Пьер Рондьер Я видел рождение города науки
Корреспондент издающегося в Париже журнала «Франция — СССР» Пьер Рондьер в декабре прошлого года посетил Новосибирск. Его большой репортаж об этой поездке, озаглавленный «Я видел рождение города науки», занял восемь страниц в январском номере журнала,
Рондьер делится с французскими читателями яркими впечатлениями от знакомства с Сибирью. На него произвел большое впечатление наш город. Однако, оказавшись в Новосибирске в пору сильных холодов (температура в те дни снижалась до сорока градусов), французский журналист несколько устрашился непривычным климатом и потому отвел ему в своем репортаже несколько преувеличенную роль.

Мы публикуем главы из репортажа Пьера Рондьера.

Сибирь... 12.500.000 квадратных километров между Уралом — границей Европы. Северным Ледовитым океаном, морем Беринга. Охотским морем и Китаем.
Сибирь!
Больше любого из существующих государств. самое обширное цветное пятно на поверхности глобуса: Сибирь!..
Между Уралом — с одной стороны и Владивостоком с другой — расстояние в четверть земного шара: это протяженность Сибири. Когда на Урале полдень, во Владивостоке пять часов вечера.
Полюс холода. Оймякон, находится а Сибири — там минус семьдесят градусов. Человеческое дыхание при такой температуре немедленно превращается в ледяную пыль.
Байкал — самое глубокое озеро в мире — тоже в Сибири.
Самая длинная двойная стальная лента транссибирской магистрали, нефтепровод Тамазы — Иркутск длиной в 6.032 километра, который будет закончен строительством в 1965 году, единственная в мире Братская ГЭС проектной мощностью в 3.600.000 киловатт — все это тоже в Сибири, как и самые маленькие вишневые кусты: тридцать сантиметров в высоту и 7, килограммов ягод ежегодно.
В сибирской тундре дереву требуется сотня лет. чтобы достигнуть толщины детской руки.
Но сибирские целинные земли являются величайшим в мире резервом урожая хлеба.
Обь, Енисей. Ангара скованы льдом шесть месяцев в году, а в Якутске земля оттаивает всего на полтора метра.
Но в 1960 году Сибирь даст каменного угля и чугуна больше, чем давал весь СССР в 1950 году.
В апреле наступает распутица, бурно вскрываются реки, по дорогам — ни пройти, ни проехать.
Но в 1965 году Сибирь даст сорок процентов общей продукции Советского Союза. Через пять лет мощь сибирской индустрии сравняется со всей промышленностью Франции. А чтобы быть точным. — превзойдет Францию.
Сибирь...
На морозе сталь здесь становится хрупкой. как стекло.
Но это уже не страна, где замерзают слезы. Это одно из самых гигантских творений человеческого гения, и стародавний поход золотоискателей на Дальний Запад, в Клондайк, является лишь случайным инцидентом в сравнении с эпопеей развернутой Москвой, эпопеей, полнокровным центром которой стал Новосибирск.
На карте Новосибирск от границы Китая отделяют не более двух дюймов. Новосибирск— тридцать километров в длину и двадцать два в ширину — уже сейчас по площади так же велик, как Москва. Под боком у Новосибирска сооружается Академический городок.
Это — символ современности, немыслимой без сопровождения науки.
Для того, чтобы в 1965 году Сибирь дала сорок процентов советской промышленной продукции, ученые селятся здесь, в Азии. И масштабы развития науки столь же гигантски, как и сама Сибирь. Здесь будет создан трест мыслителей, комбинат мозга.
Сибирь дает приют величайшему научному центру мира.
Если еще и существует романтика, она — сибирская!

Грезы наяву

Новосибирск позади. Перед нами бесконечная вереница грузовиков, окутанных легким голубоватым облаком дыма, отчетливо видного в сухом и морозном воздухе. В противоположном направлении движется такая же колонна порожних машин, с моторами, укрытыми стежёными капотами, движется из леса, в который мы как раз въезжаем.
В этих грузовиках, за которыми мы следу-
ем. наполненных кирпичом, балками, брусьями. трубами, песком, бетонными блоками, рельсами, растянувшихся на много километров, так что дальние кажутся просто черными точками на ослепительной белой равнине, между сосен в белых смокингах, в этом непрерывающемся потоке чувствовался пульс гигантской стройки, одной из тех, что без болей рождает Сибирь.
Небо синее, безоблачное. Цвета голубой лаванды, выцветшее, застиранное. А солнце, цвета желтого маргарина, нерешительно повисло между небом и землей, мерцает, того и гляди свалится. Дорога лежит широкая, упругая. как лыжный трамплин. Мягкая равнина. чуть холмистая, похожая на плохо расстеленную скатерть, протянувшись на многие километры и ожидая отсутствующих еще гостей.— спит. А сосны, приземистые и черные, широкие в плечах, скорее привычные, чем поражающие, сжавшись в кучки от холода, но с достоинством, невозмутимые, расступаются перед дорогой.

