ГЛАВА. I.
Король билліарда.
— Оборотный въ уголъ!
Бѣлый точеный шаръ съ трескомъ упалъ въ лузу...
— Хорошій ударъ!—вырвалось у маркера одобрительное восклицаніе.
— Кажется, у васъ партія?
— Въ любомъ—партія,—подтвердилъ маркеръ, пересчитанъ шары.
— Семерку въ среднюю, дуплетомъ!— заявилъ одинъ изъ играющихъ, молодой человѣкъ съ тщательно выбритымъ сухощавымъ лицомъ, съ маленькими старательно закрученными усиками, одѣтый въ прекрасно сшитый сюртукъ, со значкомъ горнаго инженера въ петлицѣ.
Заказанный шаръ былъ сдѣланъ красивымъ артистическимъ ударомъ.
— Партія!—безстрастно провозгласилъ маркеръ.
— Хотите на квитъ?—небрежно спросилъ господинъ въ сюртукѣ..
Его партнеръ, стройный, высокаго роста юноша, съ красивымъ блѣднымъ лицомъ, носившимъ слѣды утомленія и безсонныхъ ночей, бросилъ свой кій и комическимъ жестомъ взъерошилъ свои темно каштановые волосы.
— Будетъ съ меня!—добродушно улыбнулся онъ, подходя къ своему счастливому противнику.—Спасибо за урокъ! Откровенно вамъ признаюсь, такой игры, какъ ваша, я еще не видывалъ! Позвольте познакомиться!
Господинъ въ сюртукѣ церемонно поклонился и, отвѣчая на рукопожатіе, назвалъ себя:
— Станиславъ Андреевичъ Гудовичъ... горный инженеръ.
Юноша безцеремонно просунулъ свою руку подъ локоть Гудовича и отвелъ его въ сторону отъ билліарда.
— Вы; вѣроятно, пріѣзжій,—развязно заговорилъ юноша,—иначе вы бы знали меня. Предъ вами до нѣкоторой степени томская знаменитость, „король билліардной игры“, такъ меня здѣсь называютъ...
Глаза Гудовича блеснули ироническимъ огонькомъ.
— О, я въ восторгѣ отъ нашего знакомства и горжусь своей случайной побѣдой надъ столь хорошимъ игрокомъ.
... По русски Гудовичъ говорилъ совершенно правильно, безъ всякаго акцента. Его прекрасныя, вполнѣ свѣтскія манеры, были преисполнены мягкой учтивости. Въ увѣренномъ топѣ рѣчи слышался человѣкъ опытный, видавшій виды...
— Э,—пустяки!—безпечно махнулъ рукой юноша. Правда, я играю не дурно, но по сравненію съ вами—ни къ чорту не годенъ! Благодарю свою судьбу, что такъ дешево отдѣлался: вѣдь вы могли бы лишить меня всего наличнаго фонда! У насъ, въ Томскѣ, пока публика не узнаетъ вашей игры, вы можете сдѣлать хорошія дѣла...
Гудовичъ пожалъ плечами,
— Но у меня здѣсь нѣть знакомыхъ... Я недавно пріѣхалъ.
— Будемъ говорить откровенно,—понизилъ юноша голосъ.—По вашей манерѣ играть я вывелъ заключеніе, что вы профессіоналъ и пріѣхали сюда, такъ сказать, на гастроли...
— Не отвѣчая прямо на вашъ вопросу я хотѣлъ бы знать, съ кѣмъ имѣю удоволь-
ствіе бесѣдовать?—еще разъ поклонился Гудовичъ.
— Моя фамилія—Салаткинъ... Коко Салаткинъ, къ вашимъ услугамъ...
Эксъ—гимназистъ, выгнанный за громкое поведеніе и тихіе успѣхи, а въ настоящемъ человѣкъ, кормящійся трудами рукъ своихъ, отъ билліарда... Вы понимаете?
Гудовичъ утвердительно кивнулъ головой.
— Милый юноша,—мягко заговорилъ онъ, вы немножко сшибаетесь, считая меня профессіональнымъ игрокомъ. Я не болѣе, какъ скромный любитель этой игры. Въ Петербургѣ, будучи еще студентомъ, мнѣ приходилось частенько-таки коротать свои досуги за билліардовъ... Вотъ чѣмъ объясняется мое умѣніе... Во всякомъ случаѣ, я не прочь отъ знакомства съ томской публикой подъ вашимъ любезнымъ руководствомъ. Для начала я предлагаю вамъ съѣсть что нибудь и выпить.
— Съ восторгомъ принимаю ваше приглашеніе. Я убѣжденъ, что мы будемъ полезны другъ другу!
... Вышеописанные разговоръ происходилъ въ одинъ изъ ноябрьскихъ вечеровъ, въ билліардной комнатѣ гостинницы „Россіи“.
— Наши новые знакомые направились въ общую залу ресторана.
— Мы какъ разъ во время,—замѣтилъ Салаткинъ, занимая одинъ изъ столиковъ, около входныхъ дверей.—Сейчасъ начнется концертное отдѣленіе.
— Однако, публики не особенно много!— окинулъ глазами Гудовичъ сосѣдніе столики.
— Рано еще: послѣ театра обыкновенно пріѣзжаютъ,—объяснилъ Коко, хорошо изучившій правы и обычаи ресторанной публики.
— А сегодня, вѣроятно, народу будетъ больше чѣмъ всегда: сегодня первый дебютъ новой капеллы.
— Да... Это очень хорошо, значитъ мы увидимъ здѣсь весь веселящійся Томскъ! —покрутилъ свои усики Гудовичъ, перелистывая карту винъ.
Съ Салаткина онъ выигралъ сейчасъ десять рублей и былъ намѣренъ угостить послѣдняго въ предѣлахъ этой суммы. Бойкій развязный юноша, хорошо знакомый съ томской жизнью, ему, какъ человѣку новому въ городѣ, будетъ безъ сомнѣнія полезенъ.
— Какую марку вы предпочитаете?— вѣжливо освѣдомился Гудовичъ у своего новаго знакомаго.
— Ба! Для меня это безразлично! Впрочемъ, я полагаю мы начнемъ съ водки. Не такъ-ли?
— Я мало пью водки, но маленькій графинчикъ дѣлу не повредитъ. Пожалуйста, прошу васъ, распоряжайтесь!
Коко не заставилъ себя просить два раза.
Онъ неьрежно кивнулъ головой лакею и отдалъ приказаніе фамильярнымъ тономъ завсегдатая:
— Дай намъ, Семенъ, графинчикъ, поросенка съ хрѣномъ на закуску и икорки зернистой...
— Здѣсь очень мило... Напоминаетъ Кюба—замѣтилъ Гудовичъ, внимательно разсматривая обстановку зала.
— Положительно недурно! Э, э... эти орнаменты потолка и эта мебель... Красиво, стильно!
Говоря откровенно, когда я ѣхалъ сюда, въ Сибирь, то расчитывалъ встрѣтить здѣсь ужасную глушь, азіатчину...
Нашелъ же городъ вполнѣ европейскій: электрическое освѣщенье, водопроводъ, шантаны... Культура въ полномъ смыслѣ этого слова!
— Ну, батенька, не скажите!—пренебрежительно покачалъ головой Коко.—Скучища у насъ дьявольская! И я удивляюсь вамъ, право: охота была ѣхать въ эту нору... Давно вы кончили?
— Я вышелъ изъ института нынѣшней весной. Лѣто пробылъ на практикѣ, въ области Войска Донского, на угольныхъ копяхъ, а теперь пріѣхалъ сюда въ надеждѣ получить мѣсто по своей спеціальности. Въ Сибири развита золотопромышленность, горное дѣло вообще. Думаю, что получить работу здѣсь легче, чѣмъ гдѣ бы то ни было!—спокойно объяснялъ Гудовичъ, попыхивая папироской.
Салаткинъ, молча и довольно безцеремонно, разсматривалъ своего собесѣдника. Многообѣщающій юноша, рано познакомившійся съ темными, грязными сторонами жизни, со всѣми исключительными типами людей легкой наживы, съ которыми ому приходилось сталкиваться, какъ профессіоналу—игроку, отгадалъ въ новомъ своемъ знакомомъ того же  поля ягодку. Его не ввели въ заблужденіе ни свѣтскія манеры Гудовича, ни инженерскій значокъ послѣдняго. Онъ понималъ, что предъ нимъ сидитъ авантюристъ высшаго полета, „рыцарь изъ подъ темной звѣзды“.
Ничѣмъ не обнаруживая, однако, своихъ мыслей, Коко вѣжливо выслушалъ „инженера“ до конца.
— Дѣло то, вы, во всякомъ случаѣ, здѣсь найдете! —многозначительно подчеркнулъ онъ, когда Гудовичъ сдѣлалъ паузу.
...Лакей принесъ имъ требуемое. Водка была подана холодной, какъ ледъ, и поэтому стекло графина казалось матовымъ, какъ будто покрытымъ капельками пота.
Свѣжая зернистая икра красиво чернѣла въ серебряной вазочкѣ. Къ икрѣ быль подалъ молодой зеленый лучокъ.
Гудовичъ остался очень доволенъ сервировкой.
— Здѣсь прекрасно подаютъ! —воскликнулъ онъ, развертывая безукоризненной чистоты салфетку.
Коко наполнилъ рюмки..
.
(Продолженіе слѣдуетъ)

Не-Крестовскій.

ГЛАВА III. „Веселящійся Томскъ“.

— Значитъ, томичи любятъ таки покутить?—спросилъ Гудовичъ.

— О, ещё какъ! Сегодня мы до нѣкоторой степени будимъ свидѣтелями этого. Хотя, повторяю, настоящій разгулъ, грандіозные кутежи происходятъ въ стѣнахъ отдѣльныхъ кабинетовъ,—подтвердилъ Салатниковъ *).

— Однако, сейчасъ недурно съѣсть что нибудь горячее!—предложилъ Гудовичъ, берясь за колокольчикъ.

Они заказали стерлядку по-американски и спросили краснаго вина.

Въ ожиданіи заказаннаго Гудовичъ обратился къ Коко:

— Теперь я попросилъ-бы васъ познакомить меня, насколько это возможно, съ сидящей здѣсь публикой.

— Съ большимъ удовольствіемъ! Радъ быть вамъ полезнымъ... Начнемъ съ ближайшихъ къ намъ столиковъ...

Гудовичъ насторожилъ вниманіе и слѣдилъ глазами за лицами, которыхъ сталъ называть Коко.

— Вотъ, за ближайшимъ къ намъ столикомъ сидятъ трое. Двое изъ нихъ—родные братья, обратите вниманіе на сходство, имѣютъ бакалейный магазинъ, а начали свою карьеру продажей гнилыхъ яблокъ съ лотка. Ребята ловкіе! Въ особенности одинъ— по картежной части—дока! Съ ними сидитъ довѣренный одного торговаго дома. Какъ онъ охраняетъ хозяйскіе интересы—не знаю, а что касается лично своихъ дѣлишекъ, то тоже парень не промахъ; и на текущемъ счету имѣетъ и домикъ себѣ выстроилъ.

... Рядомъ съ ними компанія сидитъ...

Изъ нихъ я знаю только одного: красивый мужщина, бородка а lа Генрихъ IV. Теперь не важная птица, а когда то считался по Томску первымъ кутилой... Жуиръ и Донъ-Жуанъ...

Женщины отъ него были безъ ума. Привлекался одно время къ суду за слишкомъ энергическія дѣйствія въ духѣ Домостроя...

— Да? это какъ то не вяжется съ его внѣшностью: у него интеллигентное лицо... Видно человѣка съ воспитаніемъ!

— Да, это и на самомъ дѣлѣ такъ! Ну-съ, теперь дальше! Третій столикъ, направо: все знакомая мнѣ публика, Хайловичъ и еще кое кто изъ нашихъ ребятъ. Употребляю это выраженіе потому, что почти каждый день встрѣчаемся съ ними, или здѣсь, или еще гдѣ ннбудь въ подобныхъ же мѣстахъ... Славная публика! Я васъ съ ними когда нибудь познакомлю поближе!...

Въ это время лакей принесъ нашимъ героямъ заказанное блюдо.

Гудовичъ наполнилъ стаканчики виномъ и чокнулся съ Коко.

— Ваше здоровье!

Они принялись за стерлядку.

— Да-а, милый юноша!—вздохнулъ почему то Гудовичъ, покончивъ съ блюдомъ.— Хорошо у васъ въ Сибири можно поѣсть!

Коко отхлебнулъ глотокъ вина и безразлично отвѣтилъ:

— Вы думаете?.. Обратите ваше вниманie на вошедшую сейчасъ пару. Студентъ-технологъ и блондинка въ палевомъ лифѣ. Видите?

— Ну, да!

— Вотъ я вамъ скажу — штука, блондинка эта. Жила когда-то въ одномъ изъ „пансіоновъ безъ древнихъ языковъ", попала на содержаніе къ врачу. Тотъ ее оболванилъ нѣсколько, привилъ ей извѣстный шикъ, манеры... Потомъ она сошлась съ однимъ старичкомъ въ пальто на красной подкладкѣ. Тратилъ онъ на неё кучу денегъ. Туалеты, собственныя лошади. Шикъ, блескъ"... Ей и прозвище дали—томская Нана! Старичокъ этотъ теперь уже умеръ, а она, какъ видите, не скучаетъ въ обществѣ молодежи! Денегъ прикопила, шельма!

Гудовичъ внимательно посмотрѣлъ на блондинку въ лиловомъ лифѣ и процѣдилъ сквозь зубы:

— Нда.. не дурна!

— Бабенка первый сортъ. Смотрите, какъ на нее уставился этотъ толстякъ, рядомъ съ ними сидитъ, за сосѣднимъ столикомъ, даже губами причмокиваетъ... Ахъ, ты толстый чортъ!

— А кто это такой?

— Мѣстный домовладѣлецъ.., Богатый человѣкъ, а бабникъ такой, что поискать надо: каждый вечеръ по Почтамской ковыляетъ, все новенькихъ сюжетиковъ, какъ онъ говоритъ, ищетъ.

— Изъ породы мышиныхъ жеребчиковъ! —усмѣхнулся Гудовичъ, вынимая портсигаръ.

— Да... Онъ этой блондинкѣ четвертного билета не пожалѣлъ-бы, да и угостилъ бы на славу! Но шалишь, голубчикъ, въ данномъ случаѣ деньги не помогутъ: она вѣрна своему студенту.

— А кто это такой,—перебилъ Салатникова Гудовичъ, уже нѣсколько минутъ наблюдавшій за компаніей, сидящей влѣво отъ нихъ,—кто такой господинъ въ сѣромъ костюмѣ, подвязанный салфеткой, на крайнемъ стулѣ сидитъ?

— Коко посмотрѣлъ по указанному направленію.

— Ахъ, это блондинъ съ усами, съ обрюзглымъ лицомъ?

Крупная шишка въ желѣзнодорожномъ мірѣ. Присяжный жуиръ и тонкій гастрономъ!

А главное, что нужно вамъ знать,—отличный игрокъ на билліардѣ. Я съ нимъ съ очка играю, и результаты не всегда бываютъ для меня благопріятны!

— Вотъ какъ! Что же онъ играетъ на большіе куши?

— Н-ѣтъ... этого сказать нельзя. Чаще всего онъ играетъ со своими знакомыми на ужинъ!

— То есть, какъ это?—удивленно поднялъ брови Гудовичъ.

— Очень просто. Соберется теплая компанія въ ресторанъ, закажутъ ужинъ съ шампанскимъ, съ ликерами, однимъ словомъ, рублей па пятнадцать съ человѣка, вотъ
этотъ субъектъ и предлагаетъ кому либо изъ своихъ собутыльниковъ сыграть на ужинъ, т. е. такъ, что проигравшій платитъ за своего партнера его долю по счету.

Даетъ онъ обыкновенно очковъ тридцать, сорокъ впередъ... Понятное дѣло—выигрываетъ!

— Что онъ... въ средствахъ не нуждается?

— Ну на этотъ вопросъ отвѣтить трудно! Большихъ денегъ у него, во всякомъ случаѣ, нѣтъ...

А вотъ обратите вниманіе: за ихъ столикомъ сидитъ молодой человѣкъ... Красивый профиль, бритое лицо и баки на англійскій манеръ... Это одинъ изъ наиболѣе видныхъ представителей золотой молодежи нашего города. Кутила—высшей марки! Отецъ ему оставилъ крупное состояніе. Теперь оно, кажется, порядочно расшатано... Вино, рысаки и женщины! Главнымъ образомъ, женщины... Года три тому назадъ въ драматической труппѣ была одна инженюшка смазливенькая, такъ онъ на неё въ одинъ сезонъ чуть ли не полсотни тысячъ спустилъ. Безъ шампанскаго обѣдать не садилась!

— Я очень радуюсь нашему знакомству: у васъ такая широкая освѣдомленность!

Коко самодовольно улыбнулся.

— Посмотрите теперь сюда. Вотъ человѣкъ, о которомъ стоитъ поговорить...

(Продолженіе слѣдуетъ).

ГЛАВА V „Ресторанный разгулъ"

... Задвигались стулья... публика повернулась въ сторону крикнувшаго.

— Господинъ, нельзя-съ, не хорошо-съ!—подлетѣлъ къ нему лакей.

— А ежели я желаю „ноченьку" слушать...—не унимался пьяный.

— Въ отдѣльный кабинетъ шли-бы, тамъ и заказывайте, что желаете!—раздалось за сосѣднимъ столикомъ.

— Ладно, кабинету посля чередъ будетъ! При нашемъ карманѣ это всеединственно, што наплевать...

... Начинавшійся скандалъ былъ потушенъ въ зародышѣ. Пьяный поклонникъ „ноченьки" навалился на столъ и демонстративно фыркалъ, слушая, какъ баритонъ, развязный молодой человѣкъ съ густой шевелюрой, патетически размахивая руками, мрачно выкрикивалъ.

— Цѣлься вѣрнѣе, не шуться!..

Коко съ дѣланно-скучающимъ видомъ зѣвнулъ, отвернулся отъ сцены и закурилъ пaпиpocy.

— Э... все одно и тоже! Надоѣло...

— Вы. вѣроятно, часто посѣщаете шантанъ?

— О, да! посмотрите паш его сосѣда, этого икрянаго карася, начинаютъ обставлять понемногу...

— За столикомъ, гдѣ сидѣлъ подгулявшій провинціалъ, появились двѣ пѣвицы: Зизи и еще одна, маленькая худенькая въ малороссійскомъ костюмѣ, съ ярко пунцовымъ цвѣткомъ въ черныхъ, какъ смоль, волосахъ.

Обѣ онѣ наперебой занимали „гостя" и, должно быть, разсказывали ему что-то очень веселое...

Его красное лоснящееся лицо то и дѣло расплывалось въ широкую улыбку.

Пожилой солидный лакей съ безстрастнымъ бритымъ лицомъ, плавными увѣренными движеніями раскупоривалъ для нихъ бутылку съ золоченной головкой.

Немного погодя, онъ вернулся, неся на подносѣ вазу съ фруктами.

Коко выразительно щелкнулъ языкомъ:

— Ого, кутежъ по всей формѣ! Очистятъ онѣ тебя, голубчикъ мой, какъ липку!

... Концертное отдѣленіе подходило къ къ концу.

Атмосфера зала напоминало жарко натопленную баню. Давно уже ресторанъ не торговалъ такъ бойко. Пришлось поставить добавочные столики.

... Тѣснота была ужасная.

Но публика была настолько въ приподнятомъ настроеніи, что не обращала на это вниманія.

Столы были придвинуты другъ къ другу, въ узкихъ промежуткахъ между ними едва можно было повернуться со стуломъ...

И это невольное сближеніе сосѣдей вносило въ характеръ обстановки что-то дружеское, интимное...

Лакеи положительно сбились съ ногъ, едва успѣвая исполнять приказаніе многочисленныхъ посѣтителей...

... Гамъ и шумъ, стоящій теперь въ задѣ, напоминалъ ревъ морского прибоя...

Гудовичъ удивленно покачалъ головой, видя какіе размѣры принимаетъ кутежъ публики.

— Скажите, это всегда здѣсь такъ бываетъ?

— Много публики? Нѣтъ не всегда, конечно.. Дѣло въ томъ, что сегодня, какъ я уже говорилъ вамъ, первый дебютъ новой труппы. А ваша томская публика любитъ разнообразіе, Вотъ чѣмъ объясняется такой наплывъ посѣтителей.

... На эстрадѣ появилась какая-то растрепанная оборванная фигура. Раздались жиденькіе аплодисменты.

— Исполнитель куплетовъ „босяцкаго жанра“,—предупредительно пояснилъ Коко.

Люблю я пить вино, Петра Смирн-о-о-ва!—хриплымъ голосомъ началъ оборванецъ, извлекая изъ кармана стеклянную посудину съ живительной влагой.

Шумъ въ залѣ мало-по-малу утихалъ...

Многіе съ любопытствомъ повернулись къ эстрадѣ.

Герой „босяцкаго жанра", раскачиваясь, подошелъ къ самой рампѣ и, поднимая тонъ, закончилъ:

— Привычно мнѣ оно, разъ... два... готово!

Онъ краснорѣчивымъ жестомъ поднесъ бутылку ко рту...

Публика раскатистымъ смѣхомъ встрѣтила это движеніе. .

— Ловко присасывается! молодчина парень!—послышались одобрительные отзывы.

... Столикъ, за которымъ сидѣлъ провинціалъ—купчикъ, опустѣлъ.

Послѣдняго его очаровательныя собесѣдницы увлекли изъ зала, очевидно, подъ укромную сѣнь отдѣльнаго кабинета.

Почти сей часъ-же послѣ ухода этого тріо, столикъ былъ занятъ новыми посѣтителями.

Судя потому, какъ подобострастно изогнулся передъ ними лакей въ ожиданіи приказаній, можно было судить, что эти запоздалые посѣтители— люди съ большими средствами, пользующіеся здѣсь популярностью.

Ихъ было трое. Такъ какъ всѣ они будутъ играть извѣстныя роли въ нашемъ романѣ, то не лишнимъ считаемъ остановиться нѣсколько подробнѣе на ихъ описаніи.

Старшій изъ нихъ, высокій, плотно сложенный брюнетъ, съ легкой просѣдью въ низко подстриженныхъ щетинистыхъ волосахъ, обращалъ на себя вниманіе крупными энергическими чертами лица.

Походка и манеры его были грубы и тяжелы, какъ у человѣка, проведшаго большую часть жизни въ лѣсной глуши, вдали отъ цивилизація.

Черный суконный сюртукъ, плотно облегавшій его массивный корпусъ, наглядно свидѣтельствовалъ о нѣкоторой уступкѣ, сдѣланной имъ вопреки привычкѣ, ради свѣтскихъ приличій.

Громадный брилліантъ перстня, не менѣе краснорѣчиво говорилъ, что владѣлецъ его не чуждъ человѣческой слабости—любитъ покичиться своимъ богатствомъ.

Изъ почтительнаго отношенія собесѣдниковъ, изъ ихъ предупредительнаго вниманія, видно было, что брюнетъ этотъ въ ихъ глазахъ играетъ немаловажную роль.

Тяжело опустившись на стулъ, онъ густымъ нѣсколько сиплымъ голосомъ скомандовалъ лакею:

— Холодненькаго парочку!

На сцену даже не посмотрѣлъ и, вынувъ изъ кармана широкій объемистый портсигаръ, началъ не спѣша свертывать папиросу.

— Ну, теперь за приходомъ этихъ господъ, весь веселящійся Томскъ передъ вами налицо!—кивнулъ головой Салатниковъ.

— Вотъ какъ... Кто же это такіе?

— Который сейчасъ распорядился подать шампанскаго—нѣкто Огневъ, богатый золотопромышленникъ... Онъ пріѣзжій, кажется изъ Минусинска. Стоитъ въ номерахъ этого же хозяина, со Спасской ул. ходъ... Любитъ покутить и тратитъ деньги безъ счета!

— Для золотопромышленника это понятно!—вставилъ Гудовичъ.—А вы не знаете, гдѣ у него пріиски?

— Гдѣ то за Минусинскомъ. Точно не знаю... Съ нимъ эти двое—тоже къ золотопромышленному міру причастны. Вотъ этотъ красивый шатенъ въ бѣломъ жилетѣ имѣетъ пріиски гдѣ-то около Тисуля, въ Томской же губерніи. Онъ еврей, но замѣтьте, типъ лица совершенно русскій, и фамилія ничего еврейскаго не напоминаетъ— Раменскій... А третій съ ними, въ поддевкѣ, это извѣстный всему городу Хорька Шанкевичъ. Пьяница. картёжникъ, надувало, какихъ поискать надо: вѣчно безъ денегъ и вѣчно по ресторанамъ... На „ты“ съ самыми дорогими кокотками, пару лошадей помѣсячно держитъ. Чертъ его знаетъ, какъ это онъ выворачивается!

— Человѣкъ, умѣющій создать кредитъ! —докторальнымъ тономъ произнесъ Гудовичъ.

— Вотъ, именно! А кромѣ того мастеръ къ богатымъ людямъ примазываться... Смотрите, онъ и съ Огневымъ сумѣлъ сблизиться. Ловкій парень, говорить нечего! Залилъ ему навѣрно какую-нибудь чушь про свои заявки: „золото де греби лопатой!".

— А онъ, этотъ Шанкевичъ, тоже, значитъ, занимается золотопромышленностью?

— Кой тамъ чертъ! Просто очки втираетъ, кому удастся! Мало развѣ на свѣтѣ дураковъ!?

Гудовичъ молча легкимъ кивкомъ согласился съ этимъ замѣчаніемъ...

(Продолженіе слѣдуетъ).

Не-Крестовскій.

ГЛАВА VII. „Продолженіе предыдущей"

...Въ такомъ положеніи находились дѣла нашего героя, когда приблизилась долгожданная пора выхода изъ института: выпускные экзамены...

За послѣдніе два года Станиславъ Андреевичъ манкировалъ институтомъ:—пропускалъ лекціи, рѣдко бывалъ на практическихъ занятіяхъ, проводя время въ обществѣ своего богатаго пріятеля.

Немудрено, конечно, что оба они съ трескомъ провалились на экзаменахъ.

Инженерскіе дипломы стали для нихъ недостигаемой мечтой.

Графъ не особенно печалился этому обстоятельству и рѣшилъ ѣхать за-границу. въ Силезію, съ цѣлью окончить курсъ въ тамошней горной академіи.

На бѣду Станислава Андреевича, незадолго передъ экзаменами между нимъ и его покровителемъ произошла размолвка.

