К.В.Сахаровъ_БЕЛАЯ СИБИРЬ_Мюнхенъ_1923_325с.pdf

===============
Они прокричали на всѣ концы, что «ихъ цѣль — борьба за демократію», что «вмѣшиваться во внутреннія дѣла Россіи они не желаютъ». И въ то же время они самымъ беззастѣнчивымъ образомъ поддерживали партію асъ-аровъ, добывали для нея власть надъ русскими массами. Такъ было, когда они оказали,
въ лицѣ доктора Павлу, давленіе на образованіе соціалистической директоріи, въ Томскѣ чехи открыто выступили на поддержку Сибирской областной думы, состоявшей почти поголовно изъ эсъ-эровъ, шедшей противъ временнаго Сибирскаго правительства и командовавшаго Сибирской арміей генерала Гришина-Алмазова. Въ низахъ чехо-словацкихъ полковъ велась постоянная и все усиливающаяся пропаганда: дѣльцы-соціалисты, обдѣлывая свои темныя махинаціи, увѣряли солдатскую массу, что они соблюдаютъ интересы ихъ и русскаго народа, стоятъ на стражѣ революціи и «борятся противъ реакціи*. Между прочимъ, какъ ясный признакъ ея, выдвигалось то, что русскіе офицеры и солдаты одѣли погоны, свою старую, историческую форму.
================
Послѣ кошмарно-тревожной нота, закончившей Красноярскую трагедію, наступило славное зимнее утро, одно изъ тѣхъ, что бываютъ только въ Россіи на святкахъ. Чистый прозрачный свѣжій воздухъ. Бѣлый снѣгъ блеститъ серебромъ и алмазами; нога утопаетъ слегка въ его упругой массѣ и при каждомъ шагѣ хруститъ мелодичнымъ волнующимъ звукомъ. Съ голубого неба лились потоки яркихъ, ослѣпляющихъ солнечныхъ лучей, ихъ тепло смягчало и безъ того некрѣпкій морозъ, который только слегка щипалъ ва щеки и бодряще прохватывалъ все тѣло. Офицеры и солдаты спозаранокъ, еще до свѣту, выбѣгали изъ жарко-натопленныхъ избъ на улицу, чтобы подбросить лошадямъ сѣна или зайти къ сосѣдямъ узнать что-либо новое.
==================

Въ Новониколаевскѣ населеніе, богатое, старо-эавѣтное, чисто русское, образовало свой общественный комитетъ для руководства и усиленія добровольческаго движенія; мнѣ пришлось лично видѣть ихъ и говорить съ ними, — все это были честные, скромные, искренніе люди, любящіе Россію больше всего и дѣйствительно желавшіе принести ей пользу. Но именно скромные, а потому невольно отчасти и инертные. И вотъ къ нимъ затесались, примазавшись къ дѣлу, а затѣмъ и захватывая его, нѣсколько темныхъ личностей, работавшихъ на тотъ же заговоръ. Они носили къ тому же личину націонализма и скорби о Россіи. Полу-жидъ, полу-полякъ Л. горбунъ, газетный корреспондентъ, на германскомъ фронтѣ еще состоявшій подъ подозрѣніемъ въ шпіонажѣ, выгнанный генераломъ Деникинымъ изъ Добровольческой арміи; рядомъ съ нимъ Ж., священникъ безъ прихода, но за то проникнутый демократизмомъ и писавшій въ газетахъ либеральныя статьи, присяжный повѣренный В., оказавшійся на повѣрку тайнымъ партійнымъ эсъ-эромъ. И напускали же они туману. Такъ было почти во всемъ, по всему тылу.
=============
Характеренъ изъ того времени и нравовъ такой эпизодъ. Въ Новониколаевскъ, при выводѣ 1-й Сибирской арміи въ тылъ, была назначена гарнизономъ средне-сибирская дивизія, во главѣ которой Пепеляевъ только-что передъ тѣмъ поставилъ молодого, очень храбраго, но совершенно сбитаго съ толку и втянутаго въ политику, двадцатишестилѣтняго полковника Ивакина. Когда я потребовалъ его къ себѣ для доклада о состояніи дивизіи, оказалось, что полковника въ городѣ нѣтъ, еще не пріѣхалъ. Черезъ два дня, — тоже нѣтъ; наконецъ, послѣ третьяго приказа является, дѣлаетъ докладъ, а затѣмъ проситъ разрѣшенія говорить откровенно.