Неподвижность и безмолвие.

Мы мчимся, как бы в вате, среди декораций немого фильма, в белой беззвучной грезе, по пустыне холода.
Временный мост. А рядом — настоящий, будущий. Три огромных быка, опоясанных деревянной опалубкой, посажены в лед. Значит. эта складка, замороженная посредине равнины, — река.
Время от времени у края дороги появляются люди. Высокие фетровые сапоги, валенки, шапки, меховые ушанки, делающие головы похожими на медвежьи — с торчащими ушами.
тяжелые меховые пальто с каракулевыми или барашковыми воротниками. Люди окружают трубы, бетонные блоки. При каждом выдохе они вписывают в сухой воздух маленькие белые облачка, в которых, кажется, сейчас возникнет немая фраза, как на телеграфной ленте.
Неизвестно откуда появившиеся карапузы, закутанные в меховые пальтишки, скользят на самодельных лыжах.
Равнина кажется мертвой лишь издали.
В машине мы оставались в пальто и перчатках. А когда я захотел снять свою меховую шапку, мои компаньоны стали возражать. Мы катимся бесшумно. Иней постепенно затянул все окна. Отогревая рукой потускневшие стекла, мы создаем абстрактные рисунки из инея и следим за пробегающим пейзажем.
Проехали уже тридцать километров. Несмотря на отопление в машине и теплую одежду, сначала ступни, а потом и все ноги — выше и выше — охватывает холод. В своих ботинках я шевелю пальцами, пританцовываю, чтобы отдалить, отогнать холод. Но борьба неравная. Я замерзаю
Тридцать пятый километр. Последние повороты машины по ледяному спуску. Внезапно возникает строение в строгих линиях, напоминающих стиль Корбюзье. Это первенец Академического городка — здание института гидродинамики.
В Сибири.
В Азии.

Комбинат мозга

Академический городок. Шесть километров в длину, три в ширину. Площадь застройки — 361.000 квадратных метров. 980 строений. Если их вытянуть в линию, они растянутся на тридцать километров. 53.000 комнат, из которых 24.200 предназначены для жилья. С одной стороны лес, с другой — искусственное море. Пятьдесят километров внутренних дорог. Их обслуживают две автобусные линии.
Я опускаю многокилометровые канализационные устройства, линии связи, холодного и горячего водоснабжения, газа. Но я хочу обратить ваше внимание на 650.000 кубометров бетона.
Двадцать один институт и университет. Рассредоточенные среди зелени. Четыре кинотеатра. две гостиницы для приезжих профессоров и ученых, приглашенных или стажирующихся. Центральный ресторан и множество столовых, обслуживающих институты. Всевозможные магазины. Электричка между Академическим городком и Новосибирском, а также четырехколейная железная дорога. Детские сады, школы, стадион, типография, множество жилых домов для лаборантов и технического персонала. Обширная зона из более чем ста коттеджей для ученых. Песчаный пляж, лодочная пристань с байдарками, шлюпками, яхтами и прочими аксессуарами водного спорта. Библиотека в каждом институте и центральная библиотека в Новосибирске, на десять миллионов томов. Дом ученых — центральное здание и залы в каждом институте.
Тут же — лес, охота, грибы, лыжи, теннисные корты...
Изумительный научный ансамбль, осуществляемый в наши дни и переносящий нас в декорации двухтысячного года.
Двадцать один институт! Институт теоретической механики, институт ядерной физики, институт высшей математики, институт экспериментальной медицины и биологии, институт органической химии, горный институт, институт автоматики и еще четырнадцать других... Все это объединяется названием Академический городок. Официально: Сибирское отделение Академии наук СССР, президентом которого является академик Лаврентьев, вице-президент Академии наук СССР и. кроме того, директор института гидродинамики.
Он стремительными шагами пересекает свой обширный кабинет в первом этаже того самого здания в стиле Корбюзье, где находится институт гидродинамики. Единственного пока что законченного здания в этом городе будущего.
Лаврентьев подходит к нам и произносит на великолепном французском языке: «Рад вас приветствовать, входите, пожалуйста».
Огромный, с кроткой улыбкой гиганта Лаврентьев защитил в Сорбонне по-французски работу, написанную им в течение шестимесячного пребывания в Париже в 1927 году. — «Теория функций переменного целого». Первое. о чем он говорит. — это вспоминает своих профессоров Монте ля и Дэнжоя. говорит. что мир многим обязан французской математической школе, несомненно самой передовой на нашей планете.
К нам присоединяются академик Соболев, директор института математики, и академик Кочина. Госпожа Кочина — ближайший помощник Лаврентьева по руководству институтом гидродинамики. Соболев и Кочина тоже прекрасно говорят по-французски. Ведь академик Соболев в течение месяца преподавал в Коллеж де Франс!
В этом светлом и теплом кабинете с картой Сибири на одной стене и планом Академического городка — на другой, среди этих ученых. по-французски непринужденных, я делаю усилие, чтобы поверить, что я нахожусь в сердце Сибири.
Тринадцать часов. Девять часов в Москве, семь утра в Париже. В эту минуту моя жена протягивает руку из-под одеяла, чтобы остановить будильник...