Яблокомъ раздора послужила, какъ это часто бываетъ среди молодыхъ людей, женщина —хорошенькая продавщица шоколада въ кондитерской на углу Большой Морской и Невскаго.

Разумѣется, Гудовичъ скоро спохватился и поспѣшилъ уступить мѣсто вельможному богачу, но тѣмъ не менѣе послѣдній не могъ простить ему этого обстоятельства.

Положеніе нашего героя становилось плачевнымъ.

Проводивъ за-границу своего богатаго „друга" и успѣвъ призанять у него всего лишь сотню рублей, врученную и то съ презрительной усмѣшкой, нашъ щеголь бѣлоподкладочникъ остался, что называется, при пиковомъ интересѣ.

Остальные знакомые студенты тоже поразъѣхались изъ Петербурга.

Гудовичъ тогда опомнился и рѣшилъ дѣйствовать энергически.

Чадъ кутежей и безшабашнаго разгула прошелъ, и здравый природный умъ подсказалъ, что ему дѣлать дальше.

...Для начала онъ ликвидировалъ свое настоящее положеніе въ свѣтѣ.

Попросту говоря, онъ втихомолку распродалъ изъ своихъ вещей все, что было наиболѣе цѣнно, и затѣмъ улетучился навсегда изъ того фешенебельнаго раіона, гдѣ обиталъ въ послѣднее время, оставивъ неоплаченными долги, и хозяину меблированныхъ комнатъ, и портнымъ, и извозчикамъ—лихачамъ...

...Вынырнулъ онъ вновь на противоположенномъ концѣ города, на восемнадцатой линіи Васильевскаго острова.

Здѣсь онъ снялъ себѣ маленькую комнатку „отъ жильцовъ" и, разсчитавъ, что имѣющихся у него денегъ при скромной жизни хватитъ на полгода, зажиль по-новому.

Блестящій студентъ, въ былые дни катавшійся на резиновыхъ шинахъ дорогахъ лихачей, теперь скромненько ходилъ пѣшкомъ и удовлетворялъ свой голодъ не дорогими обѣдами отъ Кюба, а дешевой колбасой и ситникомъ изъ мелочной лавочки.

Тѣмъ не менѣе нашъ герой не падалъ духомъ.

Онъ смотрѣлъ на такую перемѣну обстоятельствъ, какъ на нѣчто временное, преходящее...

— Ничего,—утѣшалъ онъ себя,—все это забудется. Нужно только выждать моментъ и не зѣвать! Довольно я перенесъ лишеній въ дѣтствѣ, будетъ съ меня издѣвательствъ „богатыхъ и сильныхъ міра сего", вродѣ моего послѣдняго пріятеля; чертъ бы его побралъ! Меня вышвырнули за бортъ, какъ надоѣвшаго шута;—хорошо голубчикъ это я тебѣ припомню! Да и вамъ всѣмъ, мои недавніе друзья, милые свѣтскіе люди, ходячіе манекены! Вы щеголяете въ костюмахъ, сшитыхъ въ кредитъ, и чванитесь мыслями, взятыми на прокатъ изъ послѣдняго номера бульварной газетки! При встрѣчахъ со мной вы задираете носы и глядите въ сторону. Хорошо-же, будетъ и другое время. О, я знаю, вы всѣ будете въ восторгѣ возобновить наше прорванное знакомство. Ибо я буду богатъ. Я поклялся разбогатѣть во чтобы то ни стало! И я сдержу свою клятву!..

.,.А пока... терпѣніе, терпѣніе...

...Проникнутый такими широкими планами, онъ однако ограничивался пока мѣропріятіями мелкими.

Сталъ посѣщать всевозможные темные уголки столицы, гдѣ только играютъ на билліардѣ, заводилъ знакомства съ маркерами, съ постоянными посѣтителями пивныхъ и трактировъ, и мало по-малу утилизировалъ свое артистическое пониманіе игры.

Въ кругу мелкихъ аферистовъ и билліардныхъ игроковъ Гудовичъ сталъ своимъ человѣкомъ.

Нашлись даже такіе антрепренёры, которые предлагали ему одѣть его за свой счетъ и рискъ въ модный костюмъ и познакомить подъ видомъ пріѣзжаго изъ провинціи со однимъ извѣстнымъ петербургскимъ любителемъ билліарда, да ва бѣду нашего героя этотъ любитель, богатый и важный баринъ, зналъ его еще студентомъ, въ дни широкихъ попоекъ съ графомъ.

Такъ что задуманный планъ пришлось отложить.

Гудовичъ и его компаньоны старались наверстать въ другихъ мѣстахъ, не брезгая рублями и полтинниками изъ кармановъ мелкихъ чиновниковъ, подгулявшихъ купчиковъ и тому подобнаго люда.

Станиславъ къ этому времени сдѣлался безспорно великолѣпнѣйшимъ игрокомъ и въ совершенствѣ постигъ всѣ тонкости шуллерскаго искусства.

Его учитель и наставникъ въ этомъ дѣлѣ, старый пьяница, маркеръ, когда то выигрывавшій тысячныя куши и разъѣзжавшій по Россіи въ вагонахъ 1-го класса, а теперь снискивающій себѣ пропитаніе службою въ грязномъ трактирщикѣ, часто говаривалъ ому:

— Ну, Станиславъ, теперь у тебя деньги все равно, какъ въ карманѣ. Покуда свой ударъ сохранишь, сытъ и пьянъ завсегда будешь... А съ умомъ—и деньгу наживешь... Не забудь тогда и меня, старика!

Но у Гудовича зрѣлъ болѣе широкій планъ, онъ сошелся съ однимъ маленькимъ служащимъ изъ канцеляріи института, уговорилъ его достать бланкъ аттестата за подлинной печатью, образцы почерковъ директора и нѣкоторыхъ лицъ изъ педагогическаго персонала.

Когда это было доставлено, Гудовичъ при благосклонномъ содѣйствіи „сихъ дѣлъ мастера", которыхъ въ столицѣ не искать стать, сдѣлался обладателемъ диплома на званіе горнаго инженера по первому разряду.

Размысливъ, что теперь ему нечего дѣлать въ столицѣ, Гудовичъ направилъ свой путь на востокъ...

...Стоя на площадкѣ вагона и жадно всматриваясь въ синѣющую даль неизвѣстной ему страны—Сибири, Гудовичъ безповоротно рѣшилъ, что назадъ, за Уральскій хребетъ, вернется лишь не раньше, какъ по пріобрѣтенію кругленькаго капитальца.

— На нашъ вѣкъ дураковъ хватитъ! А въ Сибири ихъ еще непочатый уголъ! думалъ этотъ авантюристъ, подъѣзжая къ Томску съ поддѣльнымъ дипломомъ и нѣсколькими десятками рублей—въ карманѣ, съ легонькимъ чемоданчикомъ —въ рукахъ.

(Продолжен іо слѣдуетъ).

Не-Крестовскій.

ГЛАВА X. „На ловца и звѣрь бѣжать“.

Выйдя изъ „Россіи“, Станиславъ Андреевичъ направился тѣмъ же путемъ, то есть по Большой улицѣ, обратно, къ себѣ домой.

Удача сегодняшняго утра придала ему хорошее расположеніе духа. Онъ бодро шелъ по Почтамтской и не пропускалъ безъ должнаго вниманія ни одного хорошенькаго женскаго личика. Онъ невольно сопоставлялъ нарумяненныя морозомъ щечки мѣстныхъ представительницъ прекраснаго пола съ блѣдными анемичными лицами дочерей столицы, и сопоставленіе этого было не въ пользу послѣднихъ...

...Въ номерахъ Гудовича ожидалъ пріятный сюрпризъ. Горничная подала ему небольшой конвертикъ.

— Тутъ безъ васъ приходилъ какой-то молодой человѣкъ—сказала она,—и, не заставши васъ дома, оставилъ вамъ письмо!

— Вѣроятно, Салатниковъ!—подумалъ Гудовичъ, проходя въ свой номеръ.

Онъ не ошибся.

...Вотъ что писалъ ему милый юноша на оборотѣ визитной карточки: „Уважаемый, Станиславъ Андреевичъ! Заходилъ къ вамъ, но, къ сожалѣнію, не засталъ дома. Не подумайте, что съ пустымъ визитомъ, нѣтъ по дѣлу: есть случай заработать. Понимаете? Приходите сегодня часа въ четыре въ „Европу“. Зайдите въ общую залу и спросите меня. Васъ лакей проведетъ. Вашъ Коко“.

Прочитавъ эго таинственное посланіе. Гудовичъ нерѣшительно покачалъ головой, недоумѣвая про какой случай говоритъ его юный всезнающій пріятель. Тѣмъ не менѣе, когда часовая стрѣлка приблизилась къ четыремъ, Гудовичъ направился на назначенное ему свиданіе.

...Въ общемъ залѣ „Европы“ было порядочно народа. Обѣды приближались къ концу. На эстрадѣ игралъ струнный оркестръ. Не успѣлъ Станиславъ Андреевичъ занять мѣсто за однимъ изъ угловыхъ столиковъ,—какъ передъ нимъ появился лакей со стереотипнымъ вопросомъ:—что прикажете?

Гудовичъ оглядѣлся кругомъ и объяснилъ вполголоса лакею:

— Меня здѣсь долженъ ждать знакомый, Салатниковъ... Вы не видали ого?

Лакей пошевелилъ бровями.

— Они, кажется, въ билліардной... прикажете позвать?

— Да, пожалуйста.

Лакей бросился исполнять порученіе.

Минутъ черезъ пять во дверяхъ показался Коко. Пиджакъ его и руки были испачканы мѣломъ. Видно было, что краса и гордость томскихъ игроковъ только что оторвался отъ своего привычнаго занятія.

— Вотъ и прекрасно, что вы уже пришли,—заговорилъ онъ, крѣпко пожавъ руку Гудовичъ.—Дѣло въ слѣдующемъ. Здѣсь въ "Европѣ“ остановился одинъ пріѣзжій купецъ, изъ Маріинска. Страстный любитель билліарда. Со мной-то онъ не станетъ играть, бывалое дѣло, а вотъ съ вами его надо будетъ свести. Можно будетъ большой кушъ взять!

Этотъ откровенный циническій тонъ заставилъ Гудовича поморщиться.

— Вотъ какой я планъ придумалъ,— продолжалъ Коко,—сейчасъ онъ сидитъ въ билліардной, смотритъ игру. Я пойду туда, а черезъ нѣкоторое время приходите и вы. Разумѣется, и виду не подавайте, что мы знакомы. Придите, будто, съ цѣлью сгонять партійку. Я предлагаю вамъ, какъ незнакомому, сыграть со мной. Вы проигрываете мнѣ при средней игрѣ, такъ чтобы на билліардѣ шара три осталась. Понимаете? Затѣмъ вы отказываетесь играть со мной, дѣлая видъ, что раскусили мою игру. Тогда я предложу выиграть господину Зорину, этому купцу, онъ, понятно играть, со мной не станетъ. Тогда вмѣшайтесь вы и предложите ему съ вами сыграть. Впередъ не давайте и съ него не просите. Партіи двѣ ему отдайте. Контровую возьмите. Потомъ еще можно партію отдать, но только такъ, чтобы въ послѣднемъ шарѣ... Затѣмъ ужъ лупите во всю. Доводите до шара и... кранкенъ!

Остроумный юноша выразительно щелкнулъ пальцами.

— Впрочемъ, что это я вамъ расписываю! Ученаго учить, только портить! Итакъ, значитъ, рѣшено?

Гудовичъ молча кивнулъ головой.

— Выручка, разумѣется, пополамъ.. Кстати, не нужно ли вамъ денегъ на „затравку"?

— Нѣть, у меня есть.

— Ну и, прекрасно, что есть... Такъ вы черезъ полчасика приходите, а я иду сейчасъ.

Коко изчезъ...

Чтобы не терять даромъ времени, Гудовичъ попросилъ себѣ обѣдъ.

Ему подали холодноватый супъ съ черствымъ пирожкомъ и котлеты съ запахомъ сала.

— Удовольствіе это стоитъ шестьдесятъ копѣекъ—подумалъ Гудовичъ,—а катаръ желудка можно пріобрѣсти безплатно!

...Расплатившись за обѣдъ, онъ прошелъ въ билліардную комнату.

Здѣсь было душно и сильно накурено.

Электрическія лампочки подъ большими зелеными абажурами ровнымъ мягкимъ свѣтомъ заливали билліарды... Изъ трехъ билліардовъ, стоящихъ въ комнатѣ, былъ свободенъ только одинъ,

Рѣзкое щелканіе шаровъ и возгласы маркера иногда смѣнялись тишиной: кому либо изъ играющихъ предстояло сдѣлать интересный шаръ. И тогда игроки, маркеръ и публика, сидящая на боковыхъ скамьяхъ, напряженно слѣдили за билліардомъ.

...Гудовичъ разсѣянію посмотрѣлъ кругомъ и, подойдя къ доскѣ, на которой записываются очереди для желающихъ играть на билліардѣ, черкнулъ мѣломъ свою фамилію.

Въ этотъ моментъ Коко, сидящій въ качествѣ зрителя, предложилъ Гудовичу вѣжливымъ тономъ незнакомаго человѣка.

— Вы, кажется записались на очередь? Но вамъ долго прійдется ждать... Не желаете ли сыграть со мной, сейчасъ какъ разъ моя запись?

— Но я не знаю вашей игры.

— Видите ли.—началъ Коко, выбирая себѣ кій,—на моей сторонѣ, конечно, есть нѣкоторое преимущество, а именно:—привычка къ билліарду. Вы же, какъ кажется, здѣсь человѣкъ новый...

— Да я еще ни разу не игралъ на этомъ билліардѣ.

— А потому, чтобы не было вамъ обидно, я дамъ вамъ пятнадцать очковъ впередъ.

— Что-жь — попробуемъ, сгоняемъ партію, — согласился Гудовичъ. прекрасно выдерживая взятую роль.

Коко постучалъ кіемъ.

— Шары!—скомандовалъ онъ маркеру.

— Насколько играемъ? — освѣдомился онъ у своего партнера.

— Да, я думаю, для начала по рублику поставимъ,—скромно отвѣтилъ Гудовичъ.

— Разбивайте!—предложилъ ему Коко начать партію.

...Обычные посѣтители билліардной съ любопытствомъ слѣдили за ними: слава

Коко, какъ прекраснаго игрока, была имъ извѣстна...

(Продолженіе слѣдуетъ).

Не-Крестовскій.

ГЛАВА XI "Обдѣлали... подъ нолевой номеръ!“

Всё было разыграно какъ по нотамъ. Проигравъ одну партію Салатникову, Гудовичъ сдѣлалъ недовольную мину и рѣшительно отказался играть далѣе.

— Будетъ съ меня!—кратко, но многозначительно отвѣтилъ онъ на предложеніе Коко продолжать игру. Послѣдній небрежно опустилъ въ жилетный карманъ выигранный рубль, пожалъ плечами и съ дѣланно скучающимъ видомъ вышелъ изъ билліардной — Видно птицу по полету,—процѣдилъ сквозь зубы Гудовичъ, ни къ кому собственно не обращаясь,—должно быть, хлѣбъ свой ѣстъ отъ билліарда!

— Я этого фрукта знаю... Игрывалъ съ нимъ!—отозвался одинъ изъ жителей, наблюдавшихъ за игрой, невысокаго роста, коренастый брюнетъ, одѣтый въ темную пиджачную пару и лакированные сапоги. По жилету у него была пущена массивная золотая цѣпь съ множествомъ брелковъ.

— А что... профессіоналъ?

— Вродѣ того...

— Досадно, право, что пріѣзжій человѣкъ, незнающій никого въ городѣ, обычно дѣлается жертвой своего пристрастія къ билліарду,—спокойнымъ, выдержаннымъ тономъ началъ Гудовичъ, садясь на скамейку рядомъ съ заговорившимъ съ нимъ брюнетомъ.—Вотъ лично я про себя могу сказать: при каждомъ моемъ пріѣздѣ въ незнакомый городъ обязательно налетишь на какого-нибудь молодца и проиграешься. Охота пуще неволи, какъ говоритъ пословица. И вѣрно: поиграть хочется, а знакомыхъ нѣтъ!

— Это вы, господинъ, правильно говорите, Мы тоже отъ эфтой самой охоты не мало денегъ порастрясли,—добродушно замѣтилъ брюнетъ въ лакированныхъ сапогахъ.
— Что касается меня, то я теперь уже привыкъ съ первой партіи узнавать игрока-профессіонала. Много отъ меня не поживутся!—увѣренно заявилъ Гудовичъ, ужо догадавшійся, что съ нимъ разговариваетъ никто иной, какъ самъ Зоринъ, про котораго ему говорилъ Коко.

Послѣ небольшого молчанія брюнетъ вѣжливо обратился къ Станиславу Андреевичу:

— Извините, господинъ, какъ я самъ, значитъ, любитель погонять шары, опять же и вы, какъ обсказываете, тоже не прочь эфтимь побаловаться, то... не сыграемъ ли мы съ вами?

Гудовичъ въ душѣ улыбнулся.

— Самъ въ петлю лѣзетъ, — подумалъ онъ.

— Что-жъ, пожалуй, сыграемъ!—нарочно выдержавъ паузу, отвѣтилъ онъ.

— Мы тоже люди пріѣзжіе. Знакомства здѣсь, признаться, мало имѣемъ. Вечеръ-то дѣлать нечего, отъ скуки и хочется побаловаться малость.

— Виноватъ!—сдѣлалъ Гудовпчъ красивый жесть,—у меня есть обыкновеніе съ незнакомыми не играть, а поэтому... позвольте представиться!

Онъ вынулъ изъ бумажника визитную карточку и съ вѣжливымъ поклономъ передалъ её брюнету.

Тотъ даже растерялся отъ неожиданности.

Онъ вертѣлъ карточку въ рукахъ и смущенно бормоталъ:

— Очень пріятно-съ! Очень пріятно-съ! будемъ знакомы... Только вотъ эфтой штуки при насъ не имѣется... Разрѣшите ужъ такъ... попросту, значитъ... Зоринъ фамилія наша... изъ Маріинска мы... по торговой части... Здѣсь же въ „Европѣ“ и стоимъ...

Гудовичъ вновь поклонился и распорядился поставить шары.

— Рублика по три стукнемъ-съ?—опросилъ Зоривъ тщательно намѣливая кій. Онъ былъ очень доволенъ сдѣланнымъ знакомствомъ съ такимъ важнымъ бариномъ—петербургскимъ инженеромъ, и уже мысленно представлялъ себѣ, какъ будетъ разсказывать про это знакомство у себя дома, въ Маріинскѣ.

— Отлично!—согласился Гудовичъ.— Играемъ съ очка?
— Какъ же иначе? Намъ другъ друга обманывать не гоже. Посмотримъ, какъ игра обозначится.

Первая партія была сыграна ни въ чью.

Затѣмъ все пошло такъ, какъ и было предположено Гудовичемъ и Коко заранѣе. Короче говоря, часамъ къ двѣнадцати ночи Зоринъ былъ въ проигрышѣ рублей въ сто. Играя, онъ горячился, увеличивалъ ставки, сердито плевалъ при проигрышѣ и неистово мѣлилъ кій.

Оба они, и Зоринъ, и Гудовичъ, порядочно устали отъ такой продолжительной игры. Они были давно въ однихъ жилеткахъ и то и дѣло обтирала потъ. Воздухъ въ билліардной, наполненной густыми клубами дыма, былъ невозможенъ. Нечѣмъ было дышать.

— Тьфу, матери твоей чортъ! — озлобленно плюнулъ Зоринъ, безнадежно махнувъ рукой.—Самъ себя зарѣзалъ: надъ самой лузой шара подставилъ... Эхъ, не умѣешь играть—не берись!

Гудовичъ кончилъ партію.

— Ну и жарища-же здѣсь.—вздохнулъ онъ, утирая вспотѣвшій лобъ.—Прямо дышать нельзя!

— Накурено сильно, оттого,—замѣтилъ Зоринъ и неистово застучалъ кіемъ объ полъ.

— Что вы еще намѣрены играть? Ну, знаете-ли, голубчикъ, отдохнемъ немного... Выйдемъ въ залу и закусимъ что-нибудь. Я положительно усталъ!

Гудовичъ говорилъ это совершенно искренно: потъ лился съ вего градомъ и въ ногахъ чувствовалась усталость.

— А и впрямь передышку сдѣлать надо,—согласился Зоринъ.—Авось, дѣло то лучше будетъ.

Они вымыли руки, одѣлись и вышли въ залъ.

Здѣсь тоже было порядочно публики» Шло концертное отдѣленіе. На эстрадѣ кривлялась безголосая шансонетка, одѣтая въ костюмъ болѣе, чѣмъ откровенный.

Гудовичъ и его ничего не подозрѣвающая жертва усѣлись за столикъ и заказали себѣ легкую закуску съ маленькимъ графинчикомъ.

Зоринъ посмотрѣлъ на эстраду, крякнулъ и отвернулся.

— Недурный сюжетъ!— кивнулъ головой Гудовичъ въ сторону шансонетки, которая въ это время, подойдя къ самой рампѣ, раскланивалась на аплодисменты публики.

— Больно ужъ того... охальства много... Оголеніе эфто даже черезъ мѣру... Прямо сказать—блудъ!—покачалъ головой Зоринъ.

— Вы, значитъ, къ прокрасному полу равнодушны?

— Намъ эфто ни къ чему: у насъ въ Маріинскѣ своя есть, законная... И тѣлесами и съ лица не хуже эфтихъ будетъ...

... Послѣ небольшого перерыва, посвящённаго выпивкѣ и закускѣ, игра была возобновлена и продолжалась часовъ до трехъ ночи. Зоринъ проигралъ рублей двѣсти съ лишнимъ, но таково было умѣніе Гудовича держать себя и вести игру, что обыгранный навѣрняка купчина ничего не замѣтилъ. Они простились съ нимъ какъ хорошо знакомые, условившись на завтра вновь сойтись для игры...

Щедро давъ на чай маркеру, Гудовичъ спустился внизъ, въ вестибюль. Здѣсь его уже ожидалъ Коко, весь вечеръ не упускавшій Гудовича изъ вида.

— Ѣдемте къ дѣвочкамъ!—сказалъ онъ, когда они вышли изъ гостинницы.—Тамъ и дѣлежку произведемъ.

— Да куда, именно?

— Къ сестрамъ... Помните, вы въ „Россіи“ видѣли брюнеточку?

(Продолженіе слѣдуетъ).

Не-Крестовскій.

ГЛАВА ХII.„Модный притонъ“.

— Ахъ, эта брюнетка съ глазами Мадонны!—вспомнилъ Гудовичъ, нахлобучивая шапку на голову.

Сильный порывъ вѣтра, налетѣвшій изъ за угла, обдалъ ихъ холоднымъ дыханіемъ и колючими сухими снѣжинками...

— Ихъ двѣ сестры, какъ я говорилъ уже вамъ, живутъ онѣ, такъ сказать, келейно. Къ себѣ принимаютъ только знакомыхъ... Время можно будетъ весело провести!

— Да, вѣдь, поздно сейчасъ... четвертый часъ уже,—слабо протестовалъ Гудовичъ.

Коко только свистнулъ.

— Ну это пустяки! Что тамъ за церемоніи. Итакъ, значить, ѣдемъ?—и, не дождавшись отвѣта, крикнулъ:

— Извозчикъ, подавай!

Въ яркомъ отблескѣ электрическаго фонаря, горящаго у подъѣзда гостинницы, чернѣло нѣсколько извозчичьихъ санокъ.

Очередной извозчикъ, весь запорошенный снѣгомъ, встряхнулся и ударилъ возжами.

— Куда прикажите?

— Въ Нечевскій переулокъ,—приказалъ Коко, усаживаясь въ сани.

— Ну и погодка! Какъ это по сибирски называется—буранъ?—пряталъ лицо въ воротникъ Гудовичъ.

Они ѣхали вверхъ по Почтамтской. Улица была пустынна. Вѣтеръ уныло гудѣлъ въ телеграфныхъ проволокахъ и крутилъ снѣжные вихри.

— Ну, какой это буранъ!? такъ небольшой вѣтеръ,—усмѣхнулся Коко.—Вотъ погодите пріѣдемъ къ сестрицамъ, такъ онѣ живо насъ обогрѣютъ. Всѣ невзгоды и трудности пути будутъ забыты!

Гудовичъ весь ушелъ въ воротникъ пальто. Онъ низко наклонилъ голову, чтобы избѣгнуть отъ ударовъ вѣтра и плохо слышалъ, что говоритъ его спутникъ. А Коко, не обращая вниманія на холодъ и вѣтеръ, болталъ безъ умолку.

— А хороши дѣвочки, попомните мое слово.

Каждая въ своемъ родѣ, знаете... Младшая, эта брюнеточка, которая вамъ понравилась, болѣе, такъ сказать, изящна... поэтична. Хотя тоже... съ огонькомъ! А другая, старшая сестра, Миной зовутъ, эта во вкусѣ чисто русскомъ: полная, сдобная, вальяжная...

... Мы ихъ сестрами 2-го полка зовемъ... Знаете оперетка есть „Дочь 2-го полка", а это—сестры.
Лѣтомъ въ городскомъ саду вѣчно съ офицерами...

Во время войны жилъ здѣсь одинъ казачій полковникъ, такъ онъ этимъ сестрицамъ отдѣльную квартиру снималъ, каждой по сто рублей въ мѣсяцъ на булавки. Обѣихъ абонировалъ, понимаете? Погоняй извозчикъ, живѣе! На водку получишь.

Санки ныряли изъ ухаба въ ухабъ. Надоѣдливо визжали полозы, ѣхали теперь томными глухими улицами.

— Меньше десятки не берутъ! А случается, загуляетъ какой-нибудь пріѣзжій гость въ „Европѣ“ или въ „Россіи“, попроситъ дѣвочекъ. Лакеи и дѣйствуютъ: сейчасъ за сестрами посылаютъ. Ну, тутъ ужъ дѣло четвертнымъ билетомъ пахнетъ! Хорошо зарабатываютъ. У Минки-то, говорятъ, деньги въ банкѣ есть... Мудренаго нѣть!

Помолчавъ немного, Коко спросилъ своего компаньона:

— А я забылъ васъ спросить, сколько всего вы взяли съ Зорина?

На самомъ дѣлѣ сумма выигрыша была Коко извѣстна: онъ освѣдомился объ этомъ у маркера. Спрашивалъ-же теперь просто съ цѣлью испытать Гудовича...

