рисунок оказался единственным в альбоме. Мы оба поняли, что не всем дается талант, к сожалению. Вообще, дед любил делать подарки.
Прогулки с дедом перед сном по институтскому саду были временем доверительных бесед. Дедушка делает мне таинственные знаки, я хватаю нашего общего любимца – кота Мишку, и мы исчезаем до ужина. А Мишка не просто роскошный сибирский кот, он потомок кошачьей династии художника Николая Федоровича Смолина. Об этом позаботилась великая кошатница Вера Федоровна Штейн.
Смолин как-то писал дедушку, но портрета почему-то не сохранилось. Рисовала деда и Вера Штейн. Помню, что это была акварель: дед в сиреневатой пижаме на фоне золотого осеннего окна.
Дедушка рос сиротой: отец его очень рано умер, оставив его и сестру Лизу. В деревне жили большой семьей без особого достатка. Как я помню, лошаденка точно была, видимо, была и коровенка. Главным в деревенском доме был его дед, судя по тому, как он наводил порядок за столом, орудуя деревянным половником, охлаждая берущих куски не по чину. Моего деда он выделял среди прочих ребятишек – жалел и опекал, старался и лучший кусок подкинуть, и гостинец привезти с базара. Длинные конфеты-леденцы в ярких обертках в виде хлопушек были большой радостью для мальчика. Он их копил, прятал на чердаке и, о горе, однажды обнаружил, что ими полакомились мыши. Дед иногда брал маленького Андрея с собой на ярмарку. Однажды, когда дед засиделся в кабаке, оставив внука с лошадью, Андрей, обидевшись, погнал лошадь домой, но вовремя одумался. В Выборге, куда его отправили к дяде по матери для службы в конторе, ему посчастливилось понравиться: прочитал перед гостями «Бородино» Лермонтова. Мальчик, по-видимому, сумел показать себя толковым и расторопным. Ему была предоставлена возможность учиться дальше...

* * *
Присуждение ученой степени доктора технических наук в 1942 году отмечали торжественным обедом впятером: дед, бабушка, я и О.В. Кзитская, приятельница Лизочки Скалон, с дочкой.
Присвоение звания «Заслуженного деятеля науки и техники» совсем не было торжественным. Телефонный звонок. Взволнованный дедушкин голос кого-то благодарит... Бабушка снова готовит торжественный обед.
1946 год. Деду должно исполниться 70 лет. Готовятся документы для отправки в Москву. Должно произойти типовое поощрение юбиляра. Так принято в нашей стране. А в паспорте у деда указан год рождения 1879. Думаю, что произошедшая путаница в дате рождения лишила деда высшей награды – ордена Ленина. Выискиваются самые достоверные документы. Я на посылках: бегаю между институтской канцелярией и домом, ношу разные бумаги. Тоже волнуюсь. И на самом деле, это очень серьезно. Ведь из биографии исчезли три года жизни. «А что Вы делали в это время?» – очень простой и опасный вопрос.
Судьба и тут была благосклонна к деду. В апреле 1947 года он был награжден орденом «Красного Знамени».
Не очень четко помню, как проходило это торжество. Мы с бабушкой сидим в первом ряду. На бабушке красивое в пол черное платье – полоска бархата, полоска атласа. Оно сшито из халата Алексея Федоровича Штейна, брата Веры Штейн. Жабо из белых кружев – это дар Веры Федоровны. Выступление помню смутно, наверное, очень переволновалась. Представляет Евгений Андреевич Ащепков. Запомнился Николай Сергеевич Кузьмин. «Я всегда вставлял палки в колеса Андрею Дмитриевичу...». Запомнилось это, видимо, потому что потом обсуждалось дома.
Вручались подарки. Куча поздравительных телеграмм, в том числе от вдовы первого президента АН СССР А.П. Карпинского. Были выставлены труды деда, напечатанные и подготовленные к печати, какие-то существенные документы. Ясно помню, что, больше к нашему великому удивлению, чем огорчению, исчез дедушкин неопубликованный труд. Помнится, он касался бань и плавательных бассейнов. Так он и затерялся!