Идеальный климат

Разговор разгорается. Слышатся технические термины. Академик Лаврентьев встает из-за стола и подходит к карте на стене. Жестом руки он преодолевает пространство, которое поезд покрывает за восемь дней.
Два года назад план Академического городка включал тринадцать институтов. Теперь— двадцать один институт, которые находятся либо в стадии строительства, либо утверждены планом. Суеверие тут ни при чем. Когда было объявлено о создании городка, самые крупные ученые Советского Союза выразили желание организовать здесь институты и возглавить их.
Восток сейчас очень моден в науке. В Академическом городке, где будут создаваться новые электронные машины, доныне неведомые автоматические машины, где будут изучены методы управления наследственностью животных, растений и даже микроорганизмов,—будет построен экспериментальный завод, чтобы производить опытные модели и ультрасовременные приборы. Это будет не только передовая наука. Задача ставится шире: все открытия немедленно должны претворяться в жизнь.

Советский Союз необъятен. Это общеизвестно. Но лишь с высоты ТУ-104 я оценил этот факт. СССР расположен не только в Европе, однако же до недавнего времени наука и культура концентрировались в европейской части страны. В Сибири в течение многих лет создавалась индустрия, необходимая по ходу пятилеток. Научный же центр должен быть окружен развитой индустрией, которая могла бы сначала его построить, а затем служить ему.
Сегодняшняя Сибирь выполняет первое условие. Стало быть, выполнит и второе.
Можно в качестве доказательства сослаться на Кийе. который утверждал: «Перед второй мировой войной сибирские масло и яйца экспортировались в Западную Европу». Помните?  Может быть, и вы покупали их?
«Но после войны экспорт прекратился.— продолжает Кийе, — вероятно, вследствие повышения уровня жизни и роста народонаселения».
Но почему именно здесь?
Московская правительственная и научная комиссия в течение двух лет бороздила Сибирь в поисках идеального местоположения для научного городка.
И если именно здесь, где сходятся центр индустрии и транссибирская магистраль, было решено создать город ученых, здесь, а не в Иркутске, не в Красноярске, — причина в климате.
Академик Лаврентьев категорически настаивает на этом: «Городку нужен был климат, который бы легко переносили ученые, привыкшие к Москве и Ленинграду. Только тогда они охотно переехали бы в Сибирь и смогли плодотворно работать. Климат Новосибирска великолепен. Зима не слишком суровая. Лето восхитительно».
А математик, академик Соболев добавил: «Перед нами — лес. позади — Обское море. А песок на пляже мельче, чем на черноморском побережье. Лето чудесное. Я купался до середины сентября».
У меня, вероятное ошеломленный вид. Соболев достает из портфеля фотографию и протягивает мне. Очень похожий, он выходят из воды.
— Взгляните на обороте!
Я переворачиваю фотографию. Чернилами проставлена дата: 25 сентября 1959 года.
Соболев говорит: '
«Не забудьте: 93 солнечных дня в Москве, а здесь — 221».
Я почти убежден, что климат здесь чарующий!..
По-видимому, мой скептицизм слишком бросается в глаза, и академик Лаврентьев настаивает: «Сибирский климат исключительно здоров для организма. Морозы бывают большие, но они сухие, легко переносятся. Я предпочитаю сорок градусов здесь, чем двадцать в Москве». Он встает. «Мы очень хорошо выбрали место. Взгляните на окружающий пейзаж». Мы подходим к окну. «Там тысячи гектаров леса, прогулки на лыжах или походы за грибами... А тут — море». Он шутит: «Нам его не хватало. — мы его создали... Много пляжей, лодки...». В неподвижном воздухе скользит самолет, задирает нос и исчезает. «Воздушное и железнодорожное сообщение, столь важное для наших ученых. — великолепное. Четыре часа до Москвы, пять—до Ленинграда. Новосибирск находится в центре Сибири. Потому мы здесь и строим».