— Рублей двѣсти съ лишнимъ,—промычалъ тотъ изъ подъ воротника.

— На первый разъ недурно... можно, значитъ, шампанскаго будетъ спросить. У сестеръ то оно водится. Рублей пять на бутылкѣ наживаютъ; ну, да для меня по своей цѣнѣ отдадутъ... Дѣло знакомое... Погоняй извозчикъ! Что ты уснулъ, что ли? Такъ то мы и къ утру не пріѣдемъ!

— Но, но—о!

Санки скрипѣли и ныряли по ухабамъ...

— А подпоить ихъ непремѣнно нужно. Веселѣе будутъ. Вы только, Станиславъ Андреевичъ, деликатничать не вздумайте, церемоніи съ ними разводить. Предоставьте дѣло мнѣ. Я ихъ прежде всего заставлю водки выпить, или коньяку, а потомъ уже и шампанскаго спросимъ. Церемониться съ ними нечего!

Гудовичъ ничего не отвѣтилъ на это предостереженіе дальновиднаго Коко.

— Обстановочка у нихъ уютная... Опустилъ шторы, зажегъ лампу и... дѣйствуй... Стой, извозчикъ, пріѣхали!

Они поравнялись съ заборомъ, занесеннымъ снѣгомъ. Изъ за забора чернѣлъ флигель.

— Вы посидите, пока, а я пойду, произведу рекогносцировку,— сказалъ Коко, вылѣзая изъ саней.—Калитка заперта... дома ли ещё онѣ? Авось, на наше счастье дома!

Онъ нащупалъ кнопку электрическаго звонка и долго жалъ её, прислушиваясь по временамъ, не идетъ ли кто отворять калитку.

... Но во флигелѣ было по прежнему темно, и все спало глубокимъ сномъ.

— Что онѣ, чортъ ихъ возьми, подохли тамъ, что-ли?! Звоню, звоню, хоть бы одна собака пошевелилась!

— Да, можетъ быть, звонокъ не дѣйствуетъ,—замѣтилъ Гудовичъ. Онъ порядочно продрогъ въ своемъ пальто петербургскаго покроя н началъ уже раскаиваться, что поѣхалъ съ Коко.

— А и вѣрно, чортъ возьми! Не иначе, что испортился. То то я трезвоню цѣлый часъ!.. Какъ же теперь быть однако?

— А вы, баринъ, черезъ заборъ махните, —посовѣтовалъ извозчикъ.—Съ энтой стороны сугробъ—онъ почитай съ заборомъ вровень... Снѣгъ твердый...

— ѣдемте домой!—съ досадой проворчалъ Гудовичъ.

Но его юный спутникъ отрицательно покачалъ головой.

Погодите, я черезъ заборъ попробую!

Онъ выбралъ мѣсто и, осторожно ступая, чтобы не провалиться въ снѣгъ, отправился на дальнѣйшіе подвиги. Спрыгнувъ во дворѣ, Коко подошелъ къ флигелю и неистово застучалъ въ дверь.

Въ сѣняхъ послышалась возня.

— Кто тамъ? Кого надо?—раздался за дверью шамкающій старушечій голосъ.

— Дома барышни?

— Дома... Да кто это спрашиваетъ?

— Не узнала по голосу, старая кочерга! Это я—Салатниковъ. Отворяй живѣе— съ толстыми карманами пріѣхали! Зажигай огонь, а я пойду калитку отворю!

Коко поспѣшилъ къ калиткѣ и, открывъ ее, вышелъ на улицу.

— Пожалуйте, господинъ честной,—отнесся онъ шутливымъ тономъ къ Гудовичу.

— Врата Эдема открыты. Шествуйте! Я отдамъ извозчику, у меня есть мелочь.

— Покорнѣйше благодаримъ баринъ,— пробормоталъ извозчикъ, получивъ полтинникъ.

... Наши герои двинулись во дворъ, причемъ Коко заботливо заперъ за собой калитку.

Въ сѣняхъ ихъ встрѣтила какая то старуха, закутанная въ платокъ, со свѣчей въ рукахъ.

— Здраствуй, Филатовна—небрежно кинулъ ей Коко.

— Разбудила дѣвицъ-то?

— Здравствуйте батюшка, Николай Митрофанычъ, давно не были у насъ, соколъ ясный. Миночка ужъ на картахъ про васъ загадывала... Что де нейдетъ мой любезный... Охо, хо, хо! Буранъ, знать то, на дворѣ?

— А пельмени есть, старуха?

— Есть, батюшка, есть...

Пожалуйте...

(Продолженіе слѣдуетъ).

Не-Крестовскій.

ГЛАВА XV. „Дутыя акціи“.

На другой день послѣ кутежа съ томскими гейшами Гудовичъ чувствовалъ себя неособенно хорошо: болѣла голова и мучило непріятное сознаніе, что изъ кармана уплыла порядочная сумма.

...Кое какъ освѣжившись холодной водой и сифономъ сельтерской, нашъ герой одѣлся и направился къ Огневу.

Надежда получить хорошее мѣсто въ громкой золотопромышленной компаніи дѣйствовала на него ободряющимъ образомъ.

Подходя къ дверямъ гостинницы, онъ былъ совершенно бодръ и свѣжъ...

На этотъ разъ Огневъ встрѣтилъ его значительно любезнѣе, чѣмъ въ предыдущій визитъ, предложилъ стулъ, подвинулъ раскрытый портсигаръ и заговорилъ самымъ добродушнымъ тономъ:

— Ну, батенька, по обсужденію дѣла съ нашими крупными пайщиками, я какъ директоръ—распорядитель Сибирско-Британской К° могу предложить вамъ службу на слѣдующихъ условіяхъ,..
Огневъ сдѣлалъ паузу и внимательно посмотрѣлъ на Гудовича.

Тотъ молча поклонился, готовый выслушать условія компаніи.

— Вы, господа питерскіе инженеры, превратное понятіе о нашихъ дѣлахъ имѣете. О жалованье тоже... Вы, напримѣръ, прося у насъ службу, на какой окладъ разсчитывали? Скажите прямо?

Гудовичъ пожаль плечами.

— Я мало знакомъ съ мѣстными условіями службы.

— Ну-съ хорошо. Чтобы вы тамъ не думали, больше ста рублей въ мѣсяцъ компанія предложить вамъ не можетъ. Къ этому прибавьте извѣстный % съ чистой прибыли отъ дѣла. Компанія отчисляетъ ежегодно по 20 % отъ прибылей, которые и распредѣляются между служащими. Вамъ, какъ довѣренному лицу,—три процента.

Квартира на пріискахъ готовая... Отопленіе и освѣщеніе—тоже...

— Говоря откровенно, я надѣялся на большее, но желаніе ознакомиться на практикѣ съ золотопромышленнымъ дѣломъ заставляетъ меня принять ваши условія.

— Значитъ по рукамъ!

Ваша служба будетъ считаться съ сегодняшняго дня. Завтра, теперь уже поздно,—Огневъ взглянулъ на часы,—мы поѣдемъ съ вами къ нотаріусу и заключимъ формальный договоръ, а сейчасъ я познакомлю васъ съ нашимъ дѣломъ.

Огневъ выложилъ на столъ объемистый портфель и, жестомъ пригласивъ Гудовича подвинуться, началъ посвящать его въ сущность предпріятія.

— Сибирско-Британская компанія основана въ прошломъ году.

Намъ разрѣшено выпустить акцій на одинъ милліонъ рублей. Цѣна акціи пятьсотъ рублей. Въ настоящее время у насъ есть два уже развѣданные пріиска въ Минусинскимъ округѣ. Есть двѣнадцать площадей, тоже частью развѣданныхъ. Главныя работы будутъ поставлены на площадяхъ по системѣ рѣкъ Кона и Тубыла.

Здѣсь будутъ работать землечерпательныя машины — сухія драги, такъ сказать. Машины заказаны въ Англіи и будутъ получены нами нынѣшней весной...

Долго еще распространялся Огневъ о блестящемъ будущемъ Сибирско-Британской Ко, но чѣмъ дальше живописалъ онъ предъ своимъ слушателемъ сказочныя выгоды дѣла, чѣмъ сильнѣе напиралъ на якобы точныя цифры, тѣмъ яснѣе становилась Гудовичу, что все это сильно преувеличено и что акціи Сибирско-Британской Ко смѣло можно назвать дутыми акціями.

Ловкій авантюристъ не подалъ однако вида, что неособенно довѣряетъ словамъ своего новаго принципала. Въ глубинѣ души онъ былъ даже доволенъ такимъ положеніемъ вещей, справедливо полагая, что подъ руководствомъ лицъ, основавшихъ предпріятіе на фу-фу, легче всего ловить рыбу въ мутной водѣ.

Когда Огневъ кончиль предварительныя объясненія, у Гудовича уже составился оп-
редѣленный планъ. Онъ рѣшилъ по возможности также познакомиться съ дѣлами „бронзовыхъ“ золотопромышленниковъ и при случаѣ войти съ ними въ компанію для болѣе успѣшнаго обиранія легковѣрной публики.

— Вотъ что, батенька, чтобы не терять попусту золотого времени, возьмитесь-ка вы за дѣло нынче-же: попробуйте всучить одному человѣку нашихъ акцій тысченокъ этакъ на пять.

— Я готовь. Жду вашихъ указаній.

Огневъ медлилъ продолжать. Онъ взялъ портсигаръ и сталъ сосредоточенно вертѣть папиросу.

— Человѣкъ-то этотъ, надо сказать, больно ужъ того... прижимистый...

Хотя до денегъ жаденъ и на большіе барыши можетъ соблазниться. Это нѣкто Кулаковъ—мѣстный домовладѣлецъ, денежный человѣкъ. Деньги подъ проценты даетъ. Оборотистый шельма! Теперь у него домовъ по всему городу и все за безцѣнокъ пріобрѣтешь съ переводомъ банковскаго долга, да подъ третьи закладныя. Жаденъ и цѣлокъ, какъ паукъ: попадись къ нему въ лапы—не вырвешься!

Попробуйте, съѣздите.

— Попытаюсь...

— Вотрите ему очки, глухо разсмѣялся Огневъ,—вы, питерскіе, на это доки!

... Гудовичъ взялъ адресъ Кулакова и раскланялся съ директоромъ компаніи.

...Перспектива уламывать „прижимистаго“ ростовщика не очень то улыбалась
нашему герою, но дѣлать нечего: назвался груздемъ— полѣзай въ кузовъ.

Выйдя изъ гостинницы, Станиславъ Андреевичъ взялъ извозчика и приказалъ ему ѣхать къ Кулакову.

Томскій Шейлокъ, если можно такъ назвать ростовщика съ христіанскимъ именемъ, жиль въ одномъ изъ своихъ многочисленныхъ домовъ на одной изъ главныхъ улицъ города. Громадный деревянный домъ съ двумя флигелями имѣлъ множество квартиръ, и Гудовичу стоило немалаго труда найти помѣщеніе самого хозяина. Жилъ онъ въ нижнемъ этажѣ задняго флигеля. Въ темной прихожей Гудовича встрѣтила горничная.

— Вамъ кого?

— Господинъ Кулаковъ дома.

— Дома, пожалуйте...

Въ большой странно меблированной комнатѣ, напоминающей не то гостинную, не то столовую, Гудовича встрѣтилъ самъ хозяинъ дома, не старый еще человѣкъ, съ приторно любезнымъ выраженіями лица и мягкими тѣлодвиженіями.

Гудовичъ отрекомендовался.

— Садитесь пожалуйста. Чѣмъ могу быть полезенъ?

(Продолженіе слѣдуетъ).

Не-Крестовскій.

ГЛАВА XVII. „Трупъ въ № 5.“

...Раннимъ зимнимъ утромъ коридорный „меблированныхъ комнатъ“, находящихся въ одномъ изъ городскихъ переулковъ, вбѣжалъ на кухню съ перепуганнымъ лицомъ и трясущимися руками.

— Чего это ты, Семенъ, спросила его кухарка,—лица на тебѣ нѣтъ. Аль не можется?

— Охъ, Митревна, не ладно у насъ въ номерахъ. Бѣда случилась! Сама-то встала?

Онъ спрашивалъ про хозяйку номеровъ, вдову почтеннаго возраста, выдававшую себя за румынку, на самомъ же дѣлѣ уроженку Бердичева.

— Встала, чай пьетъ.

Да что случилось то, скажи толкомъ?...

— Мертвое тѣло въ пятомъ номерѣ оказалось, выпалилъ коридорный, бросаясь доложить о случившемся хозяйкѣ.
— Съ нами крестная сила! всплеснула руками кухарка.

Хозяйка меблированныхъ комнатъ мирно благодушествовала за утреннимъ чаемъ.

Страшная новость поразила её, какъ громомъ.

Первое время она молча сидѣла, вытаращивъ глаза на коридорнаго, затѣмъ прійдя немного въ себя, закидала его вопросами.

— Какое мертвое тѣло? Чего ты говоришь? И какъ это можетъ быть?

— Въ пятомъ номерѣ на кровати лежитъ барышня, которая, значитъ, съ вечера, пришедши, была...

— А гдѣ ее гость? Съ кѣмъ она пришла? Чего она лежитъ?

— Полагать надо, что давно ужъ духъ выпустила, потому окоченѣла ужъ... Господинъ, который, значитъ, съ ней былъ, видно ушелъ, покелева я за булками бѣгалъ.

— Чего же ты, дуракъ, стоишь, какъ пень? Бѣги въ участокъ, зови полицію!

Вотъ не было печали...

И что теперь со мной будетъ!? Сколько возни съ полиціей! Ай, ай, ай!

...Пока хозяйка предавалась такимъ образомъ отчаянію, извѣстіе о мертвомъ тѣлѣ въ пятомъ номерѣ облетѣло весь домъ.

Въ коридорѣ, около дверей въ роковой номеръ толпилась кучка любопытныхъ.
Тутъ были на лицо всѣ жильцы, правда далеко немногочисленные, ибо, хотя на вывѣскѣ и значилось: „меблированныя комнаты для проѣзжающихъ", на дѣлѣ же постоянными кліентами этого предпріятія были не проѣзжающіе, а пріѣзжающіе, т. е. ночные посѣтители, являющіеся сюда въ обществѣ прекрасныхъ, но падшихъ созданій.

Весь наличный штатъ меблированныхъ комнатъ: кухарка, судомойка и двѣ горничныя также присутствовали здѣсь.

Среди любопытныхъ нашлись смѣльчаки, рискнувшіе заглянуть въ дверную щелку. Ничего, кромѣ угла кровати, съ которой свѣшивалось что то бѣлое, должно быть простыня, они, понятно, не увидѣли.

Расторопный коридорный, убѣгая за полиціей, предусмотрительно заперъ дверь номера на ключъ, точно боясь, что обнаруженное имъ мертвое тѣло можетъ исчезнуть...

Въ ожиданіи прихода властей въ кучкѣ любопытныхъ шли толки о событіи. Общимъ вниманіемъ завладѣла одна изъ горничныхъ. Она спала въ эту ночь въ сосѣднемъ номерѣ и кое-что слышала.

Немилосердно теребя свой передникъ и поминутно оглядываясь на запертую дверь, хранящую за собой кровавую тайну, горничная разсказывала.

— Поздно легла спать я, часовъ около двухъ... За перегородкой слышу шушукаются. А мнѣ Семенъ сказывалъ, что въ пятомъ посѣтителя ночуютъ, я и вниманья не взяла, каки таки тамъ разговоры происходятъ. Бѣлье постельное тоже въ пятый не требовалось; накрыта тамъ постель-то была съ вечера еще... Ну, я и заснула. Покуда не спала, такъ слыхать было, какъ хохотала она... Громко таково хохотала, я еще и подумала: знать-то пьяна... Анъ, вотъ что вышло!

Слушатели сочувственно покачивали головами и на разные лады комментировали происшествіе.

Появленіе полиціи положило конецъ этимъ дебатамъ.

...Дверь номера была отперта, и полицейскіе вошли туда вмѣстѣ съ представителемъ слѣдственной власти. Около дверей остался городовой, быстро охладившій рвеніе любопытныхъ зрителей краснорѣчивыми фразами:

— Не приказано пущать!

Осадите назадъ, честью просятъ!

...Вотъ что представилось глазамъ полиція, когда темные гардины оконъ были подняты, и въ номеръ ворвался сѣроватый отсвѣтъ хмураго зимняго дни.

На кругломъ столикѣ въ углу комнаты стояли пустая бутылка изъ подъ коньяку, двѣ рюмки и наполовину изрѣзанный ли-

монъ на блюдечкѣ. На диванѣ и креслахъ валялись небрежно брошенныя части дамскаго туалета: юбки, корсетъ, верхній лифъ.

На вѣшалкѣ около дверей висѣло модное пальто-сакъ изъ синяго плюша.

На запыленномъ подзеркальномъ столикѣ лежали муфта, зимняя котиковая шляпка и перчатки.

Большая кровать была отодвинута нѣсколько отъ стѣны. Одѣяло и простыня безпорядочно смяты и свѣшивались на полъ. На кровати лежала фигура молодой женщины. Она была мертва, но казалась спящей, такъ спокойно было выраженіе ея лица. Глаза ея были закрыты. Длинныя шелковистыя рѣсницы кидали синеватую тѣнь на блѣдное спокойное лицо. И только эта неестественная блѣдность щекъ говорила о смерти.

Темная волна волосъ, распушенныхъ на ночь, составляла какъ бы фонъ, на которомъ отчетливо бѣлѣло неподвижное лицо трупа.

Положеніе, въ которомъ находился трупъ молодой женщины, заставляло, предполагать, что смерть была внезапной.

Она лежала на спинѣ, лѣвая рука ея была подъ подушкой, а правая свѣшивалась съ кровати.

Тонкое батистовое бѣлье съ дорогими кружевами, золотой браслетъ на правой рукѣ и всѣ остальныя принадлежности костюма говорили о томъ, что покойная была не изъ обыкновенныхъ посѣтительницъ этихъ номеровъ—дешевыхъ проститутокъ.

Предварительный осмотръ трупа не далъ никакихъ слѣдовъ насилія,

Осталось невыясненнымъ была-ли эта естественная смерть, или же здѣсь приходилось имѣть дѣло съ какими-нибудь утонченно искуснымъ способомъ убійства...

Полиція приступила къ детальному осмотру комнаты, но ничего полезнаго въ интересахъ слѣдствія обнаружено не было.

Становилось очевиднымъ, что здѣсь скрывается какая-то тайна...

(Продолженіе слѣдуетъ).

Не-Крестовскій.

ГЛАВА XIX. „Общество обиранія дураковъ",

...Возвратимся теперь къ оставленному нами Гудовичу.

Дѣла этого самозваннаго инженера, къ слову сказать, заказавшаго себѣ внушительныя по размѣрамъ визитныя карточки съ громкимъ титуломъ довѣреннаго Сибирско-Британской К°,—шли, что называется ни шатко, ни валко.

Усиленные хлопоты его по привлеченію новыхъ пайщиковъ не увѣнчались особымъ успѣхомъ: одинъ только Дубининъ попался на удочку тонкой лести, да и онъ взялъ себѣ всего лишь два пая.

Остальныя же лица, къ которымъ обращался Гудовичъ по указаніямъ Огнева, не пожелали принять участія въ столь выгодномъ предпріятіи, какъ эксплоатація сибирскаго Эльдорадо, рисуемаго краснорѣчивыми фразами Гудовича.

Въ откровенной бесѣдѣ со своимъ помощникомъ Петръ Васильевичъ Огневъ, горько сѣтуя на халатность и закоснѣлое невѣжество томскихъ богатѣевъ, не желающихъ ловить журавля въ небѣ, высказалъ мрачное предположеніе, что дѣло должно погибнуть въ зародышѣ.

— Крышка намъ будетъ, голубчикъ,— жаловался онъ,—плакали мои денежки, которыя въ дѣло вложилъ. На всемъ этомъ крестъ придется поставить, если только друзья—; англичане не выручатъ! Получилъ я намедня письмо изъ Лондона, пишетъ мистеръ Вальфуръ, что и тамъ не ходко идутъ наши акціи.

...Въ виду такого положенія дѣла, естественно было, что Гудовичъ немного добраго ожидалъ отъ своей службы въ К°.

Шелъ уже второй мѣсяцъ его службы, а утѣшительнаго было мало.

Никакихъ широкихъ горизонтовъ предпріимчивымъ очамъ нашего героя не открывалось.

Въ пору было подумать о томъ или иномъ способѣ поправить свои дѣла и постараться запустить руки въ туго набитые карманы томскаго купечества и вообще денежныхъ обывателей.

Гудовичъ долго ломалъ голову, съ чего ему начать, на какую приманку легче всего ловить публику.

На свои билліардные подвиги разсчитывать было нельзя: томская публика замѣтила уже его и отказывалась съ нимъ играть.

Не знаемъ, чтобы предпринялъ Гудовичъ для осуществленія своихъ цѣлей, если-бы на встрѣчу его мечтамъ не пришелъ благопріятный случай, въ лицѣ Сергѣя Николаевича Загорскаго.  (См. романъ „Томскія трущобы".)

Этотъ послѣдній, какъ мы уже говорили, былъ вліятельнымъ лицомъ въ средѣ иниціаторовъ Сибирско-Британской Компаніи. Онъ съ первыхъ дней обратилъ на Гудовича свое особенное вниманіе и сразу отгадалъ въ немъ человѣка, который способенъ ради наживи пойти, если не на все, то на многое

... Однажды, послѣ засѣданія, состоявшагося въ домѣ Загорскаго, па которомъ присутствовали крупные пайщики и Гудовичъ, въ качествѣ инженера, состоящаго на службѣ у компаніи, Сергѣй Николаевичъ, проводивъ остальную публику, попросилъ Гудовича остаться па нѣсколько минутъ.

— Мнѣ нужно поговорить съ вами.

Гудовичъ отвѣсилъ одинъ изъ тѣхъ галантныхъ поклоновъ, на которые онъ былъ такой мастеръ.

— Къ услугамъ пана!—Съ Загорскимъ встрѣчался рѣдко: раза два или три, и недоумѣвалъ теперь, что нужно отъ него этому важному аристократу, который такъ рѣзко выдѣляется изъ среды остальныхъ пайщиковъ—грубоватыхъ пріискателей, вродѣ самого Огнева, и плутоватыхъ еврейчиковъ, вродѣ разныхъ Шельмовичей, Шапковичей и тому подобныхъ господъ.

— Прошу въ кабинетъ,—сдѣлалъ Сергѣй Николаевичъ пригласительный жестъ рукою.

Было свѣтло и уютно.

Загорскій вѣжливо подвинулъ кресло и пригласилъ Гудовича присѣсть.

Тотъ съ любопытствомъ окинулъ взглядомъ оригинальную обстановку кабинета.

— Сколько у васъ оружія! Цѣлый арсеналъ,—замѣтилъ онъ, оглядывая стѣны.

— Вы находите? Я, вѣдь, любитель охоты, и обиліе этихъ смертоносныхъ орудій не должно васъ удивлять. Однако перейдемъ къ дѣлу,—круто оборвалъ себя Загорскій.

— Я хочу предложить вамъ выгодное дѣло, которое дастъ несоразмѣримо болѣе, чѣмъ служба въ Компаніи...

— Заранѣе благодарю васъ!—поспѣшилъ поклониться Гудовичъ.— Вы, надѣюсь, понимаете, что вся эта исторія затѣяна только съ цѣлью пожать жатву за счетъ легковѣрной публики, падкой на рекламу и посулы золотыхъ горъ.

Такая откровенность Загорскаго удивила и поставила въ тупикъ осторожнаго Станислава Андреевича.

Онъ пожалъ плечами и неопредѣленно улыбнулся.

— Панъ навѣрное шутитъ...

— Полно вамъ дурака валять, — рѣзко перебилъ его хозяинъ, нетерпѣливо барабаня пальцами по сголу,—мы съ вами хорошо понимаемъ другъ друга. Приглашаю васъ быть откровеннымъ

Гудовичъ на этотъ разъ промолчалъ.

— Я самъ начинаю разочаровываться въ этомъ дѣлѣ. Путнаго тутъ ничего не выйдетъ.

— Но у пана затраченъ капиталъ на это дѣло?—осторожно освѣдомился Гудовичъ.

— Не такъ иного... Во всякомъ случаѣ надо постараться наверстать на другомъ.

Мы съ вами, господинъ Гудовичъ, мало встрѣчались, но я имѣлъ возможность наблюдать за вами издали, такъ сказать... Мнѣ кажется, я не ошибся, считая васъ за человѣка, чуждаго глупымъ мѣщанскимъ предразсудкамъ, человѣка, который отлично усвоилъ жизненную аксіому.—Деньги—всё!

Загорскій остановился, небрежно стряхнулъ пепелъ папиросы и продолжалъ лѣнивымъ скучающимъ тономъ.

— То, что я хочу предложить вамъ, не имѣетъ риска и даже не требуетъ затраты денегъ съ вашей стороны... Въ умѣніи-же вашемъ повести дѣто должнымъ образомъ я не сомнѣваюсь.

— Вы страшно заинтересовали меня. Какое-же дѣло имѣетъ предложить мнѣ панъ?

Загорскій съ наслажденіемъ затянулся дорогой папиросой и спокойно отвѣтилъ.

— Открыть игорный домъ.

— Панъ шутитъ?

—  Ничуть...

Гудовичъ впился глазами въ безстрастное, по обыкновенію тщательно выбритое, лицо Загорскаго и старался прочесть на немъ правду.

— Тайный игорный домъ, куда будутъ собираться только наши хорошіе знакомые, люди съ деньгами и положеніемъ въ обществѣ. Короче говоря—чистая публика. Предпріятіе это дастъ намъ немного немало, а процентиковъ триста чистаго дохода.

Убѣдившись, наконецъ, что Загорскій говоритъ совершенно серьёзно, и конечно обрадовавшись такому предложенію, Станиславъ Андреевичъ поддакнулъ собесѣднику:

— О, панъ говоритъ правду: дѣло это очень выгодно! Но только очень много хлопотъ требуетъ и нужны деньги...

— Значитъ, вы принципіально согласны на мое предложеніе. Въ такомъ случаѣ давайте вашу руку. Вотъ такъ...

Оснуемъ съ вами „Общество обиранія дураковъ “! Дѣло выгодное!

(Продолженіе слѣдуетъ).

ГЛАВА XXI. „Рыцари зеленаго поля".

Въ передней рѣзко задребезжалъ электрическій звонокъ. Семенъ бросился отворять. Ранній посѣтитель былъ самъ: Загорскій. Не снимая шубы, онъ прошелъ въ гостиную, на порогѣ которой его встрѣтилъ Гудовичъ.