— «Въ чемъ дѣло?»
— «Я оттого запоздалъ, Ваше Превосходительство, что въ пути ко мнѣ пріѣхали земскіе дѣятели, привезли штатское платье и убѣждали спасаться, — будто Вы меня арестовать собираетесь. . .»
— «За что?»
— «Да они толкомъ не объяснили, а много говорили, что Вы недовольны 1-й Сибирской арміей за то, что она эсъ-эрамъ сочувствуетъ».
— «А развѣ правда, что въ Вашей арміи есть сочувствіе эсъ-эрамъ?»
— «Такъ точно, иначе быть не можетъ: наша армія Сибирская, а вся Сибирь — эсъ-эры,» бойко, не задумываясь, отрапортовалъ этотъ полу-мальчикъ, начальникъ дивизіи.
У меня въ вагонѣ сидѣли мой помощникъ генералъ Ивановъ-Рнновъ и начальникъ штаба, которые не могли удержаться отъ смѣха, — до того наивно и ребячески безсмысленно было заявленіе Ивакина. Разсмѣялся и самъ авторъ этого политическаго афоризма.
Послѣ разъясненія полковнику Ивакину всей преступности этой игры, того, для какой цѣли пускаютъ соціалисты такія провокаціонныя выдумки, что они хотятъ сдѣлать и ихъ, офицеровъ, своими соучастниками въ работѣ по разрушенію и гибели Россіи, — онъ уѣхалъ, давъ слово, что больше никакихъ штатскихъ въ дивизію не пуститъ и всѣ разговоры о политикѣ прекратитъ.
Этотъ молодцеватый и храбрый русскій офицеръ произвелъ впечатлѣніе полной искренности; казалось, что онъ ясно понялъ теперь ту бездну, куда влекли его политиканы-враги Россіи, — понялъ, раскаялся и даже видимо возмутился ихъ низкими интригами.
На другой день Верховный Правитель послѣ оперативнаго доклада сказалъ мнѣ недовольнымъ голосомъ, что черезъ приближенныхъ людей до него дошли слухи, будто полковникъ Ивакипъ собирается въ одну изъ ближайшихъ ночей арестовать его и меня. Контръ-развѣдка штаба провѣрила настроеніе частей средне-сибирской дивизіи, которое оказалось нормальнымъ, здоровымъ отъ какой-либо эсъ-эровщнны; н доложилъ это адмиралу, какъ и мой разговоръ съ Ивакинымъ. Видимо была пущена въ ходъ обычная для соціалистовъ двойная игра: старались обѣ стороны убѣдить въ опасности ареста — для каждой, чтобы вызвать его со стороны старшаго начальника и имѣть предлогъ для выступленія войсковыхъ частей. Не надо забывать, что въ то время настроеніе всюду было сильно повышенное, -— результатъ всѣхъ пережитыхъ потрясеній и неудачъ.
Адмиралъ потребовалъ къ себѣ полковника Ивакина, около часу говорилъ съ нимъ и личгю выяснилъ вздорность всей этой исторіи.
==================
Чрезвычайки проявляли страшную, неслыханную жестокость. Такъ: на словахъ была отмѣнена смертная казнь, какъ милость побѣдителей; но чтобы уничтожить захваченныхъ въ плѣнъ бѣлогвардейцевъ, эти десятки тысячъ офицеровъ, солдатъ и казаковъ, ихъ сосредоточили въ казармахъ, въ особыхъ городкахъ, около Томска и Красноярска, въ невозможныхъ, страшныхъ условіяхъ жизни, безъ воды, пищи и топлива, совершенно внѣ санитарныхъ условій, безъ медицинской помощи. И смерть отъ тифа буквально косила тамъ русскихъ людей; ежедневно умирало по нѣсколько сотъ. Мертвыхъ не убирали, оставляя лежать вмѣстѣ съ живыми. Томскъ и Новониколаевскъ пріобрѣли жуткое названіе «черныхъ городовъ».