В двухстах метрах, по заснеженной дороге нескончаемым потоком идут груженые машины. Вокруг — подъемные краны выше сосен. Строения черными силуэтами со вздыбленными гребнями торчат, наполовину засыпанные снегом. В 1961 году все будет закончено. Двадцать один институт. Свыше пятидесяти тысяч комнат. Сотни коттеджей. Две автобусные линии
Четыре кинотеатра...

Добровольцы холода

Сюда пришли лишь те, кто сам захотел. Ученые и рабочие. День за днем энтузиасты, пришедшие первыми, увлекают колеблющихся. Для ученого, исследователя, находящегося в СССР в исключительных условиях, то. что создается здесь, сулит неограниченные возможности. Наука в ее современном развитии имеет здесь возможность, с одной стороны, все более и более специализироваться, а с другой — находиться в постоянном общении с различными отраслями наук. Теперь не существует более или менее серьезной научной проблемы, которая не требовала бы для своего разрешения одновременных усилий физиков. химиков, математиков или ученых других нескольких специальностей.
Вместо того, чтобы заводить долгую переписку на больших расстояниях, терять драгоценное время на поездки для консультаций и переговоров, здесь будет достаточно перейти улицу или проехать на автобусе пару километров.
Академический городок в Новосибирске, в Сибири, в Советском Союзе не только далеко превзойдет все аналогичное, что мы до сих пор знали. Это будет открытый центр. Понимаете? Это будет открытый научный центр.
Не секретный, не запрещенный для посещений. научного обмена. Совсем наоборот!
Кроме того, это будет единственный в мире научный центр, основанный на совершенно новых принципах. Все изыскания будут сводиться к одной цели: все блага Сибири — для человека! Исключительно мирный научный центр. Без часовых, без пропусков!
В нашем беспокойном мире, где пистолетные выстрелы являются частью концертной программы, двенадцать квадратных километров. предназначенных исключительно для мирных исследований, обескураживают, как тишина после бомбежки
Что это? Предвестник новой эпохи на земле?

Когда замерзает белый уголь

Сделать Сибирь ласковой к человеку. Схватить ее за горло, заставить выплюнуть железо, уголь, бокситы, платину, алюминий, алмазы, золото, серебро, лес, меха, нефть, газ, поташ... и все остальное.
Здесь начинаются проблемы. Специфичные для Сибири.
Решить создать в течение пяти лет индустрию. равную промышленности Франции. — значит, иметь в изобилии электрическую энергию.
В воде недостатка нет. Обь. Енисей. Иртыш. Лева, Амур простираются от четырех до шести тысяч километров каждая. Но они замерзают на полгода. Можно ли допустить мысль о том. чтобы иметь электрическую энергию, освещение только шесть месяцев в году?
Нет. Реки замерзают, но ведь они текут! Они текут под слоем льда.
И надо изучать, вести научные изыскания о взаимосвязи между покровом льда и движением воды, скоростью и силой течения. Это— жизненная проблема для госпожи Кочиной и ее молодого, тридцатидвухлетнего ассистента.

Состояние льда, его подвижки, будущие заторы. Проверять сопротивление всех используемых материалов, изучать их вибрации в условиях сибирского мороза. Я все еще слышу нежный голос госпожи Кочиной: «Восемьдесят процентов несчастных случаев при заторах происходит из-за вибрации». Несколькими днями позже французская действительность трагически подтвердила это утверждение...
Разница в температуре зимы и лета составляет в среднем восемьдесят градусов! Минус сорок — и плюс сорок! Проверить упругость материалов, их способность переносить ту или иную температуру, создавать новые материалы — вот задача дня.
В этих случаях содружество различных институтов является особенно необходимым. В большие холода сталь становится хрупкой, как стекло. Зимой, в условиях пока еще мало изученных, рельсы Сибирской железной дороги иногда ломаются, как спички. Институты физики и химии ищут причины так называемой хладноломкости стали, создают новые материалы, способные противостоять морозу и давлению поезда. Материалы, которые бы отлитые в рельсы, переносили температуру минус пятьдесят градусов, не разбиваясь, как тарелка от пинка ногой.
Делают интересные опыты, смешивая пластические массы со сталью.
Другой вопрос — дороги. Подверженные сильному промерзанию и действию жары весной. кроме всего прочего, они расползаются во все стороны, проваливаются или вспучиваются. обрываются. Кажется, для вице-президента Никсона было одним из сюрпризов увидеть улицы в Новосибирске заасфальтированными.
В настоящее время 80 процентов сибирской земли занимают леса. В северной тайге пространства. равные двум Франциям. почти сплошь покрыты березой и кедрами. Когда вспыхивает лесной пожар, может пройти несколько дней, пока о нем узнают люди. Постоянное наблюдение на сотнях километров невозможно. Всё равно в восьмидесяти процентах случаев будет слишком поздно—огонь слишком силен, а люди слишком далеко.
Надо изучить причины возникновения лесных пожаров. Условия. Влажность. Температуру. Затем установить в лесу исключительно точные приборы, чувствительные к химическим изменениям, предсказывающие заранее очаги пожара.
Тогда можно будет тушить пожары прежде, чем они возникнут.
Засуха. Минус сорок зимой и плюс сорок летом. Климат не благоприятный для осадков—снега или дождя. Кулундинская степь между Новосибирском и Алтаем исключительно засушлива. Это тем досаднее, что земли здесь очень плодородны. Раз в три года проливается немного влаги, и урожаи тогда фантастические. Как же сделать фантастическое повседневным?
Подземная река течет с Алтая до Ледовитого океана. Ведутся наблюдения за ее течением. Уже сейчас на довольно значительном участке с помощью насосов и экономичных колодцев производится орошение. Заканчивается проект общего орошения Кулунды. Этим заняты ученые Сибирского отделения Академии наук СССР, готовясь к будущему лету.