— Никого еще нѣтъ?

— Рано для появленія гостей. Назначено въ 8 часовъ,—отвѣтилъ Станиславъ Андреевичъ, смотря на своего патрона съ легкихъ оттѣнкомъ подобострастія.

Загорскій передалъ ему небольшой свертокъ.

— Вотъ здѣсь четыре игры картъ, забандероленныхъ какъ слѣдуетъ... Ихъ вы и распорядитесь подать. Сегодня вы должны проигрывать. Понимаете?—миогозначительно подчеркнулъ Загорскій.

— Но, вѣдь, мы будемъ играть въ макао,—удивился Гудовичъ.

— Это ничего не значитъ... Ваша роль будетъ такова: закладываю я, напримѣръ, банкъ. Когда очередь дойдетъ до васъ, я предложу вамъ карту. Вы должны брать себѣ лишь немного, а остальное оставлять другимъ игрокамъ.

Ну, и про атомъ намѣренно портить игру.

— Ахъ, вы про это! такой премъ мнѣ извѣстенъ... Если, напримѣръ, у меня будетъ первая карта тройка, то я прикупаю еще, чтобы получилась какая-нибудь мелочь.

— Да! разумѣется,  это простой пріемъ. Вамъ, можетъ быть, нужны деньги ?

Станиславъ Андреевичъ нѣсколько замялся. Дѣло въ томъ, что у него оставалось еще нѣсколько десятковъ рублей изъ суммы, данной ему Загорскимъ на окончательное устройство квартиры, но тѣмъ не менѣе Гудовичъ рѣшилъ не упустить случай еще нѣсколько перехватить денегъ, а поэтому отвѣтилъ дѣланно-безпечнымъ тономъ:,

— Э, не знаю, право... можетъ быть, понадобятся.

— Въ такомъ случаѣ возьмите. Загорскій подалъ ему нѣсколько бумажекъ.

— Здѣсь сто рублей... мнѣ кажется вамъ не нужно повторять тѣ условія, на которыхъ мы будемъ работать. Объ этомъ мы уже говорили съ вами. Вамъ четвертая часть барыша.

— Ну, конечно, зачѣмъ повторятъ! Въ моихъ собственныхъ интересахъ быть добросовѣстнымъ компаньономъ пана...

— Я ухожу, послѣ я буду у васъ; можете начать игру безъ меня.

Проводивъ Загорскаго, Станиславъ Андреевичъ посмотрѣлъ на часы и покачалъ головой.

— Четверть девятаго, а никого еще нѣть, странно! Огневъ хотѣлъ пріѣхать къ восьми часамъ, развѣ его задержало что-нибудь?

Расхаживая по ярко освѣщеннымъ комнатамъ своей квартиры, посматривая на столъ съ закусками и винами и на другой ломберный, на которомъ были разложены запечатанныя колоды картъ, Гудовичъ чувствовалъ себя какъ полководецъ наканунѣ рѣшительнаго сраженія. Отнынѣ начиналась новая эпоха въ его жизни. Мечты о возможности обирать довѣрчивую сибирскую публику претворялись въ дѣло.

— Посмотримъ, что-то будетъ... На Загорскаго, впрочемъ, положиться можно, человѣкъ прекрасно знакомъ съ мѣстными условіями и обществомъ. Безъ увѣренности въ успѣхѣ не сталъ же бы онъ затрачивать деньги!? Обстановка квартиры вскочила, вѣдь, въ копеечку.

Размышленія Гудовича были прерваны звонкомъ въ прихожей.

Пріѣхалъ Огневъ вкупѣ съ Раменскимъ и Шанкевичемъ. Послѣдній по своему обыкновенію былъ въ поддевкѣ и высокихъ сапогахъ. По борту поддевки болталась массивная цѣпь, толщина которой заставляла предполагать о близкомъ родствѣ ея съ самоварнымъ золотомъ. Петръ Васильевичъ Огневъ былъ облаченъ въ сюртукъ и манишку. Въ видахъ истины мы должны замѣтить, что этотъ парадный костюмъ былъ одѣтъ имъ не столько съ цѣлью оказать вниманіе къ своему помощнику, справлявшему новоселье, сколько изъ боязни уронить престижъ директора-распорядителя. Раменскій былъ какъ и всегда изысканно одѣтъ, сухо вѣжливъ и невозмутимо хладнокровенъ. Вновь прибывшіе обмѣнялись крѣпкими рукопожатіями съ хозяиномъ и сказали нѣсколько обычныхъ въ такихъ случаяхъ фразъ.

Вечеръ долженъ былъ начаться съ чаепитія. Семенъ хлопоталъ на кухнѣ около самовара. Въ ожиданіи чая Гудовичъ предложилъ гостямъ осмотрѣть квартиру. Гостиная была оклеена обоями какого-то неопредѣленнаго цвѣта, которые, по увѣренію приказчика, руководившаго обстановкой квартиры, какъ нельзя лучше шли къ мебели въ стилѣ ренессансъ. Говоря правду, этотъ стиль ренессансъ въ вольномъ толкованіи владѣльца мебельнаго магазина сильно отдавалъ издѣліями Апраксина рынка. Столовая была отдѣлана подъ дубъ. На лицо былъ традиціонный буфетный шкафъ, широкій столъ съ дюжиной вѣнскихъ стульевъ и тарелки изъ папье-маше, изображающія дичь и фрукты на стѣнахъ. На-право изъ столовой дверь вела въ спальню Гудовича, а на-лѣво была еще одна комната, въ которой пока, кромѣ умывальника и кушетки, нечего не было. Квартирка понравилась.

— Во сколько сотенныхъ вамъ это удовольствіе влетѣло?—полюбопытствовалъ Огневъ послѣ осмотра квартиры.

— Рублей въ пятьсотъ, кажется,—съ небрежностью, бьющей на эффектъ, отвѣтилъ Станиславъ Андреевичъ. Шанкевичь, вернувшись въ гостиную, развалился на диванѣ и снисходительно процѣдилъ:

— Обстановка недурна, и вообще очень удобно для холостой квартиры, а у меня, когда я жилъ въ Москвѣ, была подобная же квартира съ водопроводомъ и электрическимъ освѣщеніемъ,.. Сто рублей въ мѣсяцъ... Немножко дорогая, за то въ самомъ центрѣ города, въ двухъ шагахъ отъ Тверской.
Раменскій саркастически улыбнулся, но промолчалъ. Ему было хорошо извѣстно, что Шанкевичъ, живя въ Москвѣ въ поискахъ покупателей на свои заявки, ютился въ грязныхъ номерахъ не дороже рубля въ сутки.

— Вы не повѣрите, господа, какъ долго я искалъ квартиру, прежде чѣмъ нашелъ ату. Здѣсь въ Томскѣ квартирный вопросъ одинъ изъ самыхъ больныхъ вопросовъ,. разсказывалъ Гудовичъ, нетерпѣливо посматривая на дверь, откуда долженъ былъ появиться Семенъ съ принадлежностями чаепитія.

— Лѣтомъ гораздо удобнѣе и легче искать квартиру, вставилъ Раменскій.

—А какъ же вы, Станиславъ Андреевичъ, за собой эту квартиру держать будете, ежели вамъ придется на пріискъ поѣхать или такъ куда по дѣламъ? спросилъ Огневъ.

— Но, вѣдь, я полагаю—мои отлучки не будутъ продолжительны...

— Да какъ сказать, недѣли двѣ—три, самое большее мѣсяцъ. Къ слову сказать, мы, говоря мы, я разумѣю себя и остальныхъ пайщиковъ, хочемъ васъ послать снять планъ зимней развѣдки, которая идетъ у насъ по Тубылу.

Шанкевичъ пріосанился и важно подтвердилъ:

— Да, мы намѣрены послать васъ. Необходимо имѣть самый детальнѣй планъ площади. Это можетъ быть выполнено лишь человѣкомъ съ техническимъ образованіемъ.

Для читателя, можетъ быть, покажется страннымъ, если мы скажемъ, что и Шанкевичъ былъ пайщикомъ Сибирско-Британской компаніи. Выше мы говорили, что этотъ ловкій пройдоха и искусный враль ничѣмъ, кромѣ необыкновеннаго умѣнія дѣлать долги да двухъ—трехъ пустыхъ заявокъ, не обладалъ. И тѣмъ не менѣе онъ былъ пайщикомъ. Сдѣлано это было очень просто. Шанкевичъ оцѣнилъ свои заявки въ пять тысячъ рублей. Огневъ записалъ эти заявки въ реестрѣ владѣній компаніи и выдалъ Шанкевичу за нихъ десять акцій. Ни та, ни другая сторона при этой сдѣлкѣ не потеряла: заявки стоили грошъ, а акціи и того меньше — онѣ совсѣмъ не котировались на биржѣ...

Былъ поданъ чай.

— Съ ромомъ, господа, рекомендую вамъ! Самый заграничный—лучше чего быть не можетъ,—объѣздилъ всѣ магазины и насилу нашёлъ, суетился около стола Гудовичъ, угощая гостей.

— Да, съ ромкомъ-то не дурно хлебнуть, особливо ежели съ холоду, съ наслажденіемъ крякнулъ Огневъ, отнявъ добрую половину стакана.

— Я вотъ про себя скажу,—продолжалъ онъ,—въ тайгѣ ромъ—первое дѣло. Ежели я на лыжахъ куда иду, или такъ на охоту, безпремѣнно ромъ съ собой беру... фляжечка у мена есть такая походная, сороковки двѣ войдетъ. И отъ всѣхъ недуговъ, братецъ ты мой, первое средство, и отъ лихорадки, и отъ ломоты въ костяхъ... одно слово—и лекарь и аптекарь въ карманѣ!

Пользуясь тѣмъ, что всѣ остальные молчатъ. Огневъ готовъ былъ продолжить свои диѳирамбы рому, но въ это время раздался звонокъ, и появился Семенъ съ торжественнымъ докладомъ:

— Господинъ Дубининъ васъ желаютъ видѣть,—усмѣхнулся онъ.

— Проси, проси! Что это за церемоніи, отчего онъ не шелъ прямо?

— Не знаю-съ отвѣтилъ Семенъ. Я было предлагалъ имъ пожаловать — не идутъ— безъ доклада, говорятъ, никакъ невозможно.

Присутствующіе обмѣнялись между собой быстрымъ взглядомъ, въ которомъ сквозила насмѣшка.

— Чуденъ больно этотъ Дубининъ, — прохрипѣлъ Огневъ,—продувая мундштукъ.

— Простите господа, я пойду встрѣчу гостя,—извинился Гудовичъ,— оставляя гостиную.

Онъ вернулся, ведя подъ руку Дубинина, который хранилъ важное и напыщенное молчаніе...

(Продолженіе слѣдуетъ).

Не-Крестовскій.

ГЛАВА XXIII „Живая приманка".

Тайный игорный домъ, основанный Загорскимъ, продолжалъ свою дѣятельность съ одинаковымъ успѣхомъ въ теченіе всего зимняго сезона, предшествующаго святкамъ.
За это время не одинъ томскій купеческій сынокъ изъ числа любителей попытать счастья на зеленомъ полѣ принесъ посильную дань нашимъ предпринимателямъ.
Въ особенности жестоко поплатился Вишниковъ.
За какихъ—нибудь полтора—два мѣсяца онъ проигралъ около пятнадцати тысячъ рублей.
Шварцъ потиралъ только руки, отъ такого проигрыша ему была двойная выгода: и установленный куртажъ получалъ съ ростовщиковъ, у которыхъ его юный протеже учитывалъ векселя, и свою долю въ шулерскомъ дуванѣ имѣлъ. Огневъ тоже попался изрядно.
Короче сказать, всѣ постоянные и случайные посѣтители гостепріимной квартиры Гудовича, всѣ они поплатились за свою любовь къ картамъ. Загорскій не довольствовался уже тѣмъ способомъ, который онъ примѣнялъ въ первые вечера, а прибѣгалъ и къ „накладкѣ".
Поясняемъ нашимъ читателямъ, что „накладкой“ называется колода картъ, спеціально подобранныхъ и употребляемыхъ банкометомъ, когда онъ хочетъ бить навѣрняка шесть или семь картъ подрядъ.
Карты для „накладки“ складываются такимъ образомъ, что непосвященный въ дѣло будетъ только удивляться необыкновенному счастью банкомета, а отнести это къ шулерскому пріему не догадается.

„Накладокъ“ различаютъ двѣ: „марьяжная“ и „затяжная“. Первая употребляется рѣдко и только развѣ среди пьяной или ужъ черезчуръ неопытной публики, такъ какъ рядъ восьмерокъ или девятокъ—выигрывающихъ картъ подрядъ, невольно обращаетъ на себя вниманіе.
Вторая же „затяжная накладка“—излюбленный пріемъ наиболѣе искусныхъ шулеровъ, составляется такъ, что восьмерки и девятки въ ней совершенно отсутствуютъ, а въ выигрышѣ банкометъ остается благодаря хитроумной комбинаціи въ расположеніи картъ, данныхъ своему партнеру.
Напримѣръ, первую карту себѣ банкометъ беретъ шестерку, останавливается на ней, тогда какъ понтирующій, получивъ первой картой тройку, второй—семерку и, слѣдовательно, обладая „жиромъ“, покупаетъ третью карту пятерку и проигрываетъ.

Ниже мы еще вернемся къ болѣе детальному описанію подобныхъ пріемовъ, а теперь разскажемъ слѣдующую сцену, имѣвшую мѣсто въ одинъ изъ зимнихъ вечеровъ въ квартирѣ Гудовича.
На сегодня игры не предполагалось, поэтому глава игорнаго дома въ сообществѣ своихъ ближайшихъ сотрудниковъ благодушествовалъ за вечернемъ кофе и ликерами. На безоблачномъ горизонтѣ ихъ существованія появилось нѣчто, грозящее скверными послѣдствіями для дѣла. Это было—отсутствіе игроковъ.
Публика, основательно уже общипанная, не представляла въ будущемъ благодарнаго матеріала для шулерскихъ операцій. Ни очаровательная любезность Загорскаго, ни остроумные разсказы Гудовича о своихъ похожденіяхъ бывшихъ и небывшихъ, ни семирублевый коньякъ, не могли уже привлекать гостей, умудренныхъ горькимъ опытомъ проигрыша. Нужно было придумать что-нибудь новое. Объ этомъ и шла рѣчь въ описываемый нами вечерь.

— Нѣтъ, господа, что ни говорите, а безъ женщины намъ не обойтись,— задумчиво произнесъ Загорскій,—затягиваясь папиросой.

— To-есть, какъ это безъ женщины?— недоумѣвающе посмотрѣли на него Шварцъ и Гудовичъ.

— Очень просто. Для того, чтобы холостая квартира Станислава Андреевича вновь пріобрѣла интересъ въ глазахъ на-
шихъ взбунтовавшихся вассаловъ, необходима живая приманка...

— Блестящая мысль! подобострастно согласился Шварцъ.—Только въ свѣтлой головѣ нашего патрона могутъ рождаться подобныя мысли. Я заранѣе представляю себѣ, какой эффектъ произведетъ появленіе хорошенькой женщины въ царствѣ картъ и бутылокъ... Но для этого, достоувожаемый Станиславы Андреевичъ долженъ жениться.

— Чортъ меня побери, если я откажусь отъ этого, но только вы, Шварцъ, должны мнѣ найти богатую невѣсту,—весело отвѣтилъ Гудовичъ,—выливая рюмку ароматнаго ликера въ черный дымящійся кофе.

— Друзья мои, найти богатую невѣсту въ наше время не такъ-то легко. Если бъ мы стали ждать, пока вы, Шварцъ, исполните эту комиссію, то пришлось бы закрыть лавочку за отсутствіемъ покупателей.

Говоря это, Загорскій невольно нахмурилъ брови. Его богатая невѣста, за которой онъ ухаживалъ уже два года и милліонное приданое которой такъ улыбалось ему, все еще не рѣшалась сдѣлаться его женой. Такое непонятное упрямство бѣсило Загорскаго и разстраивало всѣ его планы...

— Позвольте, господа, для того, чтобы имѣть женщину, совсѣмъ не нужно жениться... И если говорить серьезно, то законная жена для той роли, которую она должна играть въ нашемъ дѣлѣ, совсѣмъ не такъ пригодна, какъ, напримѣръ, племянница или сестра...

— Хе, хе, хе! Это недурно сказано. Что можетъ быть лучше этакой сестрёночки лѣтъ шестнадцати въ полукоротенькомъ платьицѣ,—потеръ руки Шварцъ.

— Я говорю совершенно серьезно.

Женщина нужна, и лучше, если она будетъ играть роль сестры Станислава Андреевича.

— Насколько я понимаю васъ,—обратился къ Загорскому Гудовичъ,—эта „сестра“ должна быть вполнѣ живой приманкой. Она должна быть красива, нѣсколько даже образована и... не очень спѣсива.

— Совершенно вѣрно, вы правильно поняли мою мысль.

— Въ такомъ случаѣ я берусь вамъ устроить это дѣло. На моей родинѣ, въ въ западномъ краю есть одна дѣвушка, которая можетъ быть для насъ очень полезной. Съ вашего согласія я выпишу ее сюда въ Томскъ.

— Вы очень обяжете меня. Стоимость проѣзда и всѣ расходы я возмѣщу. Этой дѣвицѣ мы будемъ отчислять извѣстный процентъ какъ нашей сотрудницѣ...

— Результатомъ такихъ переговоровъ было письмо, которое Гудовичъ отправилъ по адресу: „Варшава. Маршалковская, 74, Кондитерская Дробенскаго. Паннѣ Ядвигѣ Сандорской.“

Вотъ что писалъ въ этомъ письмѣ Гудовичъ:

„Милая Ядвига! Я знаю ты очень скучаешь, по цѣлымъ днямъ разливая своими маленькими ручками шоколадъ и кофе и получая за это жалкіе пятнадцать рублей со своимъ столомъ. А я для тебя нашелъ хорошее дѣло.

Ты, вѣроятно, уже знаешь отъ своихъ стариковъ, (я имъ писалъ недавно) что я въ Томскѣ имѣю хорошую службу въ Сибирско-Британской золотопромышленной компаніи... 
Такая знаешь, Ядвигочка, компанія, гдѣ добываютъ золото и очень много золота, такъ что теперь твой Стасъ не нуждается уже въ гривенникѣ на кружку пива, а имѣетъ собственную квартиру, цѣлый домъ, и лакея...
Но мнѣ нужна кастелянша (считать мое бѣлье, варить прекрасный варшавскій кофе и улыбаться своими пухленькими губками моимъ добрымъ пріятелямъ). Думается мнѣ, что ты какъ нельзя лучше будешь исполнятъ эту обязанность. У тебя будетъ отдѣльная комната и все готовое и рублей съ 50 въ мѣсяцъ жалованья. Но это еще не все.
Здѣсь въ Сибири ты, моя очаровательная кузина, можешь составить себѣ прекрасную партію. Мы выдадимъ тебя за какого-нибудь богатенькаго старичка, у котораго золотые рудники и молодой красивый управляющій...
Но шутки въ сторону. Обдумай серьезно мое предложеніе и немедленно телеграфируй отвѣтъ.
Я переведу тебѣ денегъ на дорогу и на покупку необходимыхъ туалетовъ. Въ Варшавѣ у васъ они гораздо дешевле, чѣмъ здѣсь въ Томскѣ“.

Далѣе слѣдовала подпись и временный адресъ Гудовича. Вскорѣ онъ получилъ телеграфный отвѣтъ: „Я согласна. Жду денегъ. Ядвига“.

(Продолженіе слѣдуетъ).

Не Крестовскій.

ГЛАВА XXV. "5000 рублей за любовь".

Послѣ пріѣзда панны Ядвиги фонды игорнаго дома значительно поднялись.

Появленіе очаровательной молодой женщины среди рыцарей грубаго разсчета, царящаго подъ этой кровлей, произвело то выгодное впечатлѣніе, къ которому стремился Загорскій.

Первой изъ жертвъ современной Фрины былъ, какъ и слѣдовало ожидать, молодой Вишниковъ.

Нѣжные томные глаза молодой польки, ея молодой голосокъ, такъ очаровательно напѣвающій пѣсни варшавскихъ кофеенъ, все это было неотразимымъ очарованіемъ для грубаго сына сибирскихъ мятелей и сибирскаго quasi прогресса.

Для того, чтобы болѣе рельефно показать нашимъ читателямъ, какъ сильно было обаяніе панны Ядвиги, введемъ нашего читателя въ гостиную квартиры Гудовича, полутёмную отъ наступающихъ зимнихъ сумерекъ.

Панна Ядвига сидѣла на мягкомъ турецкомъ канапе, сложивъ подъ себя свои маленькія миніатюрныя ножки, одѣтыя въ черныя ажурныя чулочки.

Вишниковъ заѣхалъ совершенно случайно: онъ ѣхалъ на ипподромъ, чтобы лично понаблюдать за тренировкой своего рысака.

Гостепріимныя квартира Гудовича была какъ разъ на пути къ ипподрому, и Вишниковъ въ своихъ постоянныхъ посѣщеніяхъ конюшни былъ не менѣе постояннымъ посѣтителемъ Гудовича.

Онъ часто привозилъ съ собой конфекты, предназначенныя для панны Ядвиги, и не рѣже того бутылки съ хорошимъ коньякомъ, долженствующимъ развеселить какъ самого щедраго амфитріона, такъ и его товарищей.

Въ описываемый нами вечеръ Вишниковъ, проѣзжая на ипподромъ, заѣхалъ къ Гудовичу, подчиняясь отчасти привычкѣ, отчасти непонятному магнетическому вліянію голубыхъ глазокъ, которые даже и его грубую, привыкшую къ азарту душу, заставляли мечтать о чемъ-то чистомъ и хорошемъ.

— Вы скучаете, панъ Викулъ, какъ я вижу, — протянула хорошенькая полька— лѣниво потягиваясь своимъ молодымъ горячимъ тѣломъ въ сторону отъ своего собесѣдника.

Вишниковъ только что оставилъ одну небольшую, но честную компанію, провожавшую свои досуги въ отдѣльномъ кабинетѣ од-
ной изъ первоклассныхъ гостинницъ города.

Въ головѣ его шумѣло отъ выпитаго вина и отъ опьяняющей близости красиваго женскаго тѣла.

— Грѣхъ говорить вамъ, Ядвига Казиміровна, что я скучаю: въ обществѣ вашемъ каждая минута, какъ бы все равно, золотыми буквами записана на душѣ у меня.

Онъ сдѣлалъ слабую попытку обнять станъ, соблазнительно гибкій станъ панны Ядвиги.

— У пана Викула шаловливыя руки! улыбнулась она, кокетливо оправляя свою прическу, смятую грубимъ прикосновеніемъ Вишникова.

— Эхъ, Ядвига Казиміровна, выворотите мое сердце наизнанку, што тамъ написано, скажите!?

Его полупьяные глаза неподвижно остановились па маленькихъ ножкахъ панны.

Ухаживанье молодого сына милліонера пріятно щекотало самолюбіе бывшей приказчицы кофейныхъ. Изъ обширнаго круга поклонниковъ, окружающихъ ее, она обращала серьезное вниманіе только на одного Вишникова.

— Если хочешь продать себя, такъ продай выгоднѣе, не разъ говорилъ ей кузенъ.

Наиболѣе выгоднымъ покупателемъ являлся Вишниковъ; поэтому наша прекрасная героиня отдавала ему особое предпочтеніе.
— Панъ Викулъ смѣется надъ бѣдной дѣвушкой... Онъ не думаетъ того, что говоритъ...

Красивый изгибъ стана и волнующаяся пышная грудь дѣвушки сулили много наслажденій тому, кто первымъ будетъ обладать ими.

Что то сильное и жгучее ударило волной на ослабѣвшаго Вишнякова.

— Вотъ, Ядвига Казимирова, ежели мой батюшка въ скоромъ времени представится, вотъ важно ми съ вами погуляемъ!

Легкая ироническая улыбка проскользнула по лицу дѣвушки.

— Что говоритъ, панъ Викулъ! Если бы умеръ его отецъ? Какъ можно говорить такъ...

Настала маленькая пауза... Сумерки сгущались, и контуры женскаго тѣла становились малозамѣтными.

— Отчего вы, панъ Викулъ, тихо заговорила дѣвушка, прикасаясь своей маленькой бѣлой ручкой къ мускулистой рукѣ Вишникова—отчего вы не женаты?

На полупьяномъ, раскраснѣвшемся лицѣ купчика выступило па минуту недоумѣніе, а затѣмъ твердо отчиталась рѣшительность.

— Не желаю-съ! Изъ нашего сословія жены не подобрать съ... Тятенька мой, къ примѣру сказать, въ молодыхъ годахъ женившись... тоже не по душамъ выбралъ... а потому одна канитель-съ.

Голубые глаза молодой варшавянки блеснули задорнымъ огонькомъ.
— У папа Викула богатый отецъ, всѣ дѣвушки въ Томскѣ должны быть отъ него безъ ума... Что значитъ пану прожить тысячу—двѣ рублей... И къ чему пану жениться?!

... Еще разъ молодая выпуклая грудь дѣвушки соблазнительно наклонилась въ сторону своего собесѣдника. И потныя влажныя ладони большой руки Вишникова жадно и трепетно мяли дѣланно безстрастную холодную ручку панны...

— А ежели-бы осчастливить, а? совсѣмъ осоловелымъ взглядомъ уставился Вишниковъ.

Панна Ядвига разсмѣялась холоднымъ сухимъ смѣшкомъ...

— Многаго желаетъ панъ Викулъ... Много-ли денегъ у пана въ бумажникѣ?... Но пустите, вы больно жмете мои руки...

Предпріимчивость молодого купчика была въ пору остановлена холодной разсудительностью польки

— Принцесса моя египетская, скажи, чего ты хочешь? озолочу! Отдалъ бы я тебѣ половину капиталовъ отцовскихъ, да власти нѣтъ... А какъ тебя цѣнить—не знаю...

— Пять тысячъ рублей...—отчеканила дѣвушка, пристально смотря на купчика...

(Продолженіе слѣдуетъ).

Не-Крестовскій.

ГЛАВА XXVII."Въ чаду страсти."

Ровно въ восемь часовъ вечера у воротъ квартиры Гудовича остановились щегольскія савки съ медвѣжьей полостью. Пріѣхалъ Вишниковъ. Онъ самъ правилъ прекрасной рысистой лошадью, не разъ бравшей призы на конскомъ ипподромѣ. У нихъ было условлено съ панной Ядвигой, что онъ Вишниковъ заѣдетъ за ней и пригласитъ её прокатиться, пользуясь хорошѣй санной дорогой.