Юбилей отличался торжественными застольями дома. Даже подъезд приобретает праздничный вид – ввертываются электрические лампочки. Гости собираются в несколько приемов: близкие, именитые, кафедра. Все заботы ложились на бабушку. Все было не только вкусно, но и красиво – тут уж старается мама, колдует над овощами, превращая их в букеты цветов. Есть было жалко. Громадный сладкий крендель со свечами. Их мы с бабушкой делали сами, растапливая большие стеариновые свечи, вместо фитиля вставляли штопку. 
...И снова у деда повседневная жизнь в работе. Он был трудоголиком. Утром перед завтраком обязательная прогулка в сквере перед домом и гимнастика. Вид человека без шапки в любую погоду, размахивающего руками, всегда вызывал удивление и любопытство студентов. (В это время они во множестве заселяли комнаты в квартирах своих преподавателей.)
... После окончания войны «Чертежка» к нам не вернулась. Бывшая столовая стала дедушкиным кабинетом, комната родителей была объединена с бывшим дедушкиным кабинетом (сломана перегородка) и превратилась в столовую-гостиную. Для создания высоты помещения придумана раскраска потолка, и мы с Сережей Баландиным, стоя на столе, используя трафарет, с удовольствием красим его. Получается красиво. Над овальным обеденным столом желтый абажур – творение бабушкиных рук. По бокам у абажура темные силуэты – сцены из «Евгения Онегина» – это уже дедушкина работа.
В дедушкином кабинете в простенке между окнами висит диплом Парижской выставки искусств и техники 1937 года. Золотая медаль при дипломе только символ. Я о ней никогда ничего не слышала как об ощутимом предмете. Вручение диплома, мне кажется, произошло очень буднично. Просто передали. О премии не слышала.
Дома о политике разговоров не было. Только иногда ироническое замечание деда по поводу постоянных обращений к вождю: «Дорогой отец, учитель...» и т.д. Дед как-то с горечью добавлял: «Дядя... и племянник». А в кабинете в простенке между окнами висит портрет Ленина, читающего «Правду». И рядом с томами энциклопедии стоят сочинения Ленина. Когда умер дед и бабушка продавала его библиотеку, эти книги были как новенькие. Думаю, их присутствие было данью времени.
О заграничной командировке дома упоминалось вскользь. О награждении орденами Станислава III и II степени, а тем более о присвоении ему дворянского звания, я узнала уже после его смерти. Дед был беспартийным, хотя его крестьянское происхождение это не исключало, скорее наоборот. А, может быть, это властям было выгодно. Его имя в каких-то случаях использовалось.
Каждое лето дед и бабушка ездили вместе отдыхать, чаще в Сочи. Жили там постоянно в «Светлане» по курсовкам. Думаю, им нравилась некоторая свобода передвижения. 1950 год не предвещал несчастья. Дед с бабушкой, как всегда, уехали отдыхать в Сочи. Был уже конец августа. Собирались домой к началу учебного года в институте. Неожиданно деду стало плохо. Видимо, отказывало сердце, подорванное затянувшейся болезнью – диабетом. Два дня борьбы за жизнь и... телеграмма: «Папа скончался в 11 часов утра».
Бабушка похоронила дедушку в цинковом гробу, надеясь на перезахоронение впоследствии в Новосибирске. Не получилось. Город в этой ситуации оказался безразличным к произошедшему... 
Ежегодно бабушка бывала в Сочи. Поставила деду скромное надгробие. Был, правда, проведен конкурс на памятник деду (премию получил Борис Иосифович Оглы), но он остался на бумаге, неосуществленным.
В 2001 году дед был назван «человеком века» Новосибирской области. Жаль, однако, что до сих пор площадь у стоквартирного дома, где стоит самое любимое им здание– здание Сибревкома (ныне картинная галерея), не носит его имени. Правда, теперь есть памятные доски на некоторых зданиях, построенных по его проектам. Прохожу мимо них с глубокой благодарностью к людям, увековечившим его имя.

Редакция благодарит музей архитектуры Сибири и лично директора Т.Н.Тарновскую за помощь в подготовке материала и редоставленные фотоматериалы из коллекции музея