Господин К.: «Не надо лифта!»

Мы все склонились над макетом Академического городка. Академик Лаврентьев показывает на нем институты, зону отдыха, зону коттеджей. Макет коттеджа: два этажа, крытая терраса в нижнем этаже, открытая — на втором, четыре или пять комнат — а зависимости от плана, кухня, ванная с горячей и холодной водой, газ и электричество.

Вот центр городка. Два двенадцатиэтажных здания — две гостиницы для приезжих советских и зарубежных ученых, Но будут ли они построены?
Вчера вечером я видел документальный фильм о приезде Никиты Сергеевича Хрущева в Новосибирск на пути из Китая. Он изучал тогда этот план и при виде многоэтажных домов возразил: «Зачем подражать американцам. лезть в высоту? У вас же нет недостатка в земле. Значит, располагайте ваши здания в длину, избегайте лифтов».
Это — предварительный макет. Объявлен конкурс среди архитекторов. Решения еще нет. Каким будет центр городка?
Впрочем, это. кажется, совсем не волнует секретаршу академика Лаврентьева. Она сказала мне. что приехала из Львова (это в Галиции, рядом с польской границей), чтобы работать здесь, за шесть тысяч километров от дома. Зачем? Чтобы чувствовать себя полезной. чтобы строить, чтобы приобщиться к общему порыву.
Потому, что Сибирь — это будущее. А работать на будущее — свойство человека.

Я чуть не замерз

Академик Лаврентьев несколько метров сопровождает нас. Чтобы выйти с нами к машине. он надел шапку и меховую шубу. Пять минут на свежем воздухе, всего лишь пять минут без соответствующей одежды, могут не пройти безнаказанно.
До свидания. Приезжайте через два года, когда все будет закончено. Обещаю. До свидания.

Мы движемся между строящимися на протяжении многих километров зданиями. Едем мимо университета, открытого два месяца назад. Университет нового типа: к концу второго года обучения студенты будут , принимать участие в работах институтов: наиболее талантливые и концу четвертого курса станут ассистентами ученых; по окончании большинство будет работать по специальности в разных концах Сибири.
Четыре часа дня. Мы возвращаемся в Новосибирск. Та же дорога, те же сосны и люди. Стекла по-прежнему заиндевелые, и я рукой оттаиваю глазок. Строящийся мост. Я прошу остановиться. Я хочу сфотографировать. Переводчица, сопровождающие и шофер возражают: «Вы замерзнете!». Я настаиваю. Они тоже. Я открываю дверцу. Машина, наконец. останавливается. Я выхожу. Мост рядом. в пятидесяти метрах. Я бегу к временному мосту. Без конца проходят грузовики, сотрясают доски, и я беспокоюсь за четкость фотографии. Я жду просвета в нескончаемом потоке машин. Нет просвета! Тем хуже! Вскидываю аппарат. Для верности удваиваю экспозицию, держа камеру на вытянутой руке.
Наша машина отъехала метров па двести в сторону, чтобы не загораживать дорогу двум потокам грузовиков. Внизу, у дороги, я догоняю ее, ища глазами, чтобы еще заснять. Отщелкиваю кусочек пейзажа.. Хорошо! Я скольжу, спотыкаюсь на обледеневшей дороге. Подошвы ботинок скользят, я двигаюсь с трудом. Два карапуза на лыжах мелькают перед глазами и исчезают направо, за горкой прежде. чем я успеваю навести аппарат. Наш автомобиль рядом. Я оставил его минут десять назад, но пальцы уже замерзают. синеют, ноги почти утратили чувствительность, колени и икры щиплет, лоб стиснул холодный обруч. заставляющий меня моргать глазами. А карапузы появляются вновь, и не может быть даже речи, чтобы я забрался в машину! Я пробегаю пару метров, чтобы перехватить их на спуске. Они бегут и смеются. А за ними —
снежная пыль, которая колет лицо, от которой слезятся глаза. Вот онн1 Я нажимаю на спуск. Никакого впечатления. Я пытаюсь сдвинуть пленку. Невозможно. Аппарат замерз! Бесполезно настаивать. Я плохо вижу, в голове шумит, будто на меня обрушились удары сразу трех боксеров, у меня нет больше рук, и каждая нога весит по тонне. Я качаюсь, как пьяный. У меня одна мысль: скорее в машину! Падаю на сиденье. Все горит: уши, руки. нос, губы.,.
Спрашиваю. Сорок градусов.