Оставивъ лошадь на попеченіе дворника, Вишниковъ прошелъ въ квартиру Гудовича. Послѣдняго въ этотъ вечеръ, по словамъ панны Ядвиги, не должно было быть дома. Онъ въ компаніи Загорскаго и другихъ охотниковъ уѣхалъ въ подгородное таежное село на медвѣжью облаву.

Бросивъ на руки расторопнаго Семена свое дорогое скунсовое пальто, молодой купчикъ поспѣшилъ въ гостинную.

Тамъ ужъ его ждали. На встрѣчу ему шла сама хозяйка квартиры очаровательная панна Ядвига во всемъ блескѣ своей красоты.

— Вы аккуратны, панъ Викулъ.—лукаво улыбнулась она,—протягивая свою маленькую изящную ручку.

Вишниковъ взглянулъ на свою собесѣдницу и даже обомлѣлъ отъ восторга.

— Панночка, царица моя! Красота неописуемая! пробормоталъ онъ, жадно впиваясь въ протянутую ручку.

Такой галантности, присущей польской націи, научила его панна Ядвига.

Она была хороша сегодня, какъ никогда.

Стройное молодое тѣло дѣвушки, обвитое чернымъ шелкомъ, походило на черный мраморъ, вышедшій изъ-подъ рѣзца великаго художника. Это черное, скромное и вмѣстѣ съ тѣмъ изящное платьо—лучшая модель аристократической мастерской Варшавы—было отдѣлано нѣжно-голубымъ гипюромъ.
И эта голубая отдѣлка походила на море незабудокъ, изъ котораго бѣлѣла дѣвственная грудь дѣвушки. Шея гибкая и гордая въ своихъ царственныхъ поворотахъ была перехвачена черной бархатной ленточкой съ золотымъ медальономъ. Пышные золотые волосы панны Ядвиги были собраны въ модную прическу, также украшенную чернымъ бархатнымъ бантомъ. И вся она соблазнительно прекрасная, съ высокой ровной и спокойно дышащей грудью, съ нѣжнымъ румянцемъ лица, съ томнымъ и загадочнымъ выраженіемъ голубыхъ глазъ,—была похожа на молодую новобрачную, ещё не извѣдавшую сладкихъ чаръ любви, но уже предвидящую ихъ и рвущуюся къ нимъ.

Я сдержалъ свое слово, теперь за вами дѣло,—восторженно прошепталъ Bишниковъ,—любуясь красотой дѣвушки.

Она посмотрѣла куда то въ сторону и дѣланно —наивио спросила:

— А деньги?

— Вотъ онѣ, королевна моя! Полностью всѣ пять тыщъ рублевъ. Изволь пересчитать.

И Вишниковъ, дрожащими руками разстегнувъ бортъ своего сюртука, вынулъ конвертъ съ приготовленными деньгами.

Панна Ядвига густо покраснѣла и, всё ещё смотря въ сторону, наклонилась къ Вишникову и, на мгновеніе прижавшись къ ному всѣмъ своимъ горячимъ соблазнительнымъ тѣломъ, застѣнчиво прошептала:

— Дай...

Эта мгновенная близость любимой дѣвушки и это ласковое интимное обращеніе на ты совсѣмъ отняли разсудокъ у бѣднаго парня. Онъ не замѣтилъ, какъ пакетикъ съ деньгами перешелъ въ руки польки.
Огненный поцѣлуй обжегъ ему щеку. Зашуршали шелковыя юбки, и панна, какъ вспугнутая птичка, бросилась изъ гостинной.

Вишниковъ сдѣлалъ движеніе впередъ.

— Иду одѣваться и сейчасъ мы ѣдемъ, —бросила ему панна Ядвига,—скрываясь въ свою комнату.

Затѣмъ  до слуха Вишникова донесся металлическій звукъ щелкнувшаго замка: панна Ядвига прятала въ шифоньерку свою добычу.

Черезъ нѣсколько минутъ она вышла въ гостинную къ ожидавшему ее Викулу Семеновичу, уже готовая ѣхать кататься. Семенъ молча съ безстрастнымъ видомъ проводилъ свою госпожу и ея поклонника. Замеревъ за ними дверь, онъ иронически улыбнулся...
Быстро мчалъ кровный рысакъ, управляемый искусными руками Вишникова, маленькія легонькія саночки. Панна Ядвига прятала свое лицо въ муфту и прижималась къ своему спутнику.
Часто и сильно стучалъ снѣгъ, взрываемый копытами рысака о переднюю грядку санокъ.
И мчались на встрѣчу нашей счастливой парочкѣ вереницы огоньковъ вдоль улицъ, и плылъ въ вышинѣ неба мутный серпъ луны.

Наконецъ, санки, остановились у подъѣзда N—скихъ номеровъ. Едва успѣлъ затрещать властный звонокъ Викула Семеновича, какъ парадная дверь, ведущая подъ эту гостепріимную кровлю, была широко раскрыта предъ богатымъ и уважаемымъ посѣтителемъ. Въ коридорѣ, ярко освѣщенномъ по случаю пріѣзда такого почётнаго гостя, какъ Вишниковъ, толпились двѣ горничныя, самъ хозяинъ номеровъ и какой-то мальчишка въ бѣломъ поварскомъ колпакѣ.

— Все готово, Ипатычъ? строгимъ тономъ вопросилъ Вишниковъ.

— Помилуйте-съ, Викулъ Семеновичъ, все въ лучшемъ видѣ приготовлено. Пожалуйте-съ, вашъ любимый номерокъ угловой-съ. Довольны останетесь-съ.

Панна Ядвига, защитивъ свое лицо отъ взоровъ любопытныхъ густой вуалью, быстро прошла по коридору слѣдомъ за Вишниковымъ. Хозяинъ номеровъ, съ выраженіемъ расторопной угодливости на своемъ мелкомъ изношенномъ лицѣ, распахнулъ предъ Вишниковымъ дверь углового номера.

— Чего прикажите, Викулъ Семеновичъ?

— Скажи ребятамъ, чтобы лошадь въ конюшню убрали, да попоной пусть закроютъ, тамъ у меня въ санкахъ лежитъ...

Войдя въ поморъ, Вишниковъ помогъ своей спутницѣ раздѣться.

На столѣ, покрытомъ бѣлой скатертью, уже были разставлены въ красивомъ порядкѣ разнообразныя холодныя закуски и стояла ваза съ фруктами. Къ электрической лампочкѣ посреди потолка былъ прикрѣпленъ цвѣтной, бумажный абажуръ, и отъ этого комната тонула въ мягкомъ розовомъ полусвѣтѣ...

— Здѣсь очень мило! — воскликнула панна Ядвига, осмотрѣвъ номеръ. Она подошла къ зеркалу и; оправляя прическу, продолжала:

— Ахъ, панъ Викулъ, я такъ боюсь... мнѣ такъ непривычно все это. Какъ я могла только рѣшиться на подобный шагъ.
... Молодой купчикъ восхищенно смотрѣлъ на очаровательную польку и, предвкушая сладость побѣды, купленной такой дорогой цѣной, не зналъ съ чего ему начать.

Было подано замороженное шампанское, и золотистая влага заискрилась въ бокалахъ.

— За ваше здоровье, моя царица!— поклонился Вишниковъ. Эту галантную фразу онъ часто слыхалъ отъ своего руководителя по морю житейскому—отъ Шварца.

Панна Ядвига блеснула своими жемчужными зубками и весело возразила:

— Боюсь, что этотъ вечеръ неблагопріятно отзовется на моемъ здоровьѣ.

Она сдѣлала нѣсколько глотковъ и отставила бокалъ. Вишниковъ подвинулъ свой стулъ поближе и, прикоснувшись къ бѣлой пухлой ручкѣ собесѣдницы, укоризненно покачалъ головой.

— Што это вы, Ядвига Казиміровна? Нешто это порядокъ? Али моимъ угощеніемъ брезгуете? Выкушайте-съ все, съ морозу-то оно полезно.

Молодая дѣвушка принуждена была повиноваться. Осушивъ бокалъ, панна Ядвига обратила свое вниманіе на вазу съ фруктами и стала чистить апельсинъ.

Вишниковъ не терялъ даромъ времени и, подкрѣпивъ себя двумя—тремя бокалами шампанскаго, приступилъ къ рѣшительнымъ дѣйствіямъ. Аттака была поведена имъ довольно неискусно: дѣлая попытку обнять панну Ядвигу, онъ нечаянно уронилъ ея недопитый бокалъ. Вино разлилось по скатерти и нѣсколько капелекъ попало на платье дѣвушки. Этимъ обстоятельствомъ панна Ядвига не замедлила воспользоваться, чтобы отдалить роковую минуту развязки. Она вскочила со стула и, вынувъ свой надушенный платочекъ, принялась вытирать пятна.

— Ахъ, какой вы неловкій, панъ Викулъ! Вы испортили мнѣ костюмъ, я на васъ сердита,—и она бросила на своего обожателя полу-сердитыи, полу-дразнящій взглядъ, отъ котораго у Викула Семеновича голова пошла кругомъ. Онъ бросился къ дѣвушкѣ и, обхвативъ ее дрожащими руками, страстно прошепталъ:

— Што платье... Десять новыхъ купимъ... Озолочу, полюби только.

Разгорячённое алкоголемъ дыханіе Вишникова обожгло открытую грудь дѣвушки и заставило её брезгливо поморщиться. Между тѣмъ чужія грубыя руки грубо и властно
обняли ея ставъ; горячія влажныя губы опьяненнаго страстью человѣка покрывали ея грудь и лицо жадными поцѣлуями. Дѣвушка, вся измятая отъ этого натиска, чувствуя себя не въ силахъ сопротивляться долѣе, слабо трепетала въ объятіяхъ купившаго ее богача.

— Панъ Викулъ! Ахъ панъ Викулъ... Пустите, вы больно жмете мнѣ плечи. Ну, зачѣмъ же такъ... такъ грубо... Пустите. Пощадите мой дѣвичій стыдъ.

Но Вишниковъ совсѣмъ не былъ расположенъ выпустить свою добычу. Страсть и вино настолько опьянили его, что онъ не понималъ словъ дѣвушки. Увлекая ее къ дивану, онъ тяжело и прерывисто дышалъ, сжигаемый возбужденіемъ. Сопротивленіе дѣвушки озлобили его. Это былъ моментъ наивысшаго напряженія страсти, когда въ человѣкѣ властно и неудержно поднимается животный инстинктъ, когда близость молодого тѣла окончательно заглушаетъ все человѣческое...

Чувствуя себя въ полной безопасности въ этомъ грязномъ притонѣ тайнаго порока, Вишниковъ не церемонился болѣе. Онъ съ такой силой сжалъ руки дѣвушки, что та закричала отъ боли.

—Будетъ тебѣ, что ты кочевряжишься! Деньги брать умѣла... Молчи...

Звать на помощь было безполезно, и дѣвушка понимала это.

(Продолженіе слѣдуетъ).

Не-Крестовскій.

ГЛАВА XXIX. "На блинахъ у Огнева“.

Петръ Васильевичъ Огневъ въ четвергъ на масляной недѣлѣ устраивалъ у себя блины.

Его цѣлью были познакомить мистера Бальфура, недавно пріѣхавшаго въ Томскъ, съ остальными пайщиками Сибирско-Британской компаніи.
Къ двѣнадцати часамъ дня Петръ Васильевичъ въ наглухо застегнутомъ черномъ сюртукѣ, тщательно выбритый и надушенный, вошелъ въ кабинетъ, гдѣ предполагался быть завтракъ.
Два сдвинутые стола сіяли бѣлизной скатерти и салфетокъ.
Столъ былъ накрытъ на пятнадцать приборовъ по числу предполагавшихся гостей. Внушительная батарея бутылокъ и рядъ тарелокъ съ разнообразными закусками свидѣтельствовали о широкомъ гостепріимствѣ Огнева.

Директоръ Сибирско-Британской золотопромышленной компаніи былъ не прочь пустить пыль въ глаза, а тѣмъ болѣе въ исключительномъ случаѣ, какъ чествованіе крупнаго пайщика, представителя англійскихъ капиталовъ.

Не даромъ главный шефъ кухни, французскій кулинаръ, совмѣстно съ самимъ хозяиномъ гостиницы и Петромъ Васильевичемъ цѣлыхъ три часа обсуждали меню завтрака.

Кромѣ блиновъ предполагалась уха изъ аршинныхъ стерлядей, заливной остеръ и многое ещё другое, такъ что завтракъ этотъ по обилію и разнообразію блюдъ могъ бы сравниться съ хорошимъ обѣдомъ. Главное, о чемъ хлопоталъ Огневъ—были вина.

— Ужъ вы, Иванъ Гавриловичъ,—озабоченно говорилъ онъ хозяину гостиницы, насчетъ напитковъ озаботьтесь, потому, какъ сами знаете, гость мой человѣкъ заграничный, англичанинъ, и выпить не дуракъ. Коньякъ поставьте самый наилучшій— англичане его хлещутъ стаканами и толкъ въ нёмъ знаютъ.

Расторопный бывалый шефъ успокоилъ самолюбиваго амфитріона.

— Помилуйте-съ, ужъ не извольте безпокоиться, и блюдо англійской кухни, ежели желаете, поставимъ, опять же и портеръ: всё будетъ, какъ слѣдуетъ. Коньякъ будетъ мартелевскій, девятирублевый, подадимъ ромъ, горячую воду и все, что нужно для грога.

— Ну, ужъ постарайтесь!

Увѣренія шефа, что все будетъ приготовлено на славу, не оказались лживыми. И кухня, и сервировка были подъ стать лучшему столичному ресторану. Огневъ съ заботливымъ видомъ осмотрѣлъ убранство стола, для чего-то даже понюхалъ розовую жирную семгу и одобрительно чмокнулъ губами. Закуски всѣ была самого высокаго качества. Лучшее, что только можно было найти въ гастрономическихъ запасахъ гостиницы—все это красовалось на столѣ.

— Это что такое“?—ткнулъ пальцемъ Огневъ въ одну изъ открытыхъ жестянокъ.

— Это-съ кабачки фаршированные къ водкѣ-съ,—торопливо объяснилъ лакей, взмахивая салфеткой.

Одинъ за однимъ стали собираться гости, приглашенье къ завтраку. Первымъ пришелъ Гудовичь. Явился Загорскій, одѣтый, какъ всегда, съ тѣмъ изысканнымъ вкусомъ, который обличаетъ людей аристократическаго происхожденія.

Пришли Роменскій и Шанкевичъ, послѣдній былъ въ своей неизмѣнной поддевкѣ и пришёлъ уже въ полъ-пьяна; далѣе въ дверь кабинета просунулась нелѣпая фигура Дубинина, явившагося во фракѣ и перчаткахъ, что было, по его мнѣнію, необходимо для участія въ торжественномъ завтракѣ съ англійскимъ милліонеромъ. Вмѣсто обычныхъ орденовъ, фракъ Дубинина былъ украшенъ какой-то фантастической розеткой ярко зеленаго цвѣта.

Войдя въ кабинетъ, онъ широко разставилъ ноги и, не смотря ни на кото, процѣдилъ сквозь зубы:

— Э—Э... надѣюсь я не опоздалъ?

Его поза была настолько смѣшна, что присутствующіе не удержались отъ улыбокъ. Шанкевичъ, бывшій, какъ мы уже говорили, нѣсколько на-веселѣ, оказался экспансивнѣе другихъ и громко разсмѣялся, поднимаясь на встрѣчу Дубинину.

— Что это вы, сударь мой, англійскаго лорда изъ себя корчите? а? ну и шутъ гороховый—фракъ на себя напялилъ! въ перчатки вырядился! а это что такое?—и Шанкевичъ безцеремонно ткнулъ пальцемъ въ таинственную розетку.

Дубининъ презрительно скосилъ на него глаза и, продвигаясь впередъ, рѣзко и съ достоинствомъ отчеканилъ:

— Вы, господинъ Шанкевичъ, забываться изволите и понапрасну тычите пальцами. Фракъ, ежели вы желаете знать, въ свѣтскомъ обществѣ принятъ, а посему нѣтъ ничего удивительнаго, что я являюсь въ свѣтскомъ костюмѣ съ цѣлью быть достойнымъ собравшагося здѣсь общества и нашего англійскаго сокомпаньона.

Огневъ, какъ любящій хозяинъ, поспѣшилъ замять непріятный разговоръ и, отвѣчая на крѣпкое на англійскій манеръ рукопожатіе Дубинина, вставилъ:

— А что-то долгонько, однако, нѣтъ нашего мистера Бальфура. Сейчасъ уже четверть перваго. Я предложилъ бы, господа, гостямъ выпить, пока что, по рюмочкѣ.

Загорскій отозвалъ въ сторону Петра Васильевича и вполголоса замѣтилъ ему:

— Неудобно, дорогой мой. Нужно подождать англичанина, чертъ его знаетъ— еще обидится пожалуй.
Надо пояснить нашимъ читателямъ, что Сергѣй Николаевичъ Загорскій ко дню описываемаго нами завтрака былъ уже довольно крупнымъ пайщикомъ Сибирско-Британской компаніи и принималъ самое живѣйшее участіе въ ея дѣлахъ, являясь правой рукою и помощникомъ самого Огнева.

Послѣдній же, отдавая должное недюжинному уму и дѣловой предпріимчивости Загорскаго, соединеннымъ со свѣтскимъ тактомъ и умѣніемъ подчинять себѣ людей, охотно слушался его совѣтовъ и почти всегда соглашался съ нимъ. Такъ было и на этотъ разъ.

— А что-жъ, господа, безъ знаменитаго гостя, въ честь котораго я, какъ директоръ, распорядитель нашей компаніи, устраиваю завтракъ, начинать, пожалуй, и неудобно.

— Такъ что-жъ, подождемъ, надъ нами не каплетъ,—отвѣтили гости. Одинъ только Шанкевичъ, уже прицѣлившійся было выпить, неодобрительно крякнулъ:

— Черти бы побрали вашего англичанина! Самое теперь время по коньячку пройтись, адмиральскій часъ.

Въ этотъ моментъ появившійся лакей торжественно доложилъ:

— Мистеръ Бальфуръ и ихній секретарь просятъ позволенія войти.

— Прося, проси,—заторопился Огневъ, —оправляя свой костюмъ.

Мистеръ Эдуардъ Бальфуръ, рослый плечистый англичанинъ, вошелъ въ сопровожденіи своего личнаго секретаря и переводчика и молча раскланялся съ присутствующими.

Оба англичанина были въ черныхъ сюртукахъ и свѣтскихъ галстукахъ.

Послѣ обмѣна обычными привѣтствіями почетнаго гостя усадили за столъ, и хозяинъ пиршества поспѣшилъ провозгласить тостъ за здоровье „высокоуважаемаго сочлена Сибирско-Британской компанiи“

Мистеръ Бальфуръ разговаривалъ на своемъ родномъ языкѣ, внимательно наблюдая своихъ собесѣдниковъ.

Цѣль его настоящей поѣздки въ Томскъ состояла въ болѣе детальномъ ознакомленія съ зимними развѣдками компаніи. Съ начала весны, какъ мы говорили уже выше, предполагалось поставить экскаваторъ (землечерпательную машину) на одномъ изъ новыхъ пріисковъ компаніи.

Необходимы были новыя затраты, и Петръ Васильевичъ Огневъ сильно надѣялся на помощь англійскихъ капиталистовъ. Личный пріѣздъ мистера Бальфура являлся результатомъ переговоровъ, завязанныхъ имъ съ Лондономъ.

Въ интересахъ Огнева было заручиться довѣріемъ англійскаго богача, являвшагося къ тому же представителемъ одного изъ крупныхъ металлургическихъ трестовъ.

Особеннымъ вниманіемъ гостя завладѣлъ, какъ и слѣдовало ожидать, Сергѣй Николаевичъ Загорскій. Онъ на прекрасномъ французскомъ языкѣ разспрашивалъ мистера Бальфура о его сибирскихъ впечатлѣніяхъ, мило шутилъ, провозглашалъ тосты за здоровье своихъ зарубежныхъ друзей, однимъ словомъ—былъ на высотѣ положенія.

Всѣ присутствующіе не отставали другъ передъ другомъ въ выпивкѣ, и отъ этого атмосфера становилась непринужденной и дружеской. Англичанинъ оказалъ должное вниманіе поданнымъ блинамъ и особенно похвалилъ прекрасную зернистую икру.

— Вы русскіе умѣете поѣсть,—замѣтилъ онъ,—протягивая свою тарелку за второй порціей горячей дымящейся ухи.

— И ещё болѣе—выпить,—иронически улыбнулся Станиславъ Андреевичъ,—показывая глазами на порядочно уже охмелѣвшаго Шанкевича.

— Англичане тоже мастера выпить,— неожиданно вырвалось у Дубинина.

Онъ выпилъ, нѣсколько рюмокъ англійской горькой и джина, выбирая эти напитки изъ желанія обнаружить свои симпатіи ко всему англійскому.

Неумѣстно сорвавшаяся фраза, къ счастью, осталась незамеченной, и Дубининъ, желая поправиться, рѣшилъ, что наступилъ моментъ сказать нѣсколько теплыхъ прочувствованныхъ словъ по адресу мистера Бальфура.

Торжественность момента усугублялась тѣмъ обстоятельствомъ, что какъ разъ въ это время на столѣ появился громадный сочный бифштексъ, chef—d’oeuvre англійской кухни, и какой то темный соусъ.

Были поданы также глиняные кувшинчики съ элемъ, и когда стаканы были наполнены, мистеръ Бальфуръ поднялся со своего мѣста:
— Здѣсь, въ далекой Сибири, мнѣ пріятно пить напитокъ моей родины, столь любезно предлагаемый сибирскимъ радушіемъ...

Петръ Васильевичъ также, выпрямившись во весь ростъ, вѣжливо слушалъ англичанина, изображая всей своей особой самое благородное вниманіе.

Что бы сказалъ далѣе мистеръ Бальфуръ, такъ и осталось тайной, ибо его прервалъ, невытерпѣвшій Дубининъ.

— Милостивые государи,—заговорилъ онъ весь красный отъ внутренняго волненія,—въ этотъ, можно сказать, столь важный моментъ нашего сближенія на почвѣ научныхъ истинъ...

— Какъ это научныхъ истинъ?—недоумѣвающе уставился на оратора своимъ осоловѣлымъ взглядомъ Шанкевичъ.

— Очень просто-съ, въ смыслѣ новѣйшихъ машинъ-съ,—сердито отрѣзалъ Дубининъ.

— Позвольте, господа, не перебивайте оратора,—заступился Загорскій,—впутренне досадуя на нелѣпую рѣчь доморощеннаго Цицерона.

Сэръ Бальфуръ, прерванный на полусловѣ, густо покраснѣлъ и поспѣшилъ сдѣлать нѣсколько глотковъ изъ своего стакана.

— ...На, почвѣ научныхъ истинъ,—упрямо повторилъ Дубининъ (рѣчь у него была заучена, но теперь сбитый съ толку замѣчаніемъ Шанкевича, онъ начиналъ путаться). Всякое культурное начинаніе пріятно намъ, ежели оно полезно... Англія всегда шла впереди... Изобрѣтенія, прогрессъ и вообще механика...

— Да будетъ тебѣ канитель то тянуть, —уже совсѣмъ пьяно воскликнулъ Шанкевичъ,—пытаясь раскурить потухшую сигару.

— ...а потону предлагаю выпить за представителя англійской промышленности и дружественной намъ націи,—твердо по заученному,—закончилъ свой спичъ Дубининъ, и наклоняясь черезъ столъ къ Шанкевичу, злобно прошепталъ:

— Вы, господинъ Шанкевичъ, невѣжа и осёлъ, и ежели бы мы сегодня не на тонкой деликатности время проводили, то быть бы вамъ отъ меня битымъ, такъ то-съ.

— Ну полноте, господа, что это,— вмѣшался хозяинъ. Его не на шутку шокировала эта сцена.

Англичане, бывшіе болѣе трезвыми, чѣмъ остальные присутствующіе, съ любопытствомъ наблюдали начинавшуюся ссору...

Въ это время за дверями кабинета послышался какой-то шумъ: кто-то ломился въ дверь, но его не пускали.

— Нельзя-съ, какъ можно безъ доклада? Позвольте-съ!—раздавались протестующіе голоса лакеевъ.

(Продолженіе слѣдуетъ).

Не-Крестовскій.

ГЛАВА XXXI. „Легенда о Золотомъ ключѣ“.

Загорскій снисходительно улыбнулся на эту шумную выходку экспансивнаго сибиряка:

— Съ чего это вы такъ раскутились?— спросилъ онъ.

— Эхъ, батя мой, плохо ты знаешь Савку Безшумныхъ! Спроси-ка вотъ своего директора,— онъ тебѣ скажетъ, какія мы съ нимъ колѣнца въ молодью годы выкидывали,  небу жарко!

— Погоди, Савелій, успѣешь своимъ шампанскимъ послѣ распорядиться,—сдѣлалъ недовольный жестъ Огневъ —садись и пей.

Безшумныхъ подошелъ къ своему старому пріятелю и, опустивъ свою тяжелую руку ему на плечо, заставилъ послѣдняго поморщиться отъ боли.

— Эхъ, у тебя лапа-то медвѣжья, пусти! Савелій Петровичъ тряхнулъ головой и съ какимъ-то дикимъ восторгомъ заговорилъ: — Зазнался ты, Петька! Важная птица подумаешь: директоръ компаніи! Да знаешь ли ты, что я тебя со всей твоей компаніей продамъ и выкуплю? Ты, брать, не смотри, что Савка Безшумныхъ конюхомъ одѣтъ, да по-учёному говорить не умѣетъ,—шалишь, братъ! Прошло то время, какъ и къ тебѣ на поклоны Ѣздилъ да по пуду солонины у тебя Христомъ-богомъ вымаливалъ, прошло —о! Насъ теперь голыми руками не бери-и!

— Что съ тобой? Бѣлены объѣлся?— отшатнулся отъ него Огневъ.

— Петька, какія ты слова выговариваешь? Господа честные, вѣрьте мнѣ, отъ чистаго сердца пришелъ, отъ чистаго сердца угостить желаю! А то бѣлены-ы, я-те покажу какая бѣлена!
Сь этими словами Безшумныхъ сунулъ свою руку въ карманъ своихъ широкихъ шароваръ и вынулъ небольшой замшевый мѣшочекъ.