Новосибирск так же огромен, как Париж

Новосибирск — не столица Сибири. Сибирь является частью РСФСР — иначе говоря Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. Столица РСФСР — Москва. Новосибирск — перекресток железных дорог и воздушных линий, самый важный центр Азиатской России между Уралом м Владивостоком.
В 1910 году двадцать тысяч жителей. Перед войной— четыреста тысяч. После войны— шестьсот пятьдесят тысяч. Сегодня — восемьсот восемьдесят семь тысяч. В 1965 году — больше миллиона.
В Новосибирске ежегодно рождаются восемнадцать тысяч детей. Но особенно велик приток с Запада (а для Новосибирска Запад— это за Уралом) тысяч юношей и девушек. Как только стало известно о строительстве Академического городка, в течение месяца пришло пять с лишним тысяч писем. Юноши и девушки просили во что бы то ни стало принять их на работу,
Мэр Новосибирска — председатель исполнительного комитета городского Совета — качает головой: «Сибирская романтика!»
Высокая рождаемость и поход молодежи на Восток, кажется, его совсем не беспокоят, Скорее радуют. Он. как и все сибиряки, мечтает видеть Новосибирск третьим городом Союза.
По занимаемой площади Новосибирск таков: 662 квадратных километра. Тридцать километров в длину и двадцать два в ширину.
Больше, чем Париж!
В центре города большие бульвары, оперный театр, городской Совет, рестораны, гостиницы. несколько кинотеатров, шестиэтажные жилые дома. А чуть подальше — забавная мешанина. Смесь огромных пространств (зеленых летом), огромных зданий, расположенных там и сям, и множество домиков, одноэтажных, деревянных или кирпичных, которые на целые километры тянутся вдоль Оби. И повсюду огромные здания. Повсюду балконы. На всех этажах. Разных фасонов. Больше, чем в Москве.
И все еще строят. С исступлением. Сибирская романтика явилась причиной жилищного кризиса. На сегодня в Новосибирске числится 140.000 квартир и 05.000 индивидуальных домов (так нх называют официально).
как об этом мне сообщил Виктор Шевнин. мэр. В 1959 году прибавилось 15.000 квартир. в 1960 прибавится 16.500. в 1961 — 18.000. в 1962 — 20.000. Потом будет видно. Цифры еще не установлены. И Виктор Шевнин. который не бросает слова на ветер, как. впрочем, и цифры, объясняет мне, что индивидуальное строительство больше разрешаться в городской черте не будет. Иначе Новосибирск может растянуться километров на восемьдесят. Чтобы ускорить сооружение домов, создаются два домостроительных комбината. Ежегодные ассигнования на строительство составляют 200 миллионов рублей (около 10 миллиардов франков). Но это толь-но 40 процентов всех строительных расходов. Остальное дают заводы и ведомства.

Бюджет города на 1959 год без этой суммы на строительство, включает 105 млн. рублей на здравоохранение (около восьми миллиардов франков) — врачи, медикаменты и уход, питание и содержание больных в клиниках бесплатно; 80 млн рублей (около 4 миллиардов франков) на строительство и содержание дорог. мостов, тротуаров и канализации, водопровода. теплофикации; 12 млн рублей (600 млн франков), чтобы насадить и содержать 11 миллионов цветов н 2.500.000 декоративных и плодовых деревьев в садах и вдоль проспектов Новосибирска.