— Вотъ она бѣлена-то гдѣ! Всѣ смотрите, всѣ!

Онъ высыпалъ изъ мѣшочка на столъ нѣсколько кусковъ золотой руды, вѣрнѣе, нѣсколько кусковъ золота, настолько была богата эта руда, и вызывающе посмотрѣлъ на присутствующихъ.

— Вотъ вамъ моя бѣлена-то какова! Смотрите добрые люди и дивитесь! Видали вы гдѣ-нибудь такое богачество?

Образцы руды были, дѣйствительно, необыкновенно богаты и напоминали скорѣе самородки, чѣмъ обломки золотосодержащей жилы. Волшебный блескъ золота, казалось, моментально отрезвилъ всѣхъ и приковалъ ихъ вниманіе къ мужественной фигурѣ владѣльца этого золота. Огневъ взялъ въ руки одинъ изъ образчиковъ руды, долго смотрѣлъ на него, покачивая головой, и наконецъ промолвилъ:

— Да-а, дѣйствительно! Ни въ одной самой богатой жилѣ на Богомъ-дарованномъ Иваницкаго я не видалъ.

Раменскій, весь даже поблѣднѣвшій отъ волненія, жадно ощупывалъ образцы.

— Вѣдь, это что-же,—говорилъ онъ,— вѣдь, это если такой руды хоть двухвершковый прослоекъ въ жилѣ будетъ, такъ и то, вѣдь, богатство неслыханное.

— Двухвершковый прослоекъ?!—подхватилъ Безшумныхъ, нѣтъ, батенька мой, жилка моя мощностью съ полъ-аршина, саженъ этакъ на восемьдесятъ я ее прослѣдилъ, какъ змѣйка въ гранитѣ вьется, а золото вездѣ сплошь одно, вотъ какъ въ этихъ пробахъ. Ниже по ключу я еще нашелъ выходъ. Мощностью аршина два жила будетъ, золотомъ побѣднѣе, фунтика этакъ на полтора со ста пудовъ... какъ вамъ, голуби мои, это понравится!

И Безшумныхъ, молодцевато подбоченившись, посмотрѣлъ на окружающихъ.

Эффектъ ого послѣднихъ словъ не поддается описанію: всѣ просто даже рты разинули.

— Да гдѣ же ты, Савелій Петровичъ, такое богатство открылъ?—тихо и подавленно спросилъ Огневъ, —не отрывая глазъ отъ заманчиво блестящихъ кусочковъ руды.

— А тамъ, братъ Петька, гдѣ и мы съ тобой и отцы ваши, да и дѣды, пожалуй, искали, да только найти но могли. Въ заколдованномъ Золотомъ ключѣ, вотъ гдѣ.

— Будетъ тебѣ басни-то разсказывать!— недовѣрчиво посмотрѣлъ на него Огневъ.

— Чего басни! Вѣрно говорю: не нанялся я тебѣ врать-то.

Тонъ его словъ дышалъ искренностью; сомнѣваться долѣе было нельзя.

— Да какъ же ты нашелъ? разыскалъ-то какъ?

— А вотъ слушай, Петръ Васильевичъ, и вы господа честью слушайте: разскажу вамъ все, какъ было. Можетъ изъ васъ кто и не слыхалъ про этотъ Золотой ключъ? Признаюсь я въ первый разъ слышу; что это—легенда?—подвинулся къ разказчику Загорскій.

— Не знаю, какъ вы тамъ назовете, а вотъ слушайте. Въ нашей Минусинской тайгѣ издавна такой слухъ шёлъ.

— Да промочи горло-то, Савелій Петровичъ,—предложилъ разсказчику Огневъ,— наливая стаканъ шампанскаго.

— И то дѣло, будь здоровъ!... Такъ вотъ, говорю, слухъ такой шелъ, гдѣ то, не то по Абакану, но то но Тубылу, не то по Усу, ключъ есть такой—золото прямо руками бери, прямо такъ въ руслѣ и свѣтится. Страшенное богатство! Сказывали, что лѣтъ тридцать тому назадъ какой-то довѣренный съ поисковой партіей ненарокомъ на этотъ ключъ нашелъ, обнаковенное дѣло, остановился развѣдкой. А чего ужъ тутъ развѣдывать, коли золото само изъ земли лѣзетъ. Увидалъ довѣренный такое богатство, да и запало ему темное на умъ.

      Чтобъ, значитъ, отъ хозяина своего скрыть и ни съ кѣмъ этимъ счастьемъ не подѣлиться, подпоилъ онъ своихъ рабочихъ— человѣкъ шесть ихъ, сказываютъ, было, да какъ понапились да спать завалились и поотрубалъ имъ башки. Вотъ оно какое дѣло-то вышло.
Ну-те-съ, подобравши своихъ ребятъ, довѣренный нашъ домой поѣхалъ. Мѣсто—ключикъ этотъ самый на планту обозначилъ, засѣки по деревамъ сдѣлалъ, чтобы въ случаѣ, ежели свою партію вести, такъ не заблудиться. Сказываютъ, путался онъ по тайгѣ, пока до жилого мѣста добрался, недѣли двѣ. Лошадь пала, сухари вышли, замотался парень. Первымъ дѣломъ, значитъ, въ городъ направился, хлопотать о свидѣтельствѣ на золотопромышленность началъ... А въ тѣ времена на этотъ счетъ строго было. Пока онъ выхлопатывалъ, да пока што, зима подступила. Сунулся онъ было со своей партіей по зимнему пути па лыжахъ, ничего не могъ найти. Память ли у него отшибло, или такъ ужъ божье произволеніе было,—только нѣтъ ключа—да и шабашъ! По тайгѣ-то, шляючись зимнимъ временемъ застудился. Воротившись домой, занедужилъ и о ту-же зиму померъ. Но пошло, значитъ, въ прокъ найденное богатство, зря только души загубилъ. Предъясняютъ такъ, что будто, передъ смертью онъ все это происшествіе обсказалъ женѣ. Ну, съ того и пошелъ слухъ. И сколько, братецъ ты мой, этотъ самый ключъ искали, сколько денегъ ухлопали, никто ничего найти не можетъ.
Одно слово—заколдованный ключъ!

— Постой, перебилъ разсказчика Огневъ, —да ты то какимъ манеромъ на этотъ ключъ натолкнулся?

Безшумныхъ самодовольно крякнулъ, хлебнулъ шампанскаго и, отеревъ усы, разсмѣялся.

— Э, братъ, какой ты прыткій! Держи карманъ шире—такъ тебѣ и сказалъ! Нѣтъ Петръ Васильевичъ, лиха бѣда, найти была, а ужъ теперь я своего счастья изъ рукъ не выпущу, будьте благонадежны! Сюда, значитъ, въ Томскъ я пріѣхалъ, чтобы компаньона себѣ хорошаго подыскать, одному мнѣ на это не подняться: ты, вѣдь, достатки мои знаешь. Какъ ни какъ толчею поставить надо, али бѣгуны тамъ... Казармы, то да со... А у меня въ одномъ карманѣ вошь на арканѣ, а въ другомъ блоха на цѣпи; по-неволѣ къ чужому дядѣ за деньгами пойдешь.

— Послушайте, многоуважемый!—отодвинулъ свой стулъ Загорскій,—да къ чему же вамъ искать,—скажите только слово, и средства Сибирско—Британской золотопромышленной компаніи къ вашимъ услугамъ! Мы охотно примемъ васъ въ число пайщиковъ и, разумѣется, наша компанія съумѣетъ повести эксплоатацію рудника вполнѣ разумно и...

— Средствъ Сибирско-Британской компаніи! Ха, ха, ха! Шутникъ же ты, миляга, какъ я на тебя посмотрю! Да, вѣдь, у васъ, какъ и у меня—здѣсь-то пусто, да и туть-то не густо!

Безшумныхъ выразительно хлопнулъ себя по карманамъ.

— Нѣтъ, господа, компаньона мнѣ надо денежнаго, такого, чтобы мильонъ чистоганомъ на столъ выложилъ. Вотъ, дескоть, тебѣ Савелій Петровичъ за твое открытіе, а тамъ будемъ работать съ тобой по-поламъ, барыши и прибыль наши—поровну.

— Милліонъ! Что вы, почтеннѣйшій, что вы!?—встрепенулся Шанкевичъ. У него даже подъ ложечкой засосало при упоминаніи о такой колоссальной цифрѣ.

— А ты какъ думалъ?—отрѣзалъ ему Безшумныхъ. Да тамъ въ моемъ ключѣ золота, чай, не на одинъ десятокъ мильоновъ лежитъ. Вотъ какъ!

Загорскій всталъ, подошелъ къ счастливому обладателю таинственнаго Эльдорадо и вполнѣ искреннимъ тономъ произнесъ:

— Поздравляю васъ, многоуважаемый, и вполнѣ понимаю ваше желаніе угостить насъ шампанскимъ, только ужъ одной-то дюжиной вы не отдѣлаетесь, нѣ-ѣтъ! Вѣдь, вы теперь— первый богачъ въ мірѣ!

— Голуби мои! —воскликнулъ Безшумныхъ,—да пейте въ мою голову, пейте, сколько влѣзетъ! Эй, прислужающій! Двѣ дюжины шампанскаго!

Загорскій и Гудовичъ обмѣнялись многозначительными взглядами.

Кутежъ началъ принимать размѣры гомерическіе...

(Продолженіе слѣдуетъ).

Не-Крестовскій.

ГЛАВА XXXII. „Въ трактирѣ Соломина.“

Вечеромъ въ тотъ день, когда Петръ Васильевичъ устраивалъ званые блины, на противоположномъ концѣ города въ ресторанѣ второго разряда, принадлежащемъ нѣкоему Соломину, царило праздничное оживленіе. Обѣ комнаты заведенія были полны народа. Публика—всё, что называется, средняя, безъ большихъ капиталовъ въ карманѣ: мелкіе приказчики, мастеровые, управскіе писцы. Смѣшанный гулъ голосовъ, рѣзкое щелканіе билліардныхъ шаровъ, хлопанье раскупориваемыхъ пивныхъ бутылокъ —все это составляло своеобразную музыку, несомнѣнно пріятную для хозяйскаго уха. Торговля шла на славу. То и дѣло съ разныхъ концовъ заведенія раздавались требованія.

— Порцію блиновъ съ икоркой! Да графинчикъ!

— Блиновъ на четверыхъ!

— Дай-ка ты мнѣ, милый человѣкъ, блиновъ десятка полтора...

— Человѣкъ! Полдюжины пава!

— Графинчикъ съ закуской!

Трое расторопныхъ офиціантовъ въ бѣлыхъ передникахъ сновали какъ угорѣлые изъ одного конца трактира въ другой, еле успѣвая удовлетворять посѣтителей. Бѣдняги совсѣмъ съ ногъ сбились. Съ самого ранняго утра повалила публика, а къ вечеру еще гуще стало.

Въ тотъ моментъ, когда мы поднимаемъ занавѣсъ надъ этимъ желаннымъ пристанищемъ алчущихъ, двери трактира впустили новыхъ гостей. Ввалилась какая-то большая сильно подгулявшая компанія, по-видимому, зажиточные мѣщане домовладѣльцы. Они пріѣхали на двухъ тройкахъ съ бубенчиками и пестрыми коврами на кошевкахъ. Оставивъ лошадей подъ присмотромъ дворника, мѣщане, не снимая верхняго платья, расположились на двухъ столикахъ, сдвинутыхъ вмѣстѣ въ первой комнатѣ трактира. Они потребовали водки, пива и, какъ водится, блиновъ.

Вслѣдъ за ними вошелъ еще одинъ посѣтитель. Это былъ молодой человѣкъ, одѣтый въ драповое пальто съ барашковымъ воротникомъ, въ сѣрую мерлушечью папаху, очень идущую къ его чернымъ волосамъ, и лакированныя сапоги, засунутые въ пимные калоши. Онъ остановился и окинулъ присутствующихъ глазами, какъ будто искалъ кого-то знакомаго. Прошелъ въ слѣдующую комнату и, не найдя того, кого искалъ, вполголоса обратился къ лакею:

— Посади меня, братецъ, куда-нибудь —кажись, всѣ столы заняты.

Слуга указалъ ему на маленькій угловой столикъ, на которомъ стояла недопитая бутылка пива.

— Сюда садитесь, пожалуйста, здѣсь мѣсто свободное. Что прикажете-съ?

Молодой человѣкъ не спѣша разстегнулъ пальто, аккуратно расправилъ полы и сѣлъ на подвинутый ему стулъ.

— Дай карточку,—отрывисто сказалъ онъ, проводя рукой по своимъ чернымъ волнистымъ волосамъ.

Постоянные посѣтители Гудовича узнали бы въ этомъ молодомъ человѣкѣ лакея послѣдняго—Семена. На масленицѣ дѣла игорнаго дома поправились, и это косвеннымъ образомъ отражалось и на собственныхъ дѣлишкахъ Семена. Каждая ночь приносила ему порядочный доходъ въ видѣ чаевыхъ. Помимо этого дохода и жалованья, получаемаго съ Гудовича. онъ имѣлъ ежемѣсячно опредѣленную сумму, выплачиваемую Загорскимъ. Семенъ, какъ увидятъ впослѣдствіи наши читатели, игралъ роль негласнаго наблюдателя за дѣйствіями Гудовича и вообще за всѣмъ, что происходило въ игорномъ домѣ. Загорскій не слишкомъ то довѣрялъ Станиславу Андреевичу и поэтому счелъ необходимымъ учинить тайный надзоръ за своимъ помощникомъ. Семенъ прекрасно исполнялъ дачное ему порученіе и добросовѣстно доносилъ своему принципалу о каждомъ шагѣ Гудовича. Къ чести Семёна должно сказать, что онъ былъ беззавѣтно преданъ Загорскому. Готовъ былъ по первому его слову идти въ огонь и въ воду. Ниже мы пояснимъ читателямъ, какую роль игралъ Загорскій въ судьбѣ Семена и какія странныя отношенія существовали между ними, а теперь перейдемъ къ разсказу.

Когда лакей припасъ карточку, Семенъ долго и тщательно разсматривалъ ее и, прочитывая названія кушаній, слегка шевелилъ губами, какъ это замѣчается у малограмотныхъ людей.

— Селянку мнѣ московскую, рыбную,— скажемъ, да блиновъ порцію.

— Какъ прикажете-съ? Съ икрой, съ семгой?

Семенъ безразлично махнулъ рукой:

—Все равно... Съ икрой хотя.

— Водочки прикажете?

— Само собой.

Въ ожиданіи заказаннаго Семенъ погрузился въ глубокую задумчивость. За послѣднее время онъ переживалъ тяжелое душевное состояніе. Надвигалась перемѣна жизни, грозила ему непріятными осложненіями. Сытая спокойная жизнь, какую онъ велъ сейчасъ, обезпеченное матеріальное положеніе могли въ недалекомъ будущемъ смѣниться на нѣчто болѣе худшее и рискованное.

— Чего онъ хочетъ отъ меня?—размышлялъ Семенъ, подперѣвъ голову руками съ видомъ человѣка, занятаго рѣшеніемъ трудной задачи.

— Стало-быть, онъ опять въ Томскѣ объявился. Дивно!... Опять, стало-быть, чего-нибудь замышляетъ.... Крѣпись, братъ Сенька! Будетъ тебѣ барскимъ то холуемъ быть да рублевки на чаекъ получать! Опять, пожалуй, за старое рукомесло приняться придется, за „фомку“ да за обухъ... Эхъ!

По красивому выразительному лицу парня нетрудно было рѣшить, что перспектива возвращенія къ старому „рукомеслу“ далеко не улыбалась ему.

Лакей принесъ блины, вазочку съ черной икрой и графинчикъ. Семенъ выпилъ одну за другой три рюмки, крякнулъ и принялся закусывать.

Въ это время до его слуха донеслись слова, заставившія насторожить вниманіе. Разговаривали за сосѣднимъ столикомъ въ компаніи мѣщанъ.

— Я же тебѣ толкомъ говорю, что деньги эти Кочеровъ женѣ передалъ, а та ихъ и прижала.

Будетъ зря языкомъ-то болтать! Статочное ли дѣло, чтобы таку .уйму деньжищъ да бабѣ оиъ довѣрилъ!—сомнѣвающимся то-
номъ возразилъ одинъ изъ собесѣдниковъ, толстый краснолицый мужчина въ суконной чуйкѣ, по-видимому, мелкій подрядчикъ

— Правильно тебѣ говорю, вотъ потому то ее и убили, чтобы, значить, деньгами то воспользоваться,—продолжалъ утверждать первый.

— А жалко, все-таки, Ивана Семеновича —славный парень, былъ. Закрутился человѣкъ.

— Извѣстное дѣло. Кабы поменьше по трактирамъ шлялся да съ мамзелями хороводился—не то-бъ оно и было.

— Глупая у него башка была, дырявая! —сердито замѣтилъ одинъ изъ мѣщанъ — высокій сухощавый старикъ съ рѣзкими чертами смуглаго лица, сонный барышникъ и шуллеръ но профессіи.

— Не Ванькѣ Кочерову эти деньги достались, а тому, кто всѣмъ этимъ дѣламъ верховодилъ.

— Кому? Егорину.

— Егорину-у—презрительнымъ тономъ протянулъ старикъ,—голова у него не на томъ мѣстѣ зарублена. Нѣтъ не Егорину, а еще кой-кому,—и старикъ принялъ таинственный видъ.

— Да говори толкомъ, Петровичъ, ежели знаешь что. Любопытно, вѣдь,—заинтересовались собесѣдники.

— Охъ, ребяты! Нельзя объ эфтомъ разговоръ вести, попридержать языкъ надо. Лучше вотъ выпьемте-ка давайте.

Разговоръ за сосѣднимъ столомъ принялъ другое направленіе...

Семенъ, всё время внимательно прислушивавшійся къ разговору своихъ сосѣдей, тряхнулъ головой, точно желая отогнать докучныя мысли, и потянулся къ графинчику.

Занятый своими размышленіями, Семенъ не замѣчалъ, какъ изъ одного угла трактира чьи-то два любопытные глаза пристально наблюдали за нимъ. Случайно поднявъ голову, Семёнъ увидалъ наблюдавшаго за нимъ человѣка и слегка вздрогнулъ. Ему показалось, что онъ видитъ одного изъ своихъ старыхъ пріятелей изъ той жизни, вспоминать о которой ему было неособенно пріятно.

— Нѣтъ, я ошибся,—подумалъ Семенъ, —такъ только съ лица схожъ. Нешто тотъ могъ такъ одѣваться: по одежѣ-то настоящій баринъ.
Успокоивъ въ себя этимъ соображеніемъ, Семенъ принялся за поданную селянку.

— Здорово, товарищъ!—вдругъ раздалось чье-то восклицаніе надъ самымъ ухомъ Семена.

Тотъ оторопѣло обернулся и увидѣлъ передъ собою какого то незнакомца, въ простой шубѣ барнаулкѣ и валенкахъ.

Послѣднее обстоятельство и сдѣлало его приходъ незамѣтнымъ для слуха Семена. Незнакомецъ преспокойно взялъ стулъ и усѣлся за столикъ безъ всякихъ лишнихъ церемоній.

Съ минуту длилось молчаніе. Семенъ внимательно разсматривалъ незнакомца. У него было смуглое цыганскаго типа лицо, густо заросшее черной, какъ смоль, бородой. Глубоко утонувшіе въ орбитахъ глаза смотрѣли холодно и строго. И Семену въ этомъ холодномъ блескѣ глазъ незнакомца почудилась скрытая угроза. Онъ невольно вздрогнулъ и отрывисто прошепталъ:

— Ты отъ него?

Незнакомецъ утвердительно кивнулъ головой.

— Я получилъ письмо и пришелъ сюда, —медленно заговорилъ Семенъ, понизивъ голосъ до полушепота,—пришелъ, чтобы узнать, что ему отъ меня нужно... Больше я ему не слуга и плясать по его дудкѣ не намѣренъ...

Сказано это было съ храбростію отчаянья.

Незнакомецъ сдвинулъ брови и рѣшительно произнесъ:

— Полно тебѣ дурака валять! Идешь! Онъ ждетъ насъ...

Неотразимое ужасное вліяніе того человѣка, который звалъ Семена на личное свиданіе, было такъ велико, что послѣдній, скрѣпя сердце, повиновался таинственному посланцу.

Расплатившись съ лакеемъ, они вышли изъ трактира, но замѣчая, какъ вслѣдъ за ними поднялся изъ своего угла тотъ самый человѣкъ, лицо котораго показалось Семену знакомымъ.

Молчаливый наблюдатель поспѣшилъ въ свою очередь оставить трактиръ и пошелъ по слѣдамъ заинтересовавшихъ его лицъ.

— Подожди, Сенька-Козырь, ты не уйдешь отъ меня,—думалъ онъ.

(Продолженіе слѣдуетъ).

Не-Крестовскій.

ГЛАВА XXXIII. „Таинственный домъ.“

Читатели ваши уже, вѣроятно, догадались, что слуга Гудовича Семенъ былъ никто иной, какъ вашъ старый знакомый Сенька Козырь *) Прежде чѣмъ приступить къ описанію дальнѣйшихъ событій, повторимъ то, что уже нѣсколько знакомо читателямъ. Сенька Козырь, принимавшій дѣятельное участіе въ ограбленіи артельщика на Вокзальномъ шоссе, отъ неминуемаго ареста послѣ кутежа въ "Европѣ" былъ спасенъ какимъ-то доброжелателемъ. Доброжелатель этотъ—Сергѣй Николаевичъ Загорскій, выручая парня изъ бѣды, конечно, преслѣдовалъ свои цѣли, какія именно— скажемъ впослѣдствіи.

Теперь перейдемъ къ нашему разсказу.

Сенька Козырь, слѣдуя за своимъ таинственнымъ спутникомъ, угрюмо молчалъ и обдумывалъ положеніе вещей. Ему страшно не хотѣлось разставаться съ своимъ бариномъ—Загорскимъ.

И предстоящее свиданіе съ бывшимъ начальникомъ—атаманомъ шайки пугало и тревожило его.

Спутникъ Козыря, поднявъ высокій воротникъ шубы, пряталъ въ него своё лицо, хотя въ этомъ не было никакой надобности, такъ какъ на улицѣ уже стемнѣло.

— Возьмемъ извозчика, идти пѣшкомъ очень далеко,—сказалъ онъ Козырю.

Тотъ промолчалъ, но, тѣмъ не менѣе, безпрекословно занялъ свое мѣсто въ извозчичьихъ санкахъ,

Спутникъ Козыря назвалъ извозчику одну изъ отдаленныхъ улицъ окраины и затѣмъ, плотно закутавшись въ шубу, всю дорогу молчалъ.

На улицахъ по случаю праздника было большое скопленіе публики. По тротуарамъ черной сплошной массой двигались гуляющіе, а по улицѣ двигались два ряда разнообразныхъ зимнихъ экипажей, начиная отъ щегольскихъ парныхъ саней милліонера и кончая старыми розвальнями, въ которыхъ сидѣла цѣлая куча ребятишекъ,—видимо, семейство какого-нибудь ломового извозчика.

Козырь разсѣянно посматривалъ но сторонамъ и внутреннѣ завидовалъ тѣмъ, которые двигались по тротуару и ѣхали имъ
навстрѣчу. Ещё-бы — всѣ эти люди были свободны и могли дѣлать, что имъ вздумается, а онъ, Козырь, долженъ подчиняться чужой волѣ, долженъ быть слѣпымъ орудіемъ въ рукахъ атамана. Если бы не боязнь понести большую отвѣтственность за свой отказъ, можетъ быть, даже лишиться головы, Козырь охотно бы послалъ къ черту и самого атамана и всѣхъ его таинственныхъ посланцевъ...

Невеселое раздумье Семена не покинуло его и тогда, когда они, расплатившись съ извозчикомъ, пошли пѣшкомъ. Окраина города—конечная цѣль ихъ путешествія но представляла изъ себя итого привлекательнаго даже и въ яркій солнечный день, а теперь въ этотъ поздній зимній вечеръ и тѣмъ болѣе.

Тянулся голый пустырь, чернѣли какіе-то маленькіе невзрачные домишки. Далеко, гдѣ-то на противоположномъ концѣ площади слабо мигалъ одинокій фонарный огонекъ.

Мѣсто было глухое, самое подходящее для неожиданнаго нападенія.

Спутникъ Козыря увѣренно шагалъ впередъ, даже но оборачиваясь на послѣдняго, будучи увѣренъ, что Козырь не посмѣетъ улизнуть.

Безконечно длинный, покосившійся и мѣстами полуразрушенный заборъ, вдоль котораго шли наши путники, наконецъ, кончился. Вправо на пустынномъ темномъ горизонтѣ дрожали далекіе огни фонарей около линіи желѣзной дороги. Влѣво чернѣла какая—то роща. Козырь, несмотря на все свое знакомство съ томскими окраинами, не сразу понялъ, гдѣ они находятся.

— Куда это его чертъ понесъ?—подумалъ Козырь,— видя, что его спутникъ круто повернулъ въ сторону и прямо по снѣгу безъ дороги зашагалъ куда-то въ глубину площади, огороженной заборомъ. Изъ-за группы березовыхъ деревьевъ, засыпанныхъ снѣгомъ и неподвижно мрачныхъ, выдвинулось какое-то строеніе. Судя по наружному виду, нельзя было предположить, что это жилой домъ.

Окна нижняго этажа были забиты досками, верхній этажъ былъ также мраченъ и не освѣщенъ и ничѣмъ не напоминалъ о присутствіи жильцовъ. Спутникъ Козыря, подойдя къ двери этаго таинственнаго жилища, трижды постучалъ, видимо, условленнымъ стукомъ. Черезъ нѣсколько минутъ дверь безшумно отворилась и открыла входъ въ темныя сѣни.

— Шагай за мной, да осторожнѣе, не-то голову сломишь,—сказалъ Козырю его спутникъ.

Онъ вынулъ изъ кармана небольшой потайной фонарикъ съ электрической батареей и нажалъ кнопку. Тонкая полоса бѣлаго свѣта освѣтила имъ путь, они поднялись по лѣстницѣ и очутились въ одной изъ комнатъ верхняго этажа. Здѣсь, къ удивленію своему, Козырь замѣтилъ, насколько это позволялъ слабый свѣтъ электрическаго фонарика, вполнѣ приличную и даже богатую обстановку.

— Подожди тутъ, онъ сейчасъ придётъ, —и спутникъ Козыря вышелъ изъ комнаты.

Слышно было, какъ заскрипѣла лѣстница подъ его шагами, затѣмъ всё стало тихо, такъ напряженно тихо, что Козырь слышалъ удары своего сердца.

Прошло пять... десять минутъ, и вдругъ какой-то странный блѣдно-голубой свѣтъ залилъ комнату и почти тотчасъ же Семенъ услышалъ чей то рѣзкій и властный голосъ.

— Сними шапку и подойди ко мнѣ поближе. Узнаешь ли ты меня?

Въ десяти шагахъ отъ Семена въ противоположномъ углу комнаты стояла высокая фигура, закутанная въ черный плащъ. Блѣдное, какъ мраморъ, чело незнакомца красиво гармонировало съ чернымъ бархатомъ маски, изъ-подъ которой сверкалъ огненный взглядъ.

— Я — Человѣкъ въ маскѣ. Узнаешь ли ты меня?—повторилъ свой вопросъ загадочный незнакомецъ, пронзая Семена своимъ взглядомъ, похожимъ на блескъ стали.

Мелодраматическій эффектъ всей этой сцены, вѣрно и умѣло разсчитанный, произвелъ должное дѣйствіе на грубую, невѣжественную натуру парня.

— Узнаю, атаманъ. Приказывайте,— глухо вымолвилъ онъ,—смущенно вертя свою шапку.

Человѣкъ въ маскѣ, видимо, оставшись доволенъ такимъ отвѣтомъ, продолжалъ уже болѣе естественнымъ тономъ:

— Я вернулся. Шайка Мертвой головы вновь откроетъ свои дѣйствія, и ты, Семенъ, будешь моимъ помощникомъ. Мнѣ извѣстны твои способности. Я цѣню твою смѣлость и находчивость. Готовъ-ли ты исполнять мои приказанія?

— Што-жъ, атаманъ, двухъ смертей не бывать, а одной не миновать, отъ петли не уйдешь, коли ужъ на роду написано. Не сробѣю...

— Ну, такъ слушай. Ты возвратишься къ своему барину Гудовичу и скажешь ему, что не можешь продолжать свою службу. Скажешь, что ты долженъ ѣхать изъ Томска. Вотъ тебѣ твой новый паспортъ,— въ немъ ты значишься нижегородскимъ второй гильдіи купцомъ Иваномъ Александровичемъ Разуминымъ. Помни, что съ настоящаго момента это будетъ твое имя. Не забудь также, что ты пріѣхалъ изъ Россіи съ цѣлью ознакомиться съ условіями мѣстнаго рынка, напримѣръ: орѣхи Кедровые скупать или пушнину. Вотъ тебѣ двѣсти рублей денегъ на первые необходимые расходы. Завтра не позднѣе двухъ часовъ дня, простившись съ Гудовичемъ, поѣзжай въ N— скіе номера и займи тамъ номеръ одиннадцатый. Въ этомъ номерѣ ты найдешь всѣ вещи, яко-бы привезенныя раньше съ вокзала. Тутъ ты будешь жить, выдавая себя, какъ я уже тебѣ говорилъ, за купца. Не пьянствуй, не болтай лишняго съ прислугой, однимъ словомъ, добросовѣстно выполняй свою роль. Понялъ?

— Понялъ, атаманъ—отвѣтилъ Козырь, —пряча паспортъ и деньги.

— А што ты будешь дѣлать въ этихъ номерахъ—узнаешь потомъ. Я буду передавать тебѣ свои распоряженія и указанія письменно. Ты, вѣдь, грамотенъ?

— Какъ же-съ! обученъ. Только позвольте намъ сказать, конешно, я сработать съ вами радъ душой, только дѣльце одно есть...

Семенъ нерѣшительно замялся.

— Что такое? Говори.

— Сказать такъ, что есть тутъ человѣкъ одинъ. Отъ большой онъ бѣды меня выручилъ.. „Засыпался“ я, было, послѣ того "фарта“, когда значитъ артельщика-то „похерили“; такъ вотъ тотъ самый, значитъ, человѣкъ и вызволилъ меня; по-гробъ жизни я ему долженъ быть обязанъ. Такъ что долженъ я проститься съ нимъ, значитъ, и обсказать ему, что ѣду...
— Никакихъ лишнихъ разговоровъ! Помни, что ты членъ шайки и бойся ослушаться приказаній атамана. Иди и дѣлай, какъ я тебѣ сказалъ.

...Блѣдно-голубой свѣтъ, озарявшій комнату, моментально смѣнился на темноту, и Человѣкъ въ маскѣ исчезъ.

(Продолженіе слѣдуетъ).

Не-Крестовскій.

ГЛАВА XXXV. „Похищеніе бумажника“.

Обѣ сестры Роза и Мина были въ платьяхъ одинаковаго фасона. Прекрасно сшитыя, черныя шелковыя кофточки имѣли кружевныя прорѣзи на груди и плечахъ. Изъ подъ легкой сквозной ткана кружева соблазнительно свѣтилось молодое молочно-бѣлое тѣло. Въ комнатѣ сразу запахло какими-то сильными кружащими голову духами.

— Ну-съ, познакомьтесь, господа!—засуетился Гудовичъ.— Это вотъ мой пріятель—богатый сибирскій золотопромышленникъ Савелій Петровичъ Безшумныхъ. М-11е Роза и m-11е Мина—наши очаровательныя сестрицы! Прошу любить да жаловать.

Послѣдовалъ обмѣнъ рукопожатіи.

Когда маленькая холеная ручка Розочки прикоснулась къ широкой мозолистой ладони таежника, послѣдній на нѣсколько мгновеній задержалъ ее, пожимая такъ осторожно, точно боялся раздавить эти хрупкіе пальчики.

— Ну, что-же, Филатовна!—крикнулъ Гудовичъ,—когда же ты подашь шампанское?

— Несу батюшка, несу,—отвѣчала старуха,—появляясь изъ прихожей съ подносомъ въ рукахъ.

Кромѣ шампанскаго, поданы были фрукты: апельсины и виноградъ,

Безшумныхъ вскорѣ освоился съ своимъ новымъ положеніемъ. Роль сибиряка-золотопромышленника, незнающаго счету деньгамъ, вполнѣ подходила къ его широкой натурѣ. Безшумныхъ принадлежалъ къ числу такихъ людей, которые не задумываясь ставятъ послѣднюю копѣйку ребромъ. Въ молодости онъ покучивалъ почасту и шибко, успѣлъ порастранжирить тотъ небольшой капиталецъ, который достался ему отъ отца,—все это создало Савелію Петровичу въ Минусинской тайгѣ весьма нелестную репутацію. Теперь, когда неожиданное открытіе сулило ему столь колоссальные барыши, стоя, такъ сказать, на порогѣ къ богатству, Савеліи Петровичъ развернулся во всю. Сюда въ Томскъ онъ привезъ около двухъ тысячъ рублей. Это были деньги, вырученныя имъ отъ продажи нѣсколькихъ фунтовъ золота, взятаго изъ открытой жилы. Безпечный по своей натурѣ, не заботящійся о завтрашнемъ днѣ, Савелій Петровичъ не жалѣлъ денегъ. Въ гостиницѣ онъ заплатилъ за шампанское что-то около полуторыхъ сотъ рублей и здѣсь, на квартирѣ сестеръ, тоже не прочь былъ оставить сотню-другую.

Сестрицы наши въ чаяніи щедраго вознагражденія на перебой старались занять богатаго гостя. Были пущены въ ходъ всѣ пріемы тонкаго кокетства. Смѣлыя вызывающія позы, краснорѣчивые взгляды, увлекательный языкъ недомолвокъ, вольныхъ жестовъ и таинственныхъ многообѣщающихъ улыбокъ—все это было пущено въ дѣло съ цѣлью расшевелить, разжечь загулявшаго пріискателя.

Были выпиты вторая и третья бутылки. Дѣвушки раскраснѣлись, оживились, отчего стали еще интереснѣе.

— Ну, и голова, чертъ его побери! Пьетъ, и хотя бы въ одномъ глазѣ замѣтно было,—виутренно злился Гудовичъ,— начиная бояться, что ему не удастся подпоить Безшумныхъ до требуемаго предѣла. Тутъ самъ, пожалуй, скорѣе напьешься, чѣмъ его споишь.

Ну. дѣвочки, нажимайте педаль!—обратился Гудовичъ къ Розѣ, которая въ эго время очищала апельсинъ.

— Можетъ быть, вамъ спѣть господа? Принесите, Стасикъ, гитару. Она тамъ у меня въ спальной.

— Великолѣпное дѣло, барышня!—встрепенулся Безшумныхъ.—Лучше и придумать нельзя. Больно я охотникъ пѣсни слушать, да и самъ когда-то я пѣвалъ, люди говорятъ, не плохо. Спойте, барышня, спойте.

Въ рукахъ Розочки появилась гитара, услужливо принесенная Гудовичемъ. Дѣвуш-
ка взяла нѣсколько вступительныхъ аккордовъ, пробуя тонъ гитары.

— Что же вамъ спѣть?—спросила она.

— Ну, это ужъ предоставляемъ на ваше усмотрѣніе,—замѣтилъ Гудовичъ, подливая въ стаканъ Савелію Петровичу шампанскаго.

Розочка запѣла извѣстный цыганскій романсъ:

— Не уходи, побудь со мною...

Голосокъ у ней былъ небольшой, но довольно пріятный и владѣла она имъ умѣло. Въ этомъ сказывались частыя посѣщенія шантана, на эстрадѣ котораго нерѣдко исполняютъ этотъ романсъ.

— Важно, барышня, поете! Славный у васъ голосокъ,—похвалилъ импровизованную пѣвицу Савелій Петровичъ. По нашимъ таежнымъ палестинамъ такихъ пѣсенъ не услышишь. У насъ тамъ всё простое поютъ: „Хазъ-Булата“ а то еще „Ничего мнѣ на свѣтѣ не надо", простыя пѣсни.

— Спойте намъ что-нибудь изъ вашихъ пріисковыхъ пѣсенъ, обратилась Розочка, протягивая гитару.

— А и то развѣ спѣть, тряхнуть стариной?! Была не была!—повидалась! Только ужъ не обезсудьте на плохой пѣснѣ. Голосу у меня противъ прежняго и половины нѣтъ. Уходили парня матушка водочка да холодная таежная водица. Годковъ этакъ десятокъ назадъ взять, такъ первый пѣсельникъ по всей округѣ былъ. Какъ затяну, бывало, проголосную, такъ со всего стана дѣвки сбѣгутся слушать. Эхъ, прошло времячко!

Савелій Петровичъ взялъ гитару, привычной рукой попробовалъ колки и заигралъ. Игралъ онъ артистически, съ сердечной теплотой и выразительностью, разнообразя мотивъ неожиданными красивыми варіаціями.

— „Вдоль по улицѣ мятелица мететъ. За мятелицей мой миленькій идетъ",— казалось выговаривала гитара.

— Ахъ, это прелестно! Какая восхитительная вещь! Вы такъ прелестно играете! —восхищались сестры.

— У васъ положительно громадный талантъ, Савелій Петровичъ,—подхватилъ Гудовичъ,—вновь наполняя стаканы. Предлагаю выпить за ваше здоровье.
Польщенный похвалами, не подозрѣвающій никакой опасности, Безшумныхъ не заставилъ себя просить и залпомъ осушилъ свой стаканъ. Вино мало по малу начало сказываться и на его крѣпкомъ организмѣ. Видно было, что еще немного, и совсѣмъ затуманится буйная головушка. Замѣтивъ это, Гудовичъ подмигнулъ Минѣ, и та перешла къ рѣшительнымъ дѣйствіямъ. Ловкимъ и гибкимъ движеніемъ она прижала свою пышную грудь къ широкому плечу Савелія Петровича и тихо и вкрадчиво прошептала ему.‘

— Дорогой мой! Можетъ быть, вы хочете отдохнуть?

— У меня кружится голова. Здѣсь такъ жарко и душно, —пробормоталъ Безшумныхъ.

Мина, не говоря ни слова, просунула свою руку подъ его локоть и позвала его за собой молчаливымъ и властнымъ жестомъ.
Часа два спустя, въ этомъ тайномъ пріютѣ дорогого и утонченнаго разврата было темно и тихо.

Гудовичъ, въ ожиданіи пока его спутникъ уснетъ крѣпкимъ сномъ, не раздѣваясь, прилегъ на диванъ въ гостиной и слегка задремалъ. Его разбудило прикосновеніе женской руки. Мина босоногая, въ одной ночной рубашкѣ, съ распущенными волосами теребила его за плечо, стараясь разбудить.

— А? Что? —встрепенулся Гудовичъ— и ссйчасъ-же, сообразивъ положеніе вещей, понизилъ голосъ до шопота.

— Что спитъ?

— Спитъ, какъ мертвый.

Гудовичъ быстро скинулъ штиблеты и осторожно на цыпочкахъ прокрался вслѣдъ за Миной въ ея спальню. Увернутая лампа подъ голубымъ абажуромъ давала неясный полусвѣтъ, достаточный, однако, для того, чтобы нашъ ловкій авантюристъ могъ выполнить свой планъ.

— Куда онъ бумажникъ засунулъ? Ты видѣла?—прошепталъ Гудовичъ,—убѣдившись, что ни въ поддевкѣ, ни въ шароварахъ, брошенныхъ на стулъ около кровати, бумажника не было.

— Подъ подушкой,—еле замѣтнымъ движеніемъ губъ отвѣтила Мина,

Гудовичъ сдѣлалъ еще нѣсколько таговъ и остановился, прислушиваясь къ неровному тяжелому дыханію спящаго. Минута была рѣшительная. Медлить было нельзя. Осторожно затаивъ духъ, Гудовичъ протянулъ руку подъ подушку и медленно, боясь произвести неловкое движеніе, старался нащупать вожделѣнный бумажникъ. Наконецъ, это ему удалось. Тогда, плотно ухватившись двумя пальцами за уголокъ бумажника, онъ ловкимъ, быстрымъ и поэтому незамѣтнымъ движеніемъ вытащилъ бумажникъ изъ-подъ подушки. Схвативъ свою драгоцѣнную добычу, Гудовичъ поспѣшилъ ретироваться изъ спальни. Пережитое волненіе было такъ велико, что у него на лбу выступили капельки холоднаго пота, а сердце билось, какъ подстрѣленная птица. Онъ зажёгъ въ гостиной лампу, дрожащими руками раскрылъ бумажникъ и столъ разсматривать его содержимое.

Но, увы! того, что искалъ онъ, здѣсь не было.

Въ бумажникѣ оказались деньги—рублей около полуторыхъ тысячъ, паспортъ Савелія Петровича, еще кое-какія дѣловыя бумаги, но ничего такого, что могло бы имѣть хотя нѣкоторое отношеніе къ открытію золотосодержащей жилы, сдѣланному Безшумныхъ. Ни одной цифры, ни одной буквы, могущихъ пролить свѣтъ на мѣстонахожденіе колоссальныхъ рудныхъ богатствъ.

— Вѣдь, должна, чертъ побери, быть у него какая-нибудь запись, какой-нибудь планъ мѣстности! —внутреннѣ бѣсился Гудовичъ.

Сложивъ все, что было въ бумажникѣ обратно въ такомъ же порядкѣ, Гудовичъ передалъ бумажникъ Минѣ:

— Сунь потихоньку опять подъ подушку! Сотняжку-другую, впрочемъ, можешь взять себѣ. Да смотри, держи у меня языкъ за зубами!

Гудовичъ былъ настолько раздосадованъ неудачей своего предпріятія, что даже не захотѣлъ остаться ночевать, и поспѣшилъ домой. Дома его ждала новая непріятность.

(Продолженіе слѣдуетъ).

Не-Крестовскій.

ГЛАВА XXXVII. "Новая неудача“.

Медленно прошло время до вечера для нашего героя. Онъ рѣшилъ никуда не выходить изъ номера, пока не получитъ инструкціи отъ атамана. Не вполнѣ полагаясь на свои собственныя силы, Сенька Козырь боялся повредить дѣлу какимъ-либо неосторожнымъ поступкомъ или неумѣстной рѣчью.

— Подожду ужъ лучше его,—размышлялъ онъ.—Ежели какое дѣло есть, пускай самъ обскажетъ. А чуетъ мое сердце, кутерьма большая будетъ.

Часа въ четыре вечера въ дверь номера осторожно постучались.

— Кто тамъ?— спросилъ Козырь.

— Можетъ, вы, баринъ, обѣдать желаете? — послышался голосъ горничной.

Козырь отвѣтилъ согласіемъ.

— Не мѣшаетъ подкрѣпиться,—думалъ онъ, кто его знаетъ, какая работа будетъ, а
поѣсть-то, все-таки, надо. На тощакъ-то не больно весело.

Горничная подала ему обѣдъ. Обычный въ номерахъ такого разбора: супъ съ фрикадельками, больше напоминавшій, впрочемъ, мутную бурду, и рубленыя котлеты.

Сенька Козырь въ бытность свою камердинеромъ у Гудовича успѣлъ привыкнуть къ хорошему столу и поэтому такое меню неособенно ому понравилось.

— Однако, голубушка, поваръ у васъ подгулялъ!—замѣтилъ онъ.

Горничная, молодая еще и смазливая собою дѣвица, стрѣльнула кокетливо взглядомъ въ сторону красиваго постояльца.

— У насъ, извините, не поваръ, а повариха... Больше ничего не потребуется?

— Покуда ничего.

— А самоваръ когда прикажите?

— Ну, дѣвка, до чаю-то я небольшой охотникъ, а вотъ пивца принеси мнѣ парочку.

Горничная принесла требуемое и удалилась съ нѣсколько недовольнымъ видомъ, понявъ, что постоялецъ не нуждается въ ея обществѣ.

Сенька Козырь, утоливъ жажду, прилегъ на кровать, и, въ ожиданіи прихода своего таинственнаго гостя, рѣшилъ немного вздремнуть.

Здѣсь, въ этихъ грязныхъ номерахъ, пользующихся сомнительною репутаціею, ему невольно припомнилась прошлая жизнь, темныя дѣла, совершаемыя по столичнымъ притонамъ, такими же рыцарями ночи, какъ и онъ самъ. Многое припоминалось.

Нельзя сказать, что воспоминанія эти били изъ пріятныхъ. Мало-по-малу усталость взяла свое и Козырь заснулъ довольно крѣпко.

Его разбудило прикосновеніе чьей-то руки, тяжелой, какъ желѣзо. Сенька Козырь вскочилъ и увидѣлъ предъ собою Человѣка въ маскѣ. Атаманъ на этотъ разъ былъ одѣтъ въ зимнее пальто моднаго покроя и въ котиковую шапку. Черная бархатная полумаска придавала ему видъ ночного гуляки. заѣхавшаго изъ маскарада, чтобы провести въ этихъ номерахъ въ обществѣ какой-нибудь легкомысленной особы женскаго пола нѣсколько пріятныхъ часовъ.

— Задремалъ, парень?—отнесся онъ къ Козырю.

— Заснулъ малость послѣ обѣда, атаманъ.

— Ну, братъ, на слѣдующій разъ не ложись спать, не заперѣвъ предварительно дверь. Въ нашей жизни такая неосторожность можетъ дорого стоить. Но, однако, не будемъ терять время.

Человѣкъ въ маскѣ понизилъ голосъ и продолжалъ, указывая на дверь, ведущую въ сосѣдній номеръ, заставленную комодомъ:

— Тутъ по сосѣдству съ тобой живетъ одинъ золотопромышленникъ нѣкто Савелій Петровичъ Безшумныхъ. Онъ недавно пріѣхалъ. Можетъ быть, ты встрѣчалъ его сегодня въ коридорѣ? Такой высокій, бравый дѣтина въ поддевкѣ.

Козырь отрицательно покачалъ головой. — Признаться сказать, атаманъ, я никуда не выходилъ сегодня. Какъ пріѣхалъ, такъ все время въ номерѣ и сидѣлъ.

— Ну, слушай дальше: сегодня ночью его не будетъ дома. Прослѣди, когда онъ уйдетъ, проникни въ его номеръ, а это, кажется, нетрудно сдѣлать, потому что дверь отворяется въ твою сторону. Обыщи тамъ всѣ ящики у комода, всѣ чемоданы. Деньги, если попадутся, не бери. Изъ вещей тоже ничего но трогай. Мнѣ главнымъ образомъ нужны бумаги, дѣловыя бумаги, понимаешь? Ну, такъ вотъ поэтому всѣ бумаги, которыя тебѣ попадутся, должны быть тобою взяты и представлены мнѣ.

Сдѣлай все это часамъ къ двумъ ночи. Къ этому времени я вернусь и самъ просмотрю взятые тобою документы. Работай такъ, чтобы не осталось слѣдовъ: не производи безпорядка въ вещахъ и имѣй въ виду, что сегодня же надо будетъ все это уложить какъ было...

— Пожалуй, комодъ или чемоданы заперты, а у меня струменту нѣтъ. Ежели ломать замки, замѣтно будетъ.

— Я предвидѣлъ это и поэтому принесъ тебѣ все, что нужно.

Съ этими словами Человѣкъ въ маскѣ протянулъ Козырю связку металлическихъ отмычекъ.

— Ну, дѣйствуй пока, а я пойду, и атаманъ оставилъ Козыря.

Когда захлопнулась дверь за его уходомъ, Козырь не вытерпѣлъ и, рискуя навлечь на себя большую непріятность, поспѣшилъ удовлетворить свое любопытство. Съ этой цѣлью онъ позвонилъ къ горничной и, когда послѣдняя явилась, спросилъ со.

— Ты видѣла сейчасъ господина, который заходилъ ко мнѣ въ номеръ, спрашивалъ какого-то знакомаго, ко мнѣ не ошибкѣ онъ зашелъ. Ты его не знаешь, кто это такой?

— Какой такой господинъ? Дѣйствительно, я сейчасъ въ пятый номеръ самоваръ подавала, проходилъ какой-то. Пo-одеждѣ, видать, баринъ, а съ лица, признаться сказать, не запримѣтила. Мало ли къ намъ народу ходитъ.

— Да какой онъ изъ себя старый или молодой?—допытывался Козырь.

— Говорю вамъ, что не разглядѣла: воротникъ у пальта поднятъ былъ, только и видать, что борода черная торчитъ, большая такая борода...

Козырь не счелъ нужнымъ продолжать свои разспросы и отпустилъ горничную.

— Ну, и ловокъ же онъ однако; бороду успѣлъ нацѣпить. Вотъ, поди, и погонись за нимъ—подумалъ Семенъ про своего атамана.

Оставшись одинъ, нашъ герой прежде всего посмотрѣлъ на часы. Было десять минутъ двѣнадцатаго. Въ его распоряженіи оставалось ещё два съ лишнимъ часа. Пора было дѣйствовать. Козырь внимательно прислушался. Никакого шума изъ сосѣдняго номера не доносилось. Очевидно, хозяинъ его или спалъ, или ушелъ куда либо. Для провѣрки послѣдняго обстоятельства, Козырь вышелъ въ корри доръ и прильнулъ глазомъ къ замочной скважинѣ въ двери интересовавшаго его номера. Дверь была заперта полнимъ оборотомъ ключа, и поэтому Козырю ничего не пришлось увидать.

Съ цѣлью окончательно убѣдиться, что владѣлецъ номера находится въ отсутствіи, Козырь выбралъ одну изъ отмычекъ и осторожно вставилъ её въ отверстіе замка.

Теперь для него было ясно, что дверь на замкѣ, и, слѣдовательно, онъ можетъ хозяйничать въ чужомъ номерѣ вполнѣ безпрепятственно. Сенька не сталъ терять золотого времени. Быстро войдя въ свой номеръ и заперѣвъ за собой дверь, онъ отодвинулъ комодъ. Дверь къ сосѣду была укрѣплена двумя гвоздями, вверху и около пола. Отогнуть эти гвозди для Сеньки Козыря не составило большого труда. Держа въ лѣвой рукѣ огарокъ стеариновой свѣчки я связку отмычекъ, а въ правой тяжелый свинцовый кастетъ, Козырь проскользнулъ въ открытую дверь. Въ комнатѣ было тихо и темно. Поставивъ свою свѣчку на полъ Сенька оглядѣлся. Обстановка номера состояла изъ обычной мебели. Два-три стула, кровать, комодъ, два стола, въ углу около дверей умывальникъ.

Багажъ человѣка, живущаго въ этомъ номерѣ, былъ очень скроменъ: небольшой кожаный чемоданъ, саквояжъ изъ сѣрой парусины, ещё кое какая мелочь...

Сенька Козырь бросился прежде всего къ чемодану и, къ удивленію своему, нашелъ его не запертымъ. Правда, никакихъ цѣнныхъ вещей, никакихъ документовъ, ничего кромѣ бѣлья,—въ чемоданѣ не оказалось.

Козырь тщательно перерылъ всё содержимое чемодана, попробовалъ даже стѣнки, нѣтъ ли какихъ потайныхъ мѣстъ, гдѣ могли бы храниться бумаги. Покончивъ съ осмотромъ чемодана, Козырь перешелъ къ комоду, ящики котораго также были не заперты. Въ одномъ изъ нихъ лежалъ мѣшочекъ съ чаемъ и сахаромъ, начатая пачка спичекъ и коробка съ гильзами. Остальные ящики были пусти.

Сенька Козырь добросовѣстно выполнилъ приказаніе атамана. Онъ провозился около часа, пока не перерылъ всё въ комнатѣ. Никакихъ бумагъ, кромѣ вчерашняго номера газеты, да счета изъ ресторана, въ номерѣ не нашлось. Неудачникъ громила сердито плюнулъ и прекратилъ свои поиски.

— Кой тутъ чертъ искать, коли не положено! Бумаги, говоритъ, ищи, а какой дуракъ оставитъ ихъ въ незапертомъ чемоданѣ, ежели онѣ большую цѣнность имѣютъ... Онъ, чай, съ собой, въ бумажникѣ ихъ таскаетъ. Эхъ, чертъ! зря только время потерялъ, —сердился Козырь, приводя въ порядокъ разбросанныя вещи.

Вернувшись въ свой номеръ и скрывъ слѣди ночной экспедиціи, Козырь сталъ ожидать прихода атамана. Чтобы нечаянно не заснуть, онъ расхаживалъ но номеру и дымилъ папиросой.

Время было далеко за полночь. Всё въ номерахъ спало глубокимъ сномъ. Нагорѣвшая свѣчка бросала колеблющіяся тѣни на грязныя стѣны комнаты. Откуда-то, изъ конца коридора донеслись отрывки пьяной пѣсни и женскаго визгливаго смѣха. Должно быть, въ какомъ-нибудь номерѣ шёлъ кутежъ, что случалось здѣсь не рѣдко...