Это — между прочим, так как общий бюджет города составляет 28 млрд, франков.
Итак, шестьсот миллионов на цветы и деревья! Это не только романтика Сибири. Так расточительны на зелень и в Ростове-на-Дону. Столько месяцев под снегом, столько месяцев
в холоде и тумаке! После этого лето должно быть праздником среди цветов.
Скажи мне кого ты любишь, и я скажу, кто ты.

Битва со снегом

В течение двух часов шел снег.
Стало немного теплей. И вот уже целая моторизованная армия, как по команде, заполнила улицы. Сначала в три ряда, от середины проезжей части к тротуарам, прошли бульдозеры. За ними двинулись роторные снегоочистители. которые, пыхтя и отдуваясь, зарывались носами в белоснежные сугробы и. как бы вдыхая снег, отбрасывали его на грузовики, шедшие следом и отвозившие сугробы на какой-то таинственный склад за последними домами города.
На маленькой улице женщины большими деревянными лопатами наполняли кузов грузовика снегом. Наполненная до краев ослепительно белым грузом, машина также увозила его неизвестно иуда (я никогда не узнаю об этом!).
Сколько раз в году приходится выполнять эту обременительную работу,,.

Медведи в оперном театре

Сегодня премьера. Начало — в 19.30.
Мы перед дверью оперного театра в Новосибирске. Все. как один, закутаны до ушей. Мужчины и женщины в толстых пальто, меховых шубах, тяжелые, неуклюжие, шагают, как медведи, переваливаясь с ноги на ногу.

В вестибюле они постепенно освобождаются от теплой одежды — шапок, пальто, бот. Женщины, держась одной рукой за стену, ловко меняют меховые ботинки и валенки на туфельки с тонкими каблуками, принесенные с собою в сумках, и идут в зрительный зал. похудевшие наполовину, легкой поступью слегка изогнувшись, опираясь на дружескую руку своих кавалеров, которые тоже совершенно изменили свой облик.
Занавес!
Безупречный кордебалет в белых пачках появляется на сцене, склоняется, кружится встает на носки, рассыпается, группируется вытягивается в линию, исчезает...
Сибирь не отказывает себе ни в чем. Даже в звездах. Позвольте мне посоветовать вам: если вы будете в Новосибирске, непременно посмотрите «Лебединое озеро» и «Жизельэ.

Капитан индустрии

Валентину Трофимовичу Забалуеву пятьдесят одни год. Сын рабочего-металлурга с Урала, он был вначале кочегаром на заводе. В революцию ему не было девяти лет. А в двадцать лет он начал учиться. Заочно. Заочно окончил в течение пяти лет металлургический институт и получил диплом инженера. Затем был начальником цеха, главным инженером. В 1944 году стал директором огромного завода. Наконец, в 1957 году решением правительства назначен председателем совнархоза Новосибирского экономического района.
Это один из тех людей, о которых Никита Сергеевич Хрущев говорил в США в ответ на хвастливые заявления бизнесменов, вышедших из низов, а теперь владеющих большими состояниями. Хрущева сопровождал председатель Днепропетровского совнархоза, о котором глава Советского правительства сказал: «Кто у вас в Америке богаче этого человека? Кто он такой? Был рабочим, стал инженером-металлургом, И вот теперь он является председателем Днепропетровского совнархоза. В его ведении огромные металлургические заводы. В его ведении огромные химические заводы... У тов. Тихонова собственных капиталов нет. Все. чем он управляет. народное».
Валентин Трофимович Забалуев руководит экономическим районом, площадь которою равна двум Бельгиям. Там, где до 1917 года был всего десяток заводов с двадцатью рабочими на каждом, теперь производится, за день больше, чем, прежде за год, помноженное на четыреста! Машины, инструменты, прессы, сельскохозяйственное оборудование, продольно строгальные и токарно-винторезные станки, турбины для гидроэлектростанций, уникальные станки с программным управлением. Станки, на производство которых тратится год, а на перевозку требуется целый поезд. Сложные станки, выполняющие до шести операций одновременно. К этому надо прибавить маслозаводы, фабрики обуви и одежды, консервов и мехов...
Сотни предприятий!
Это — территория Валентина Трофимовича Забалуева. которому пятьдесят один год, бывшего кочегара.
Он имеет квартиру из четырех комнат с кухней. Машина, находящаяся в его распоряжении, принадлежит государству, как и дача, на которой он живет в теплые месяцы. Его собственность — мебель, холодильник, телевизор, библиотека, насчитывающая около тысячи книг. Жена Забалуева. сотрудница научно-исследовательской лаборатории, уже год не работает серьезно больна. Сын окончил в прошлом году институт, инженер.
Валентин Трофимович — признанный специалист по подледному лову рыбы. В свободное время он может часами караулить у проруби на Оби, ожидая удачи.