...Слышно было, какъ мимо дверей прошлепала босыми ногами горничная, очевидно подававшая пиво или водку, въ номеръ изъ котораго доносился шумъ.

— Долго нѣтъ моего атамана... Ужъ придетъ ли онъ?—подумалъ Козырь, смотря на часы.—Время не ранное, хотѣлъ въ два придти, а теперь пять минуть третьяго...

Но успѣлъ Козырь положить часы въ жилетный карманъ, какъ его вниманіе было
привлечено какимъ то лёгкимъ шорохомъ, раздавшимся за его спиной.

— Ну, какъ дѣла?—услышалъ Козырь голосъ атамана.

Послѣдній появился, какъ и всегда, совершенно неожиданно, точно изъ земли выросъ.

— Плохо, атаманъ! Всѣ углы обшарилъ —ничего по нашелъ. Никакихъ бумагъ нѣть,—отвѣтилъ Козырь

— Хорошо-ли ты смотрѣлъ?

— Какъ есть всю обыскалъ. И въ чемоданѣ, и въ комодѣ... Да и не заперто было, видно, онъ при себѣ носитъ, ежели что ость.

Съ устъ Человѣка въ маскѣ сорвалось гнѣвное проклятье. Намѣченная жертва ускользнула изъ его рукъ.

Сдѣлавъ нѣсколько шаговъ по комнатѣ, атаманъ присѣлъ къ столу и задумался, подпоровъ голову рукой. Семенъ неподвижно стоялъ, храня почтительное молчаніе.

— Ну, ладно, — выговорилъ, наконецъ. Человѣкъ въ маскѣ, поднимаясь со стула, —мы ещё посмотримъ, кто кого перехитритъ. Травленный таежный волкъ этотъ парень, а все-таки онъ не уйдетъ отъ насъ. Мы откроемъ эту тайну во чтобы то ни стало, хотя бы для этого пришлось поджаривать ему пятки.., Слушай, Козырь, у тебя есть револьверъ?

— Нѣтъ, атаманъ...

— Ты его получишь. Завтра къ тебѣ придетъ одинъ изъ твоихъ старыхъ знакомыхъ по шайкѣ „Мертвой головы“. Съ нимъ вы будете неотступно слѣдить за этимъ человѣкомъ.

Атаманъ указалъ рукою на дверь, ведущую въ сосѣдній померъ.

— Куда бы онъ не пошелъ, чтобы онъ не сталъ дѣлать,—вы должны знать. Хорошо было-бы тебѣ познакомиться съ нимъ подъ тѣмъ или другимъ предлогомъ. Легче изучить привычки.

Пароль онъ простой, любитъ выпить. — Познакомиться можно, это очень просто.

— При первомъ же удобномъ случаѣ нужно напасть на него гдѣ-нибудь въ укромномъ мѣстѣ и взять всё, что только найдется въ его карманахъ. Теперь у меня есть другой планъ... Посмотримъ, кто кого!

— Да, ужъ постараемся...

— Я ухожу. Выйди. Козырь, посмотри, нѣть-ли кого въ коридорѣ. Не слѣдитъ ли кто?

Козырь поспѣшилъ выполнить это приказаніе и когда онъ вернулся изъ коридора, —въ комнатѣ уже никого не было. Человѣкъ въ маскѣ скрылся.

Сенька—Козырь бросился къ двери въ противоположной стѣнѣ комнаты. Она была заперта.

(Продолженіе слѣдуетъ).

Не Крестовскій

ОКОНЧАНІЕ ГЛАВЫ XXXVIII.„Встрѣча старыхъ друзей“

Филька протянулъ Козырю револьверъ системы Смита-Вессона и накладную бороду подъ цвѣтъ волосъ Козыря.

— Теперича вродѣ ряженаго выйдешь. Козырь усмѣхнулся и попробовалъ породъ зеркаломъ приладить бороду.

— И то вѣрно: самъ себя не узнаешь,—пробормоталъ онъ, восхищенный тѣмъ, какъ быстро измѣнилось его лицо отъ накладной бороды.

— Теперь настоящій купецъ. Брюха только недостаетъ: но отрастилъ еще.

— Ну, те къ шуту! Спрячь ее пока. Садись, давай допивать водку.

— Графинчикъ скоро опустѣлъ, и товарищи вопросительно посмотрѣли другъ на друга.

Распорядиться, что-ли?—предложилъ Козырь.

— А не много будетъ?—высказалъ неувѣренно на предложеніе Филька.

Семену и самому хотѣлось выпить, по сознаніе, что въ данномъ дѣлѣ онъ играетъ роль руководителя, въ нѣкоторомъ родѣ начальника надъ Филькой, побѣдило соблазнъ.

— Нѣть, парень, бражничать сейчасъ пе время. Надо за дѣло приниматься. Ты вотъ что. Насупротивъ нашихъ поморовъ есть пивная,—ступай покуда туда, садись тамъ поближе къ окну и поглядывай. Какъ, значитъ, я выйду изъ номеровъ и ты выходи и держись той стороны улицы. Который человѣкъ впередъ меня выйдетъ, такъ и понимай, что это значитъ самый нашъ купецъ и есть. Я ужъ здѣсь какъ никакъ, а прослѣжу его. Какъ онъ изъ номеровъ, такъ и я за нимъ шасть. Ко мнѣ на улицѣ ты не подходи, сыздалека примѣчай. А ежели и зайдемъ куда,тоже виду не показывай, что мы другъ друга знаемъ.

— Ишь, ты какой!—восхитился Филька. Словно весь вѣкъ „легавымъ“ (сыщикомъ) былъ.

— Ну, это что! Дѣло знакомое. Я, братъ, въ Петербургѣ, когда еще по младости лѣтъ „съ верховъ шарманилъ“ (кража изъ наружныхъ кармановъ), такъ ужъ и тогда со всѣми ихними штуками знакомъ былъ. Тамъ, парень, въ Питерѣ-то по Томску чета. Что ни шагъ, то „шмель“ (полицейскій агентъ, имѣющій наблюденіе спеціально за карманными  воришками).

— Ты вотъ, что,—продолжалъ Семенъ, вдохновленный этими воспоминаніями—примѣчай за мной. Ежели я остановлюсь, подходи ко мнѣ. Проходи мимо меня, не подавая виду. Что надо, я скажу на-лету. Понялъ? Ну, сыпь теперь въ пивную.
Сообщники разстались. Оставшись одинъ, Козырь сталъ ломать голову надъ обдумываніемъ трудной задачи, какъ ему прослѣдить Безшумныхъ, оставаясь въ тоже время незамѣченнымъ.

Судьба, очевидно, благопріятствовала злодѣйскимъ замысламъ шайки. Козырь вышелъ въ коридоръ позвать горничную, чтобы распорядиться объ обѣдѣ. Въ то же самое время дверь сосѣдняго номера, въ которомъ Сенька хозяйничалъ прошлою ночью, отворилась, и въ коридорѣ показался Савелій Петровичъ Безшумныхъ. На номъ былъ бешметъ, подбитый мѣхомъ, и бобровая шапка. Онъ заперъ дверь номера и громко на весь коридоръ крикнулъ:

— Душа! Иди возьми ключъ: я сейчасъ ухожу.

Для Семена стало очевиднымъ, что человѣкъ въ бешметѣ и бобровой шапкѣ именно тотъ, котораго ему нужно. Онъ посторонился слегка, чтобы дать дорогу Безшумныхъ, впиваясь внимательнымъ взглядомъ въ фигуру послѣдняго. Ничего но подозрѣвающая жертва коварныхъ замысловъ спокойно пошла къ выходу, а Сенька поспѣшилъ одѣться. Поднявъ воротникъ пальто, захвативъ съ собой на всякій случай накладную бороду и револьверъ, Козырь вышелъ изъ помора и, крикнувъ на ходу горничной, что онъ уходитъ до вечера, пустился въ преслѣдованія своей жертвы.

День былъ ясный, морозный. Не похоже было на послѣдніе дни масленицы. Снѣгъ скрипѣлъ подъ ногами.
Безшумныхъ опередилъ своего преслѣдователя всего на нѣсколько саженъ, такъ какъ задержался въ сѣняхъ номеровъ, разсматривая афиши.

— Ну-ка, въ добрый часъ, вывози кривая!—подумалъ Козырь,—спускаясь съ крыльца. Въ то же время дверь сосѣдней пивной заскрипѣла блокомъ и вмѣстѣ съ клубами тёплаго воздуха выпустила громадную фигуру въ оленьей дохѣ. Это былъ Филька.

Травля началась.

Безшумныхъ безпечно шелъ, насвистывая какой-то веселый мотивчикъ, смотря на встрѣчавшихся ему открытымъ добродушнымъ взглядомъ. Ему, конечно, и въ голову не приходило, что здѣсь въ этомъ большомъ и незнакомомъ городѣ, гдѣ порокъ и преступленіе свили себѣ прочное гнѣздо, кто-нибудь могъ слѣдить за нимъ. Слѣдить для того, чтобы вырвать его тайну.

Онъ былъ въ самомъ хорошемъ настроеніи духа. Вчерашняя ночь, проведенная ихъ подъ гостепріимной кровлей Гудовича, отчасти за игорнымъ столомъ, отчасти въ обществѣ очаровательной панны Ядвиги, оставила самыя пріятныя воспоминанія. Компаньоны, руководясь извѣстнымъ разсчетомъ, на первый разъ пощадили его и даже дали возможность выиграть нѣсколько десятковъ рублей. Ночное посѣщеніе Козыря было обставлено такъ умѣло, что Безшумныхъ, возвратясь въ свой номеръ, не замѣтилъ ничего подозрительнаго.
Дойдя до угла переулка, выходящаго на Большую улицу, Безшумныхъ въ нерѣшительности постоялъ нѣсколько минутъ и затѣмъ повернулъ направо.

Импровизированные сыщики держались на почтительномъ разстояніи, но не выпускали его изъ вида.

(Продолженіе слѣдуетъ).

Не-Крестовскій

ГЛАВА XL. „Преслѣдованіе продолжается".

Козырь энергично выругался. Нельзя было терять ни одной минуты, поэтому онъ, не ожидая конца разыгравшейся ссоры, свернулъ съ тротуара въ сторону и быстрыми шагами бросился догонять Безшумныхъ. Филька послѣдовалъ ого примѣру. Судьба и на этотъ разъ покровительствовала нашимъ героямъ. На мосту черезъ Ушайку Безшумныхъ перешелъ на другую сторону и повернулъ къ цирку.

Около деревяннаго зданія цирка стояла густая толпа. Былъ антрактъ дневного представленія, и невзыскательная публика амфитеатра и галлереи угощала себя сбитнемъ, орѣхами и даже водочкой, предупредительно запасенной ловкимъ парнемъ, торговавшимъ копченой рыбой.

Среди густой разнохарактерной толпы, двигавшейся около цирка, было довольно трудно услѣдить, куда направится Безшумныхъ, но Козырь тѣмъ не менѣе блестящимъ образомъ выполнилъ это.

Замѣтивъ еще издали, что Савелій Петровичъ переходитъ улицу по направленію къ цирку, Козырь не замедлилъ сдѣлать тоже самое и остановился около лѣствицы, ступеньки которой вели отъ тротуара къ дверямъ цирка.

Безшумныхъ прошелъ мимо него, скользнулъ равнодушнымъ взглядомъ по незнакомой фигурѣ и направился прямо въ циркъ. Около кассы была давка въ полномъ смыслѣ этого слова. Сегодня вечеромъ имѣлъ быть послѣдній „субботникъ"—блестящее галло— представленіе изъ лучшихъ № циркового репертуара, какъ это обѣщалось на громадныхъ афишахъ, расклеенныхъ по городу, и кромѣ того, должна была состояться рѣшительная борьба между двумя атлетами, любимцами публики.

Томичи, вообще падкіе на зрѣлища подобнаго рода, положительно штурмовали кассу, тѣмъ болѣе, что сегодня былъ послѣдній день масленичныхъ развлеченій.

И жертвѣ и преслѣдователю пришлось порядочно поработать локтями, прежде чѣмъ попасть къ окошечку кассы.

— Позвольте мнѣ билетъ на сегодняшнее представленіе, которое вечеромъ будетъ —услышалъ Козырь переговоръ Савелія Петровича съ кассиршей.

— Вамъ въ какую цѣну? Дешевле двухъ рублей не будетъ...

— Всё равно. Давайте въ два рубля.

Получивъ билетъ и расплатившись, Безшумныхъ отошелъ отъ кассы, гдѣ его мѣсто занялъ Козырь.

Послѣдній также потребовалъ билеты для себя и для Фильки.

— Сейчасъ послѣдній двухрублевый билетъ проданъ. Остались только кресла въ три рубля.
Можетъ быть, вы возьмете ложу? Тоже шесть рублей и гораздо удобнѣе,— предложила кассирша.

— И то вѣрно,—подумалъ Козырь,— изъ ложи-то намъ лучше за нимъ слѣдить будетъ... Получите шесть рублей!

Запасшись билетомъ, Семенъ отправился разыскивать въ толпѣ Фильку. Слѣдить дальше за Безшумныхъ ему не было надобности: все равно вечеромъ въ циркѣ они встрѣтятся. Остановившись на этомъ соображеніи, Козырь не искалъ болѣе глазами высокую фигуру Безшумныхъ, а приглядывался къ толпѣ, не мелькнетъ-ли гдѣ оленья доха товарища.

Филька, стоявшій около дверей, первый замѣтилъ Козыря и вполголоса окликнулъ его:

— Куда прешь? Я здѣсь...

— Ладно, идемъ на улицу, билетъ я купилъ,—многозначительно посмотрѣлъ Козырь на своего сообщника.

Они направились къ выходу.

— А тотъ гдѣ?—поинтересовался Филька, слѣдуя за товарищемъ.

— Послѣ поговоримъ, шагай за мной,— односложно отвѣтилъ Козырь. Разговаривать въ толпѣ о своемъ дѣлѣ онъ не счелъ удобнымъ и поэтому повелъ Фильку въ пивную, помѣщавшуюся въ угловомъ домѣ на Обрубѣ. Здѣсь наши пріятели заняли укромный уголокъ въ задней комнатѣ пивной и спросили пива.

— Ну, вотъ теперь можно и поговорить, —началъ Семенъ, наполняя стаканъ.—Видишь какая штука, онъ сегодня вечеромъ будетъ въ циркѣ. Я тоже билетъ взялъ. Изъ цирка когда пойдетъ, тутъ мы его и сцапаемъ!
— А, може, онъ на извозчикѣ поѣдетъ, тогда какъ?—высказалъ Филька предположеніе, которое показалось Козырю основательнымъ.

— Правда, чортъ побери! Я это упустилъ было изъ виду.Ежели намъ тоже извозчика брать —неудобно. Хлопотъ много будетъ: вѣдь, и извозчиковъ придется, какъ ни какъ въ снѣгъ сковырнуть... Вотъ если бы лошадь у насъ своя была, тогда другое дѣло. За милую душу обтяпали-бы!

Филька самодовольно прищурилъ свой единственный глазъ.

— За этимъ дѣло не станетъ. Козырь вопросительно посмотрѣлъ на него.

— Чего ты говоришь?

— Лошадь найдемъ... Атаманъ на всякой случай упредилъ меня. Знаемъ, гдѣ взять.

— Съ упряжью?

— Знамо не такъ. Въ выѣздныхъ санкахъ, все честь честью! И армякъ кучерской имѣется.

— Ну, коли такъ, значитъ и толковать нечего. Подъѣзжай часамъ къ одиннадцати къ цирку. Становись въ очередь, будто барина дожидаешься. А я за нимъ слѣдить буду и, какъ выйдетъ онъ, крикну тебя.

— Ладно, подъѣду. Какъ кричать будешь?

— Филиппа гаркну, чего тутъ долго думать!

— Ходитъ товарищъ!—протянулъ свою лапу Филька.—Ну, я значитъ сейчасъ къ себѣ посыплю. Нащетъ коняки-то оборудую дѣло.

— Постой,—остановилъ его Козырь,— столковаться надо. Ежели онъ пѣшкомъ пойдетъ, поѣзжай потихоньку, а я тоже за нимъ зашагаю. Ежели извозчика возьметъ, накроемъ въ темномъ переулкѣ. Станови коня поперекъ улицы, извозчику хорошаго тумака по башкѣ, а послѣ того и за сѣдока возьмемся!

— Онъ, кажись, здоровый чортъ, сразу го пожалуй, не осилишь.

— Я за извозчика схвачусь, а ты его глуши,—рѣшилъ Козырь, сознавая, что Филька гораздо успѣшнѣе выполнитъ это, чѣмъ онъ самъ.

— Только бы лошадь не понесла! Въ такомъ разѣ первымъ дѣломъ супонь перерѣзать...

— Ну, въ первой что-ли!

Сообщники разстались до вечерѣ, Филька отправился хлопотать относительно лошади, а Козырь провелъ остатокъ дня за пивными бутылками; Ровно въ восемь часовъ вечера онъ расплатился и пошелъ въ циркъ. Прежде чѣмъ занять свое мѣсто, Козырь завернулъ въ уборную и, нацѣпивъ бороду, вышелъ оттуда совершенно неузнаваемымъ. Въ буфетѣ уже толпилось много народа, хотя до начала представленія было еще минутъ пятнадцать. Изъ открытыхъ дверей, ведущихъ въ амфитеатръ и партеръ, вырывались бравурные звуки марша.

Козырь остановился у входа, намѣреваясь прослѣдить появленіе Безшумныхъ. Публика валила въ циркъ. Козыря поминутно толкали.

(Продолженіе слѣдуетъ).

Не-Крестовскій.

ГЛАВА XLI „Въ циркѣ Стрепетова“,

— Эхъ, хороша бы работа была карманщикамъ!—мелькнула у Козыря мысль, при видѣ давки и толкотни въ дверяхъ цирка,—Поживились-бы ребята! Да, чай, и такъ есть „блатная" публика... Чистятъ, поди, карманы —со стороны то не замѣтить.

Мимо Козыря прошелъ, слегка задѣвъ его плечомъ, дежурный околоточный надзиратель, видимо опытный полицейскій служака, со строгимъ проницательнымъ взглядомъ, съ бравой военной выправкой. Козырь моментально посторонился и инстинктивно, подчиняясь силѣ привычки, ощупалъ въ карманѣ револьверъ. Въ его душѣ проснулось профессіональное чувство осторожности и недовѣрія, боязни за свою свободу. Полицейскій прошелъ въ циркъ, и Семенъ невольно усмѣхнулся своему движенію.

— Эка, братецъ-ты мой, привычка-то что значитъ!—подумалъ онъ, вновь занимая свой наблюдательный постъ,—только завидишь свѣтлыя пуговицы, сейчасъ-же душа въ пятки просится. Всё такъ вотъ и кажется, что сгрѣетъ онъ тебя, раба божьяго, за машинку, только ты въ чистой водѣ и плавалъ!

Тьфу! Дурость, одно слово...

Публика продолжала наполнять цирковое фойе. Гулъ перекрестнаго разговора, пьяныхъ возгласовъ, хлопанье наружныхъ дверей,— весь этотъ шумъ и гамъ заглушался раскатами духового оркестра. Въ фойе было страшно накурено и нѣсколько жарко, несмотря на то, что наружныя двери, поминутно впускавшія все новыхъ и новыхъ посѣтителѣ давали свободный доступъ уличному холоду.

Стоя около дверей, плотно прижавшись къ стѣнѣ, Козырь пропустилъ мимо себя не одну сотню зрителей разнаго пола, возраста и сословія. Если бы нашему герою пришла охота прислушиваться ко всѣмъ отрывкамъ рѣчей, къ отдѣльнымъ возгласамъ, проходящей публики, то чего то-бы онъ не наслушался.

Начиная съ трогательнаго напоминанія „не оступиться и но зашибить ножку", сдѣланнаго какимъ-то мелкимъ приказчикомъ своей подругѣ миловидной модисточкѣ, и кончая выразительнымъ обѣщаніемъ „вышибить дно", исходящимъ изъ устъ рыжаго дѣтины по адресу другого парня. Но Козырю некогда было тратить время на эти сцены: онъ напрягъ все свое вниманіе, боясь пропустить незамѣченнымъ Савелія Петровича.

Наконецъ, продребезжалъ третій звонокъ, возвѣстившій начало представленія. Двери были закрыты. Оставаться далѣе въ фойе цирка, не рискуя привлечь чьего либо вниманія, было нельзя. Поэтому Козырь рѣшилъ отправиться въ циркъ, внутреннѣ безпокоясь за успѣхъ своего предпріятія — А вдругъ да онъ раздумалъ въ циркъ идти. Можетъ, какое дѣло задержало. Пожалуй, и такъ можетъ выйти, что сегодня же онъ въ ночь уѣдетъ изъ городу. Вотъ тогда фунтъ будетъ!—терзался Козырь мрачными продположеніями.
Онъ плохо понималъ, что происходитъ на аренѣ: мысли его были заняты другимъ. Боязнь осрамиться передъ атаманомъ своей неудачей мучила нашего героя. Къ этому ещё примѣшивалось тревожное сознаніе личной отвѣтственности передъ главаремъ шайки, съ которымъ, какъ это зналъ Сомовъ, шутки были плохи. Въ антрактѣ, послѣ перваго отдѣленія, Козырь пошелъ въ буфетъ и съ горя хватилъ одну за другой три большія рюмки водки. Стало, какъ будто, повеселѣе.

— Авось, кривая вывезетъ,—успокаивалъ себя онъ,— можетъ, на другой разъ удастся. Такъ или иначе, Козырь, прежде чѣмъ окончательно уйти изъ цирка, рѣшилъ еще разъ пройтись по фойе, поискать среди публики свою жертву. Не сдѣлалъ онъ и двухъ шаговъ, какъ надъ ого ухомъ раздался чей-то голосъ, до странности напоминавшій голосъ атамана; кто-то односложно произнесъ:

— Онъ здѣсь!

Козырь быстро посмотрѣлъ вокругъ себя, надѣясь замѣтить кто это говорилъ, но вокругъ была такая давка, что опредѣлить человѣка, сказавшаго вышеприведенную фразу, но было никакой возможности. Относилась-ли эта фраза къ Семену, или-же тутъ произошла простая случайность,— послѣдній не могъ сказать положительно. Тѣмъ не менѣе онъ, подчиняясь какому то смутному продчувствію, вновь пошелъ въ циркъ и къ великой своей радости увидѣлъ, наконецъ, среди публики, толпившейся въ проходѣ, крупную характерную фигуру Безшумныхъ.

— Ну, теперь ты, голубчикъ, отъ меня не уйдешь,—пробормоталъ Козырь, наблюдая, куда сядетъ Савелій Петровичъ.

— Теперь бы только Филька не сплоховалъ съ своей лошадью, а ужъ я маху не дамъ.

Музыка заиграла грустный меланхолическій вальсъ.

      Съ рѣзкимъ шипѣніемъ вспыхнули два блѣдноматовые фонаря подъ потолкомъ цирка. Глухо волновались черные ряды амфитеатра и галлереи. Въ этотъ вечеръ былъ полный сборъ: яблоку, что называется, упасть некуда. И никому, конечно, изъ сидящей здѣсь тысячной толпы и въ голову не приходило, что здѣсь-же, отдѣленные другъ отъ друга тонкимъ досчатымъ барьеромъ, сидятъ два человѣка, изъ которыхъ одинъ не увидитъ завтрашняго утра.

Кровавое злодѣяніе, обдуманное въ головѣ безшабашныхъ громилъ, можетъ быть совершено безъ всякихъ задержекъ.

Бѣдняга—извозчикъ, которому судьба предназначитъ везти Савелія Петровича изъ цирка, мерзнетъ на улицѣ въ ожиданіи сѣдока, не подозрѣвая, что можетъ съ нимъ быть сегодня ночью.

Самъ же Савелій Петровичъ весело аплодируетъ шуткамъ клоуновъ, восхищается опасными сальто-мортале акробатовъ, со всей экспансивностью, свойственной его натурѣ. Неожиданная смерть отъ рукъ наемныхъ убійцъ щадитъ свою жертву, не тревожитъ ее смутными предчувствіями...

Въ концѣ второго отдѣленія, служащіе цирка выкатили на телѣжкѣ громадный суконный коверъ и быстрыми, ловкими движеніями разослали его во всю ширину арены.

— Сейчасъ будетъ борьба,—сказалъ кто-то позади Безшумныхъ. Оркестръ заигралъ маршъ. Одинъ за однимъ выходили на арену цирковые атлеты. Ихъ было человѣкъ десять. Крѣпкія мускулистыя тѣла, затянутыя въ трико, глубоко вдавленныя въ, плечи головы съ низкимъ лбами и тупыми взглядами, какая то особенная походка—тяжелая и вмѣстѣ съ тѣмъ напряженная, точно стерегущая врага, —производили впечатлѣніе чего-то грубаго, звѣринаго...

Безшумныхъ въ первый разъ, еще видѣлъ профессіональныхъ борцовъ, поэтому онъ съ особеннымъ любопытствомъ приглядывался къ нимъ.

Послѣ обычныхъ церемоній, предшествовавшихъ началу борьбы, на аренѣ остались два борца, соперники, оспаривающіе первый призъ чемпіоната. Они стояли другъ передъ другомъ, готовые ринуться одинъ на другого при первомъ сигналѣ со стороны судей.

Противники представляли собою рѣзкій контрастъ. Одинъ изъ нихъ—былъ высокій широкоплечій шатенъ, съ розовымъ упитаннымъ лицомъ, другой—былъ юркій подвижной блондинчикъ, съ лихо закрученными усиками, на цѣлую голову ниже своего соперника. На сторонѣ шатена была грубая физическая сила. За блондиномъ было преимущество ловкости и умѣнія. Одинъ могъ надѣяться на желѣзные тиски своихъ длинныхъ мускулистыхъ рукъ. Другой разсчитывалъ на свое знаніе самыхъ тонкихъ пріемовъ борьбы, на свою кошачью изворотливость.

...Въ партерѣ и въ ложахъ, повсюду въ циркѣ, шли горячіе дебаты о вѣроятномъ исходѣ борьбы, завязывались пари. Наконецъ, судьи подали сигналъ и борцы, обмѣнявшись быстрымъ рукопожатіемъ, перемѣнили мѣста, готовясь къ нападенію. Публика напряженно ждала этого момента.

(Продолженіе слѣдуетъ).

Не-Крестовскій.