Свежие томаты при минус 40 градусов

Хотите присутствовать при сборе томатов? Я уже ничему больше не удивляюсь, но помидоры при минус сорока градусов? Спелые, красные помидоры? Да, да — спелые, красные, съедобные томаты. Я унес их с собой целый килограмм, а мог увезти несколько тонн. Прекрасные томаты величиной с мой кулак (хотя, надо признаться, кулак у меня не из больших), совсем красные, налитые, упругие.
На двух гектарах теплиц чинно вытянулись стебли томатов, а красные глазки плодов, похожие на рождественские фонарики, танцуют на протяжении нескольких километров.
В 1955 году впервые здесь, под стеклом, среди зимы, вызрели великолепные помидоры.
Двести двадцать один солнечный день в год (большая часть которых приходится на зиму). Этого было бы недостаточно при окружающей температуре — 40°, даже под стеклом, чтобы заставить вылезти из земли хоть один росток томата. Потребовались чудеса с помощью горячей воды.
Трубопровод, в котором легко поместился бы человек, приносит с теплоцентрали постоянный поток горячей воды, циркулирующей на глубине метра под землей или поднимающейся на высоту человеческого роста. Насосы, подстанция, сложные приспособления, манометры и термометры управляют этим потоком. умеряя или увеличивая его скорость. И шестьсот тонн томатов, круглых, красных и спелых, получает Новосибирск каждую зиму.
Но здесь никто не чувствует от этого удовлетворения, никто не считает это необычным. Помидоры? Это хорошо. Но почему бы ещё не иметь шампиньоны, цветную капусту. зеленый лук? И под стеклами теплиц, при температуре +25°. поддерживаемой горячей водой, рождается цветная капуста, соперничающая белизной с сибирским снегом.
Больше того! 180 квадратных метров засажены виноградинками. Идут опыты: выживет, не выживет?
Директор, чудесный сибиряк, почти такой же в ширину, как и в высоту, не ждет моих вопросов:
— В настоящее время мы удовлетворяем около двадцати процентов потребности в свежих овощах. Мы не экспериментируем с апельсинами и лимонами. Мы здраво смотрим на веши — дешевле будет привозить их из Грузии. К 1965 году мы вырастем процентов на двадцать пять, освоим примерно такую же территорию, как занимаем сейчас. Наша цель —снабжать новосибирцев витаминами девять месяцев в году, И мы добьемся этого.

Вишневые кусты по колено

Ботанический сад Сибирского отделения Академии наук — на другом конце Новосибирска. Из-под снега вылезают лишь крошечные головки, коричневые или черные. Директор сада — госпожа Соболевская, доктор биологии не смогла нас встретить — её не было в Новосибирске.
Вот ее штат. Огрубевшие руки в трещинах, обветренные лица. Служители науки.
Их поле битвы — сибирская земля. Битвы их молчаливы. Оружие — зерна, гибриды. Скрещивание, зимостойкость, борьба со снегом. заморозками—это целая эпопея. Упорная борьба, терпение, тщательность, победы без шума, молчаливые триумфы.
В 1929 году можно было пересчитать яблони в Сибири. Скрещивание, гибридизация, опыты... Теперь под яблонями 40.000 гектаров. В 1965 году урожай сможет удовлетворить местную потребность. Каждое деревцо, маленькое, тщедушное, как кустарники во Франции, приносит по 100 — 130 килограммов яблок в год.
Раньше в Сибири не было вишневых деревьев. Теперь их вырастили в ботаническом саду. Вишня акклиматизирована в Сибири. Деревца имеют тридцать сантиметров в высоту и дают по семь—восемь кило ягод.
У меня не хватило духа рассказать им о моих проделках в вишеннике моего дедушки. Высокие деревья, с двухэтажный дом, выросшие без всякого ухода. У меня не хватило духа рассказать им, как. взобравшись на дерево, я ел вишни и выплевывал косточки, а они прорастали, и через год молодые побеги приходилось выпалывать.
Мне было стыдно того, как легко это все дается нам.
В Сибири растут сливы и клубника, дыни и арбузы, цветная капуста и даже артишоки.
Имеется одно  единственное абрикосовое дерево на весь ботанический сад. Карлик. И ничто не дает надежды, что оно когда-нибудь вырастет, что у него когда-нибудь будет брат.
Предел возможностей Сибири еще не изведан. От тундры до целинных земель, от Ледовитого океана до Байкала, от Урала до Владивостока каждый день открываются новые богатства, неукрощенные силы природы.

Перевод с французского.
Вечерний Новосибирск
1-21 марта 1960 года.
№№ 51, 59, 64, 68